«Мегрельское дело» — последний бой товарища Сталина

Владимир СОЛОВЕЙЧИК.

Шесть десятилетий тому назад, 5 марта 1953 года, ушёл из жизни секретарь ЦК КПСС и Председатель Совета Министров СССР Иосиф Сталин. Годовщина его смерти была довольно широко отмечена и политическими деятелями, и в средствах массовой информации, и публичными мероприятиями. Споры о деятельности Сталина и итогах тридцатилетнего руководства им нашей страной не только не утихают, но и всё более и более обостряются, что свидетельствует об одном: сталинский период в истории СССР по-прежнему вызывает огромный интерес в обществе, интерес не только абстрактно-познавательный, но и во многом прикладной, идейно-политический. В этой связи стоит обратиться к урокам «мегрельского дела» — последней из числа инициированных Сталиным массово-политических кампаний, не доведённой им по объективным обстоятельствам да конца. Именно с пересмотра хода «мегрельского дела» в том же самом марте 1953 года начался процесс переоценки сталинского политического курса, нашедший своё продолжение в событиях, связанных с XX и XXII съездами КПСС.

«Мегрельское дело» интересно, на наш взгляд, ещё и тем, что в нём в наиболее явном и концентрированном виде сплелись национальные проблемы СССР, до сих пор отдающиеся выстрелами и кровью по обе стороны отрогов Кавказского хребта, клановость и коррумпированность местного и центрального руководства и неудавшаяся, в итоге, попытка преодолеть, изжить эти явления, и даже вопрос о негодных методах, деформирующих в результате благую, на первый взгляд, цель до её прямой противоположности.

Конец лета и осень 1951 года Председатель Совета Министров СССР и ведущий секретарь ЦК большевистской партии (КПСС она стала называться год спустя) Иосиф Сталин проводил на юге. В ходе последнего в своей жизни отпуска в Цхалтубо он принял министра государственной безопасности (МГБ) Грузинской ССР Николая Рухадзе. 27 сентября 1951 года вождь и министр говорили о меньшевистской грузинской эмиграции (стоит заметить, что деятельность закордонных остатков когда-то, во времена молодости Сталина, влиятельной в русском и особенно грузинском рабочем движении меньшевистской фракции РСДРП живо интересовала советского лидера до самого последнего дня, чему есть немало свидетельств). Попутно Рухадзе поднял и тему взяточничества в Грузии, о чём говорит и запись в рабочем сталинском блокноте: «Беседа с Рухадзе: нужен специальный орган в МГБ по поимке воров и взяточников из ответственных (верховных и средних) работников» (1).

Стоит отметить, что проблемы борьбы с «разложившимися людьми — пьяницами и ворами, обкрадывающими партию и государство» и при этом пытающимися в своих групповых, корыстных интересах «взорвать партию изнутри и узурпировать партийную власть» (эта фраза относилась к Алексею Кузнецову и его приспешникам из числа бывших ленинградских руководителей, репрессированных ещё за два года до разговора с Рухадзе), были в центре внимания Сталина практически весь послевоенный период (2). «Дело авиаторов», «дело ЕАК», «Ленинградское дело», «дело Московского автозавода им. Лихачёва», «дело о подпольной синагоге» в Новокузнецке, «дела» региональных и местных руководителей в Ульяновске, Биробиджане, Азербайджанской ССР, иных местах — почти все эти репрессивные кампании, помимо во многом надуманных, далёких от действительности политических обвинений, имели под собой и вполне обоснованную антикоррупционную основу. У министра Рухадзе были свои мотивы. «Зачищая» аппарат грузинского МГБ от, как было сказано в постановлении политбюро ЦК ВКП(б) от 9 ноября 1951 года, «негодных мингрельцев из района, откуда происходит» предшественник Рухадзе на министерском посту Авксентий Рапава, он нарвался на конфликт с их покровителями в лице второго секретаря ЦК КП(б) Грузии Михаила Барамия и самого Лаврентия Берия, на тот момент члена политбюро ЦК ВКП(б) и заместителя Сталина в союзном правительстве.

Судя по тексту постановления, его записали под диктовку Сталина, однако суть дела оно отразило образно и лаконично: «“Шеф” мингрельцев т. Барамия решил, что допущена “несправедливость” в отношении мингрельцев. Его, оказывается, не интересует, правильно ли вычищены из аппарата госбезопасности Грузии не мингрельцы, скажем, а карталинские работники, кахетские, имеретинские, гурийские, рачинские и т. п., — до этого ему, оказывается, нет дела. Его заинтересовало только одно: почему вычищены мингрельцы Малания и другие. И он затеял борьбу за восстановление мингрельцев в аппарате госбезопасности. Правда, ЦК КП(б) Грузии отклонил его протест. Но т. Барамия не был бы Барамия, если бы он удовлетворился решением ЦК. Он поскакал в Москву, козырял там перед московскими работниками именем  ЦК КП(б) Грузии, злоупотреблял доверием московских работников к ЦК КП(б) Грузии и добился-таки того, что восстановил в аппарате госбезопасности Грузии явно негодных работников» (3). После этого между Барамия и другими руководителями и министром Рухадзе началась форменная война: «члены группы Барамия требовали снятия т. Рухадзе с поста министра… и обвиняли его во всякого рода уголовных делах» (4). Заметим, с полным на то основанием, что и подтвердили следствие и суд по делу Рухадзе, состоявшийся в Тбилиси в 1955 году, уже после смерти Сталина и казни Берия. Понимая свою крайнюю уязвимость, Николай Рухадзе решил заручиться поддержкой Сталина — и не прогадал.

Как уже было сказано, 9 ноября 1951 года было принято постановление  «О взяточничестве в Грузии и об антипартийной группе т. Барамия». «Ближайшее знакомство с делом, — отмечалось в постановлении ПБ, принятом 9 ноября, — показало, что взяточничество в Грузии развито и, несмотря на некоторые меры борьбы, предпринимаемые ЦК КП(б) Грузии, взяточничество не убывает. При этом выяснилось, что борьба ЦК КП(б) Грузии со взяточничеством не даёт должного эффекта потому, что внутри ЦК Компартии Грузии, так же, как внутри аппарата ЦК и правительства, имеется группа лиц, которая покровительствует взяточникам и старается выручать их всяческими средствами. Факты говорят, что во главе этой группы стоит второй секретарь ЦК Компартии Грузии т. Барамия. Эта группа состоит из мингрельских националистов. В её состав входят, кроме Барамия, министр юстиции Рапава, прокурор Грузии т. Шония, заведующий административным отделом ЦК Компартии Грузии т. Кучава, заведующий Отделом партийных кадров т. Чичинадзе и многие другие. Она ставит своей целью, прежде всего, помощь нарушителям закона из числа мингрельцев, она покровительствует преступникам из мингрельцев, она учит их обойти законы и принимает все меры, вплоть до обмана представителей центральной власти, к тому, чтобы вызволить “своих людей”… Мингрельская националистическая группа т. Барамия не ограничивается, однако, целью покровительства взяточникам из мингрельцев. Она преследует ещё другую цель — захватить в свои руки важнейшие посты в партийном и государственном аппарате Грузии и выдвинуть на них мингрельцев, при этом они руководствуются не деловыми соображениями, а исключительно соображениями принадлежности мингрельцам»…

Далее в постановлении содержалось указание на угрозу, исходящую со стороны любой политической национальной группировки: «Несомненно, что если антипартийный принцип мингрельского шефства, практикуемый т. Барамия, не получит должного отпора, то появятся новые “шефы” из других провинций Грузии: из Карталании, из Кахетии, из Имеретии, из Гурии, из Рачи, которые тоже захотят шефствовать над “своими” провинциями и покровительствовать там проштрафившимся элементам, чтобы укрепить этим свой авторитет в “массах”. И если это случится, Компартия Грузии распадётся на ряд провинциальных княжеств, обладающих “реальной” властью, а от ЦК КП(б) Грузии и её руководства останется лишь пустое место». В постановлении было упомянуто и о том, что «шпионско-разведывательная организация Грузии состоит исключительно из мингрельцев». Со своих постов были сняты Барамия, Рапава, Шония, Кучава (через месяц, правда, его восстановили в партии и должности), Чичинадзе. Помимо этого, ЦК Компартии Грузии предложили «осудить антипартийную и антигосударственную деятельность т. Барамия и его националистической группы», «развернуть длительную агитационно-пропагандистскую работу против взяточничества и за укрепление советской законности» (5).

Вслед за постановлением последовали аресты и следственные действия, к которым подключили и сотрудников центрального аппарата МГБ СССР, специально откомандированных из Москвы (6). Дознание велось в свойственной как бериевцам, так и их конкурентам наподобие Рухадзе и его покровителей с Лубянки в лице Игнатьева, Рюмина, Цепкова, манере: «к арестованным применялись разные средства принуждения к даче ложных показаний и подписанию заранее сфабрикованных следствием протоколов “допроса”, вплоть до мер прямого физического воздействия: месяцами держали в холодном или горячем карцере, били палками, надевали наручники на вывернутые за спину руки, подвергали длительному лишению сна, держали арестованных в полуголодном состоянии, не оказывали в необходимых случаях элементарной медицинской помощи» (7).

Собранные таким образом признательные показания поступали на самый верх и вызвали новое постановление Политбюро ЦК ВКП(б). «27 марта (1952 года — Прим. авт.) по инициативе Матвея Шкирятова, возглавлявшего Комиссию партийного контроля при ЦК ВКП(б), и Николая Пегова, нового заведующего Отдела партийных, профсоюзных и комсомольских органов ЦК ВКП(б), политбюро рассмотрело и утвердило постановление «Положение дел в Компартии Грузии». В нём указывалось: «Дело с исправлением ошибок и недостатков в работе ЦК КП(б) Грузии идёт медленно, со скрипом, неудовлетворительно, и в партийных организациях и среди беспартийных людей Грузии имеет место недовольство медлительностью в действиях ЦК КП(б) Грузии по борьбе за ликвидацию последствий вражеской деятельности группы Барамии… В ходе следствия выяснилось, что… группа… намеревалась захватить власть в Компартии Грузии и подготовить ликвидацию Советской власти в Грузии». Тем же постановлением от 27 марта Кандид Чарквиани, первый секретарь ЦК КП(б) Грузии был снят, а на его место рекомендован Алексей Мгеладзе, первый секретарь Кутаисского обкома. Формальную смену руководства предлагалось провести в апреле на пленуме ЦК, на который представителем Политбюро направлялся Берия. Именно ему предстояло заклеймить как врага того самого Чарквиани, который работал третьим секретарём тогда, когда республиканскую парторганизацию возглавлял Лаврентий Павлович, и им же был рекомендован на пост первого секретаря в конце августа 1938 года» (8).

Ослушаться Сталина Берия не посмел. Тем более, что и сам оказался на «крючке» у следственных органов. Помимо Барамия, Рапава, Шария, Каранадзе, Зоделава, Шония и других грузинских руководителей в ходе «мегрельского дела» была арестована и 36-летняя майор госбезопасности Вардо Максимелишвили, бывшая ещё в 1938 году секретарём приёмной Берии в Тбилиси, а затем последовавшая за покровителем в столицу и получившая ответственные должности в секретариате НКВД Союза ССР, впоследствии в Первом главном управлении МГБ СССР. Был арестован и её муж, также ответственный работник МГБ СССР Давид Матарадзе, и ещё один бывший секретарь Берии, на момент ареста – сотрудник МИД СССР Илья Тавадзе. Как сообщил на своём допросе 16 июля 1953 года взятый уже к тому времени под стражу Лаврентий Павлович, «с Вардо Максимелишвили я сожительствовал ещё до её замужества, имел от неё ребенка, который был сдан в детский дом, но после её замужества я с ней связь прервал» (9). Скорее всего, следователи всерьёз намеревались выйти на «большого мегрела», опираясь на показания Максимелишвили, Матарадзе, Тавадзе и членов группы Барамии. Но умер Сталин. 13 марта 1953 года Берия, возглавивший объединённое министерство внутренних дел СССР, куда вошли и структуры упразднённого МГБ, распорядился создать специальные группы по пересмотру следственных дел, оставшихся от прежнего руководства МГБ, в т. ч. и «мегрельского».

Пересмотр «мегрельского дела» Берия использовал не только для освобождения лично преданных ему кадров, их возвращения на руководящие посты и взятия вновь под свой личный контроль органов власти и управления Грузинской ССР, но и для прямой атаки на Сталина. «Спрашивая Барамию, что побудило его признаться в наличии группы мегрельских националистов, и на ответ последнего, что следователи его нещадно били и требовали признаний, ссылаясь на решение ЦК Партии о принадлежности его к этой группе, Берия заявил ему: “Это не решение ЦК, ЦК об этом не знал. Это персональное решение Сталина”.  Перед освобождением из-под стражи Рапава Берия прямо заявил, что он был арестован Сталиным» (10). По словам Берии, «Сталин систематически звонил в Тбилиси и требовал отчёта о ходе следствия, активизации следственных мероприятий и предоставлении протоколов ему… Сталин, будучи неудовлетворён результатами следствия, требовал применения к арестованным физических мер воздействия, с целью добиться их признания в шпионско-подрывной работе» (11). 10 апреля 1953 года президиум ЦК КПСС по предложению Берии признал, что «никакой мингрельской националистической группы не было и нет, что вся эта нелепая версия о мингрельско-националистической группе в Грузии является провокационным вымыслом». Постановления политбюро ЦК ВКП(б) от 9 ноября 1951 года и 27 марта 1952 года были фактически отменены, хотя само слово «отменить» в решении президиума ЦК отсутствовало, а все арестованные по этому делу в количестве 37 человек были «из-под стражи освобождены с полной реабилитацией, а дело на них производством» было решено прекратить (12). Многие из освобождённых несколько месяцев спустя всё-таки вновь оказались за решёткой по «делу Берия» и кое-кто из них, тот же Рапава, понёс заслуженную кару, но это – уже другая история.

Какой же вывод стоит сделать из всего, описанного выше? Стараниями Берия и его подручных в 30-50-е годы прошлого века на территории Грузинской ССР была создана система управления,  отрицательные черты которой к концу «периода застоя» стали повсеместными в СССР. Практика тотального забвения интересов трудящихся, коррупция, сращивание управленческой верхушки, руководства местных органов госбезопасности, административно-хозяйственного аппарата с «теневыми дельцами», криминальными авторитетами, клановость при подборе и расстановке руководящих кадров, циничное и беззастенчивое презрение по отношению к нормам большевистской морали и нравственности, слегка прикрытое флёром лицемерной словесной «партийности», расправа со всеми неугодными — таков был фирменный стиль руководства «батоно Лаврентия» и тех, на кого он «оставил республику» после своего переезда на работу в Москву. Свою долю вины, причем немалую, за проявления «бериевщины» несёт, разумеется, и Сталин, без молчаливого согласия которого с такого рода стилем руководства и «кураторства» со стороны Берии, подобная система не просуществовала бы и одного дня. Справедливости ради следует отметить, что именно Сталин первым спохватился и начал бить тревогу по поводу  безобразий в общественной и экономической жизни Грузии. Но методами, предложенными Сталиным и предполагавшими, в частности, приравнивание банальных жуликов и казнокрадов к «шпионам и заговорщикам», грубейшие нарушения революционной законности в борьбе с ними, исключавшими подключение к изживанию этих позорных явлений широких масс трудящихся, эффективный общественный контроль за органами власти и управления, негативные тенденции преодолены быть не могли в принципе.

Список использованной литературы:

1. Петров Н. В. Первый председатель КГБ Иван Серов. М.: Материк, 2005. С. 112;
2. Судьбы людей. «Ленинградское дело», СПб: Норма, 2009. С.60;
3. Лубянка. Сталин и МГБ СССР:  март 1946 — март 1953. М.: МФД, Материк, 2007. С. 370;
4. Там же. С. 449;
5. Жуков Ю. Н. Сталин: тайны власти. М.: Вагриус, 2008. С. 565-567;
6. Лаврентий Берия. 1953. М.: МФД, 1999. С.34;
7. Там же. С.30;
8. Жуков Ю. Н. Указ. Соч. С. 571 — 572;
9. Дело Берия. Приговор обжалованию не подлежит. М.: МФД, 2012. С.106;
10. Там же. С. 225;
11. Лаврентий Берия. 1953. С. 33;
12. Там же. С. 38-39.

Примечание редакции. Мегрелия, историческая область в Западной Грузии, населённая мегрелами — этнической группой грузинского народа. Включает территорию от реки Цхенисцкали до реки Энгури (Ингури). Мегрелы говорят на мегрельском языке, который существенно отличается от грузинского (карвельского) языка, но оба языка относятся к одной и  той же лингвистической группе. Самоназвание этноса – margal (маргаль), по-грузински – мегрели (отсюда – современное русское название «мегрел»), распространено также русское название этноса – мингрелы. В настоящее время чаще употребляется названия «мегрел», «Мегрелия». Типичные мегрельские фамилии заканчиваются на -иа (по-русски часто передаётся как -ия: Жвания/Жваниа), -аиа (передаётся как -ая: Шенгелая), -ава (Элиава), -уа (Чкадуа). Фамилии мегрельского происхождения распространены среди абхазов. По правилам русского языка мужские мегрельские фамилии должны склоняться: «Мы пошли к Барамии», «Вслед за Джергенией». Однако часто мегрельские фамилии в русских текстах, вопреки правилам, не склоняют.