Марио МЕРЛИНО: «Европа может создать новые формы социальной справедливости»

Марио МЕРЛИНО

Марио Мерлино в 1974 - в середине "свинцового десятилетия"
Марио Мерлино в 1974-м — в середине «свинцового десятилетия»

Теория, разработанная французским философом Эдгаром Мореном, рассматривает историю как глобальное явление. Стало быть, приходится выбирать какую-то одну составляющую любой идеи, которая делается основополагающей, однако обрастает впоследствии различными толкованиями.

К примеру, следуя идеям гегелевского идеализма, мы узнаём, что каждое явление анализируется неким всеобъемлющим разумом, и сам разум при этом становится частью всепроникающей реальности. Так, марксизм навязывает материалистическую концепцию истории — вплоть до манипулирования человеческим сознанием. Даже фашизм как таковой — утверждающий действие всего сущего — и тот привносит определённый риск.

Вы вольны взвалить на себя все противоречия, с которыми должны разобраться в жизни. Тем не менее, существует единственно верная интерпретация фашизма (можете называть его термином «объединенные силы»). На злободневные вопросы всегда умел метко отвечать Муссолини с присущим ему необыкновенным даром краткости.

Фашизм есть ответ мелкой и средней буржуазии на вмешательство сторонних технологий в народное существование — так утверждают историки. Или же — это явление универсальное и вневременое: «Моя страна там, где идет борьба за мои идеи». По мнению Джузеппе Боттаи — он был одной из самых влиятельных фигур режима, министром образования, педагогом и издателем журнала — конечной целью фашизма являлось обеспечение каждого человека гражданским правом на общественный труд и на участие в политической жизни.

Марио Мерлино: "Пришло время взглянуть за занавес будущего. Европа может создать новые цивилизационные формы социальной справедливости, права и доверия"
Марио Мерлино: «Пришло время взглянуть за занавес будущего. Европа может создать новые цивилизационные формы социальной справедливости, права и доверия»

Внутри самого фашизма существовали течения, которые заявляли о своём разрыве с буржуазной идеей, в особенности с лозунгом «Бог, Отчизна, Семья». Они отвергали бесчувственный комфорт, самодовольство и беспечность. Они наносили те самые «пинки в чрево буржуазии», о которых говорил дуче в середине 30-х годов. Но на этих людей впоследствии смотрели как на олицетворявших деспотизм в Социальной Республике.

Фашизм был многранен. Инакомыслие, свободолюбие, движение на шаг впереди самых обездоленных и отверженных. Он был «огромным и красным», как охарактеризовал его французский поэт Робер Бразильяк.

Особенностью последующего анархо-фашизма был антиконформистский, антибуржуазный и дерзкий характер. Фашизм готов были идти «с палками на баррикады», он вступал в схватку с дубинками, наручниками и слезоточивым газом властей. Он стремился дать человеку духовное осознание своей значимости. Среди иных устремлений можно было бы выделить социальную справедливость, право на труд, средства производства и образование. Фашизм считал существование борьбой, и брал на себя смелость проложить дорогу туда, где преступаются границы...

Я родился 2 июня 1944 года. На рассвете, под знаком Близнецов. По мнению астрологов, такое расположение знака даёт чрезвычайную склонность к абстрактному мышлению, а также отсутствие у человека способности мыслить практически. Двумя днями ранее союзники вошли в Рим. Как рассказывал мой отец — он стоял и смотрел сквозь прикрытые ставни, в момент моего рождения — небольшая цепочка немецких солдат спускалась по улице Ольмата, чтобы взобраться на площади Санта-Мария-Маджоре на какой-нибудь грузовик и убраться прочь на север. Они выстраивались вдоль, целясь на крыши и окна, в ужасе ожидая нападения партизан. Самый последний в шеренге солдат вдруг оказался перед дверью больницы Святой Елизаветы, в которой служили немецкие и польские монахини. Он бросил винтовку и укрылся там. Для него война была окончена.

Мне всегда хотелось верить — с необъяснимым и высокомерным упрямством — что кому-то суждено поднять брошенное оружие, и этим кем-то буду я.

В отрочестве происходят такие события, которые, несмотря на свой отчасти неопределённый смысл, становятся для вас знаковыми, и это длится вечно. Со мной так было три раза в возрасте шестнадцати лет. Было это в 1960 году. Как-то раз в лицее наш учитель греческого языка читал лекцию об истории трагического жанра. Вернувшись домой, я сказал отцу, что хочу быть учителем. И около сорока лет я преподавал историю и философию.

В том же году случилось так, возле дома меня как-то подкараулили молодые леваки. На меня обрушился шквал ударов, я оказался на земле. Вероятно, эта потасовка случилась как продолжение драки, происшедшей несколькими днями ранее в саду рядом с моим домом. Я не принимал в ней участия, но уже посещал собрания правой молодёжи. Кто-то счёл меня лёгкой мишенью. Я ведь был хрупкого телосложения мальчишкой в очках.

Они совершили ошибку. Положив молоток под пиджак, я отправился к их вожаку. Позвонил ему в дверь на рассвете. Вот неудача — он открыл сонный и в пижаме. Я нанёс ему удар прямо в лоб, хлынула кровь. А я закрыл дверь и ушёл. Через несколько лет он показал мне шрам, семнадцать швов под чубом а-ля Элвис Пресли.

Третье происшествие. 15 октября 1960 года. Вместе с несколькими друзьями мы идём вступать в ряды «Молодой Италии», в то время влиятельной студенческой организации. Вопреки всем переменам и обстоятельствам, я остался верен своему первоначальному выбору. Ведь это правда: сражаться — моя судьба…

2 февраля 1968 года. Римский университет захвачен левыми студентами в знак протеста против законопроекта о реформе образования и правительства Христианско-демократической партии. Эта дата стала началом молодёжного протеста, который потом назовут «Шестьдесят восьмой». Они молоды, исповедуют левые взгляды. Однако состоят в конфронтации с Коммунистической партией. На окне филологического факультета висит табличка, предупреждающая, что разрешается доступ всем журналистам, кроме тех, кто представляет орган ИКП «Унита».

Это было сборище последователей марксистского маразма, а также анархистов и троцкистов. Начиналось восстание так называемого «поколения отцеубийства», выражаясь словами Зигмунда Фрейда. Или «отказа от одномерного человека», как мудро окрестил Маркузе. К примеру, обсуждалось, могут ли девушки выходить из дома ночью, быть свободными в сексуальных отношениях, контролировать школьный процесс. Говорили и о политике. Обсуждали войну во Вьетнаме и поражения американцев, смерть Эрнесто Че Гевары в Боливии, Культурную революцию Мао и разрыв СССР с КНР.

Молодёжь из «Каравеллы» — университетской организации правого толка — была в те времена немногочисленной (к тому же большинство оказалось на Сицилии, где произошло разрушительное землетрясение — отправились туда с лопатами разгребать завалы, разбивать палаточные городки, организовывать помощь оставшимся без крова).

У нас имелись свои альтернативные идеи относительно нового порядка. Наши левые ровесники придерживались взглядов, которые мы решительно отвергали. Но они выступали против системы, основанной на принципах антифашизма и американского господства. А если так, зачем же нам сталкиваться, драться и в итоге, возможно, невольно защищать эту враждебную нам систему?

Я стал одним из лидеров протестной группы. На стене филологического факультета, в самом эпицентре протеста, висел огромный плакат: «На этот раз “Каравелле” всё равно!».

Так, из-за небольшого и в общем незначительного повода, раздался голос радикального римского неофашизма. Поднялся «антиконформистский дух превосходства, вечной неприязни к буржуазии, дерзкий по своему призванию». (Разве во многих из нас изначально не присутствует анархофашизм? Как самовыражение личности и определение борьбы? Я думаю, это так.) Непродолжительное время красный и чёрный флаги развивались рядом на крышах захваченных факультетов. И вместе мы будем сражаться в «битве на Валле Джулия». Которая и через 45 лет отдаётся громким эхом памяти о нас, стариках, и остаётся предметом любопытства нынешней молодёжи.

Здание на Валле Джулия — часть Виллы Боргезе, расположенной в центре Рима. Там находятся Архитектурный факультет и Музей Современного Искусства, монументальные сооружения с лестницами, зелёными аллеями и большими газонами. В ночь на 1 марта 1968 года, после того, как полиция очистила университет, на собрании лидеров студенческого движения было решено устроить шествие. Начать на лестнице площади Испании, пройти до здания Архитектурного факультета и снова захватить его. Решили идти без красных знамен с серпом и молотом. Мы тоже примкнули к шествию — нас было около 200 человек.

Всё утро шли столкновения. Впервые случилось так, что студенты — а их было около двух тысяч человек — выстояли перед натиском полиции и даже неоднократно обращали их в бегство. Спустя пару недель один левый журнал опубликовал плакат со знаковым фото того утра. Мы были в первом ряду, прямо напротив полицейских джипов. Почти все — неофашисты, против отряда военизированной полиции. Потом коммунисты старались не обращать внимания на наше присутствие там. До тех пор, пока при моём участии не появились в некоторых газетах не появились фотографии с именами каждого из нас.

На следующий день весь Университет был снова захвачен. «Каравелла», воодушевлённая вчерашним успехом, расположилась в здании юридического факультета. На фасаде установлено огромное полотнище с республиканским флагом. В главной аудитории проводятся культурные конференции по работам Юлиуса Эволы, Дриё Ла-Рошель, Эрнста Юнгера, Юкио Мисимы. Изучается история фашизма, обсуждается текущая политика. А вечером мы готовили огромные порции спагетти с левыми «товарищами», и сходились с ними в футбольных баталиях центральной площади.

Сосуществование красных и чёрных в захваченном университете было недолгим. Власти и политические партии не могли мириться с поколением, совместно отвергавшим государственное устройство.

С одной стороны — Итальянская коммунистическая партия. С другой — Итальянское социальное движение. Обе эти силы попытались захватить контроль на протестами, над организациями, в которых красные и чёрные пытались прийти к согласию. Тем временем правительство Христианско-демократической партии выдвинуло теорию «противоборствующих экстремистов», представляя себя центром защиты законности, спокойствия и буржуазного образа жизни.

16 марта 1968 года прозвучало неправдоподобное известие о том, что профашистские «соратники» забаррикадировались на юридическом факультете, а левые «товарищи» намерены напасть на них. Прибыли несколько сотен правой молодежи, а неподалеку от университета собрались коммунистические активисты. Жестокие столкновения продолжались до тех пор, пока с большим опозданием не прибыла полиция. «Фашистам» пришлось бороться за своё право оставаться в университете, но практически все были исключены. Последовали новые столкновения с ранеными и убитыми, когда стороны перешли от палок к ножам и пистолетам.

Это были «свинцовые годы». Взрывались бомбы, гибли ни в чём неповинные граждане. В этот период и я был арестован, потом 17 лет вынужден защищать себя в тюрьме и в суде. Вся ответственность была возложена сначала на анархистов, потом на группу праворадикальной молодёжи. Затем их стали обвинять в действиях «по указке спецслужб», в защите «американских интересов»… Как рассказывал мне много лет спустя один из лидеров «Красных бригад», они были убеждены — все пути для свободного выражения идей перекрыты из-за убийств, массового страха, ожидания переворота. Так и приходили к выводы: придётся браться за оружие. На деле же вооружённое противостояние левых и правых сил было «срежиссировано» теми, кто удерживал тех и других от провозглашения своих подлинных идей и от настоящей борьбы с системой.

Некоторые из нас пытались продолжать поиск нового пути, за пределами извращённого порядка. Однако наши попытки были не просто обречены на провал — они превратили каждого из нас в преступника или в агента той самой власти, бороться против которой мы изначально поднимались.

За годы, проведённые в тюрьме «Регина Коэли», и после освобождения я завершил изучение курса истории и философии. (Я был первым заключённым, который сдал университетские экзамены в тюрьме). И, несмотря на бесчисленные тяготы и лишения, я начал преподавать. Назло неприкрытой враждебности коллег, в большинстве своём придерживавшихся коммунистических взглядов. Однако я не сдавался. Французский писатель Пьер Дриё Ла-Рошель написал, что стал фашистом только для того, чтобы постичь силу…

Параллельно проходили судебные заседания. Лишь в январе 1986 года было вынесено решение о моём оправдании. Не стало виноватых — все оказались невиновными, и красные, и чёрные. Однако ярлыки «массовых убийц», которыми пресса наградила чёрных, остались без всяких доказательств.

Итак, в чём же состоит новая задача для моего поколения?

Кое-кто обещал продемонстрировать всю фальшь политической и судебной системы, на которую работали печально известные тайные организации, как в Италии, так и за рубежом. Многое можно узнать из последней книги Стефано делле Кьяйе «Орел и Кондор». Другие пытаются организовать свои партии, провозгласить свои взгляды на выборах. Мой выбор — иной. Позволю себе вкратце поделиться своими выводами.

Национал-революционные силы в Европе разрозненны. (Например, я до сих не понимаю, какую роль отвести Путину в России или России без Путина. Однако убеждён, что нельзя игнорировать российский фактор. Только благодаря России мы сможем получить решение евро-азиатской проблемы.) Они часто путаются в своих же перспективах. Однако они присутствуют в обществе и играют определённую социальную роль, проводя свои многочисленные мероприятия, выступая за социальную солидарность.

Не мне судить о значимости моих книг, которых написано уже более десятка. Но они могут предстать как свидетели времени и как советчики в современности.

Когда задуют ветры перемен, нужно твёрдо знать, на чьей ты стороне. Есть сторона палок и баррикад. Есть сторона дубинок и наручников. С абсолютной уверенностью я утверждаю, что фашизм (определение здесь не имеет большого значения) есть народная революция для народа силами самого народа.

Народ же — это сознательный социум, который ясно осознает своё собственное предназначение, а не сводится к массе потребителей. Европа не сможет спасти себя ни с помощью банковской системы, ни с помощью проамериканского курса. Нынешний кризис — яркое тому доказательство.

Европа — это геополитическая единица глобального масштаба со своим предназначением. В ХХ веке две мировые войны (первая с массированным применением техники, вторая — с мощными идеологическими зарядами) обескровили наш мир. Они отбросили назад на пути решения исторической задачи, которой на протяжении веков так и не было дано определения. Пришло время взглянуть за занавес будущего. Европа может создать новые цивилизационные формы социальной справедливости, права и доверия.

Читайте также:

Алексей ЖАРОВ. Жизнь и борьба анархо-фашиста Марио Мерлино

Алексей ЖАРОВ. Итальянский бунт — дело правых

Марио МЕРЛИНО: «Самое главное — всегда быть на передовой»

Добавить комментарий