В основе политики и политической науки лежит глобальное противоречие — между универсальными принципами, правами и их практическим обеспечением в конкретных сообществах, с помощью определённых средств и определённых ресурсов. Часто это противоречие проявляется в парламентских дискуссиях между консервативными, но ответственными за те или иные сообщества националистами и прогрессивными, освободительными, но мало связанными с конкретными сообществами сторонниками реформ, либеральных или социалистических. Это противоречие обычно и становится двигателем работающей политической системы. Но так как сама по себе эта антимония не только необходима, но и непреодолима, разрешение возникающих противоречий лежит на уровне практических мер, которые часто представляют собой не просто компромисс, а принципиально новые ходы, не имеющие ничего общего ни с консервативной, ни с прогрессивной риторикой. Однако для того, чтобы найти такие принципиально новые ходы, каждая из политических сил должна быть политически ответственной, то есть представлять, с помощью каких социальных механизмов те или иные меры реализуются в социальных практиках.
Мужское о женском
Похожее противоречие проявилось недавно и на «Новом смысле» в несостоявшейся дискуссии между сторонниками и противниками абортов. Но, к сожалению, потенциально плодотворный спор так и не состоялся, причём не только из-за неготовности авторов к принятию мнений оппонентов. Ни одна из сторон не показала себя политически ответственной: оппоненты предпочли категорично утверждать свою систему ценностей, воздержавшись от знакомства с социальными практиками в этом насущном вопросе. В результате, появились несколько типичных «мужских» статей о «женских вопросах», просто квинтэссенция моральности и принципиальности без знания практических проблем.
Так, категоричное утверждение права женщины на аборт вызывает вполне справедливое возмущение многих людей. Человеческое тело недопустимо рассматривать как механизм потребления, в котором можно механически «подправить» любую биологическую функцию. Игнорирование вопроса о статусе эмбриона и границах, отделяющих тело матери и ребенка, придаёт безоговорочной борьбе за это «право» моральную двусмысленность. Тем более что безответственные школьницы, активно и часто пользующиеся этим «правом», мало похожи на субъектов освободительного движения. В этом смысле замечание о том, что левые и буржуазные принципы иногда смыкаются, вполне справедливо. Как ни печально, тут оказывается прав Жорж Сорель, обвинявший «левых» в популизме и игре на низменных чувствах.
Однако ещё большим популизмом отдаёт и осуждение абортов, например, в довольно слабой статье Андрея Кузьмина. С мистическим пафосом единства тела, личности и общества, который больше пошёл бы средневековому приходскому священнику, автор статьи утверждает материнство как священный долг женщины. Этот долг утверждается так принципиально и бескомпромиссно, что за скобками остаётся вопрос о том, как может долг оставаться священным, если автор к нему, по сути, принуждает. На это можно возразить, что принуждением был бы полный запрет абортов, но не «обозначение этого явления как плохого, вредного, опасного» с помощью корявого законопроекта. Но и тут в деталях сидит дьявол, который мостит дорогу благих пожеланий прямиком в фашизм.
Детали власти
Мало найдётся более смешных вещей, чем рассуждения благонамеренных мужчин-теоретиков о женщинах. Мужчинам аборт не грозит даже теоретически, поэтому на этом чистом листе можно смело строить морально-политические конструкции. Как чаще всего и бывает, «исследования, проведённые в нашей и в других странах, показали, что наиболее жёсткими противниками права женщины на аборт являются люди, у которых нет риска аборта, то есть в первую очередь мужчины, во вторую — женщины старше 50 лет. Иначе говоря, это люди, кому беременность не грозит». Тем более, они не попадут в положение женщины, которая пытается достичь чего-то, но слышит что-то вроде: «Ничего, сделают тебе ребёнка – забудешь свою блажь». А даже если нечаянно услышат, никогда не подумают, что это действительно серьёзная угроза остановки развития личности женщины, что это сильный аргумент мужской власти.
С помощью или без помощи, воспитание ребёнка отнимает всё время и загоняет в бесконечный круг рутины. Какое право те, кто никогда это не прочувствует, имеют право принуждать к нему, даже исключительно «моральными» аргументами?
В этом свете особенно наивным выглядит аргумент «дитя – плод двоих». Двоих кого? Уважаемые благопристойные авторы, конечно, имели и виду мужа и жену, состоящих в законном браке. Не хотелось бы их огорчать, но дитя может быть плодом насильника и жертвы, плодом инцеста или просто плодом малолетних подростков, которые ничего такого не хотели и не планировали. Мне, например, рассказывали, как не имевшая представления о своей беременности школьница родила в машине «Скорой помощи». Первое, что она сказала, было: «Это не моё!». Конечно, если бы она сделала аборт, было бы не лучше, но говорить об этом ребёнке, как о «плоде двоих», довольно нелепо.
А ещё бывает, что на рождение ребёнка решается молодая, необеспеченная семья. Тогда, в лучшем случае, ребёнок становится плодом множества родственников, которые помогают молодой семье встать на ноги, присматривают за ребёнком, дарят вещи. Но бывают и плохие случаи. Когда родственники категорически против самого существования молодой семьи, когда рождение ребёнка грозит не просто потерей денег, а потерей опоры в жизни, потерей любви от самых близких людей. Как в такой ситуации можно говорить о ребёнке как об «общественном достоянии»? И как можно понимать это не вульгарно? Чем поможет «общество» беременной девочке, которую мать грозится выгнать из дома, если та родит? Или семье, на которой висит ипотека, а жену хотят уволить из-за беременности? И дело тут далеко не только в финансовой помощи, но просто в человеческой поддержке женщине, которая оказалась в трудном положении. Если «общество» не даёт понять о том, что дети его достояние, почему уважаемые авторы так решили? Не потому ли, что под «обществом» они подразумевают себя, и защищают свои претензии на контроль над телом женщины?
Детали науки
К сожалению, «домострой» — это достаточно точная характеристика позиции Кузьмина. Если мужчина имеет право сделать женщине ребёнка, а женщина не имеет права его не выносить, правило «да убоится жена мужа своего!» будет действовать, вдохновлённое этой угрозой. Однако это не значит, что точка зрения И. Овсянникова, рассматривающего эту болезненную проблему лишь как операцию по удалению ненужной группы клеток, априори верна. Что остаётся делать? Создать такие условия, при которых в абортах просто нет необходимости.
В постановлении Ассамблеи ООН 1607 от 2008 года отмечается, что:
— запрет абортов не приводит к уменьшению их числа, а только к росту криминальных и самодеятельных абортов и «абортного туризма». Это, в свою очередь, ведёт к росту материнской смертности и вреда для здоровья;
— в то же время достаточно доказательств того, что количество абортов уменьшается благодаря качественным стратегиям развития сексуального и репродуктивного здоровья и прав, особенно обязательного сексуального просвещения среди молодёжи, которое должно включать представление о здоровых отношениях, самооценке и давлении окружающих, добровольности сексуальной деятельности, ответственности, а также информацию о контрацепции;
— в странах, где аборты легальны, права женщины тем не менее могут нарушаться в результате создания условий, которые затрудняют ей доступ к легальному и безопасному аборту: отсутствие медицинских учреждений, согласных делать аборт врачей, требование нескольких визитов к врачу, период ожидания и т.д. — всё это препятствия, которые могут при легальности аборта значительно затруднить доступ к нему или сделать его полностью недоступным.
То есть, патриархальное порицание бесполезно в любом случае, а предлагаемые меры по «откладыванию» аборта, которым (как и любому запрету) так радуется Кузьмин, только делают положение женщины более трудным и опасным. Что лучше выбрать в таком случае: такое знакомое и уютное порицание ценой жизней женщин или дальнейшую рационализацию тела и сексуальности? Как бы ни было печально, в таких условиях «чёрт» рационализации гораздо гуманнее садистского «ангела» мистики.
Да, капитализм и рационализация убивают чувства. Этот аргумент Дмитрия Жвании понятен и обоснован. Но не слишком ли мы преувеличиваем его силу? Ведь многие женщины идут на аборт не по своей воле. Они любят детей, которых вынуждены убить. И в этом состоит их сопротивление капитализму и рационализации тела. Я и сама знаю юную школьницу, которая очень хотела детей от любимого человека. Её мать хотела воспитать из неё «приличную девочку», а поэтому послала на операцию. Если бы в тот момент хоть кто-то поддержал её, дал ей возможность пожить отдельно от родителей, она родила бы двоих детей. Но девочке просто некуда было идти, кроме абортария. Почему бы А. Кузьмину не помочь хоть одной такой девочке, вместо того, чтобы поднимать вопрос абортов на недосягаемо бесполезную метафизическую высоту? Или не создать центр помощи таким девочкам? Тогда уж социалисты в лице А. Кузьмина точно смогут «ворваться в области, где фашисты чувствуют себя хозяевами, и победить их».
Путь к фашизму
Не так трудно победить дракона, как самому не стать драконом. Можно и ворваться в области фашистов, но важнее предложить нечто, не сводимое к фашизму и преодолевающее его. В этом смысле нельзя назвать, безусловно, важную и благородную миссию преодоления фашизма успешной, пока основной политической метафорой этой борьбы остаётся метафора организма.
Как известно, фашизм является реакцией на катастрофические социальные изменения, вызванные капитализмом. Подобной реакцией является и социализм, но есть между ними одно отличие. Фашизм стремится найти в гражданах сущностные биологические черты и привнести в общество «органический» порядок, в то время как социализм – открытый проект общественного переустройства, отрицающий биологический детерминизм. То есть, если фашизм пытается привести общество в подобие организма с чётким и неизменным разделением социальных функций разных его «частей» (представителей разных рас, мужчин и женщин и т.д.), социалистическое деление общества на классы не может иметь ничего общего с биологическими чертами. Поэтому утверждение, что сущностной чертой женщины, является способность к деторождения — образцово фашистское
Как ни печально, стараясь выиграть у фашизма, антифашисты иногда не могут избежать его главной опасности – кристальной ясности общества-организма, где каждая клеточка обязана подчиняться целому, а потому ни о каких правах человека не может быть и речи. В предельном выражении этой мысли, не может быть у человека и права самостоятельно распоряжаться своим телом. И, хотя высказанная позиция в этом вопросе чуть мягче, отношения личности и её тела предлагается регулировать садистским императивом («Но как бы то ни было, убивать детей в чреве – плохо. Превращаться в облако в штанах, не тренируя тело – плохо»). Чего не даёт подобное насилие универсалий – так это смысла для рождения детей и тренировки тела.
Умная, хорошая статья!
Фашизм вообще мужское, а не женское явление.
Не соглашусь, фашизм не мужское и не женское явление. Скорее, это глобальный проект по реставрации патриархата. А патриархатом некоторые женщины могут быть вполне довольны
Коллеги, советую основательно изучить по историческим книжкам, что же такое «фашизм» и «национал-социализм». Ибо «полуграмотные комменты» никак не красят обладателей Гуманитарного Склада Мышления.
По-моему, в связи с традиционной ныне патриархальностью, идея, что женщина имеет не только право распоряжаться самой собой, но и собственным ребёнком, имеет мало шансов проникнуть в мозги масс. Т.е. ответственность на неё возложить — только так, а предоставить право самой решать — нет. И это, конечно, порабощение.
Иногда хочется спросить защитников абортов: «Ну и зачем ваша мать взвалила на себя ответственность за вас? Надо было правильно распорядиться своим телом!»
Абортируйтесь чаще. В России так мало абортов!
И ни одна залетевшая не виновата. Она жертва, ибо про контрацептивы никогда не слышала…