Михаил АНТОНОВ
Историк, журналист и педагог Лев Лурье написал новую книгу «22 смерти, 63 версии» (издательство «БХВ-Петербург»), в которой рассказывает о кончине исторических деятелей – от Ивана Грозного до Иосифа Сталина. На днях Лев Яковлевич представил свой новый труд в Доме книге – Доме Зингера, где ответил и на наши вопросы.
— Лев Яковлевич, это какая Ваша книга по счету?
— Точно не помню. Наверное, уже десятая.
— Это лучшая книга?
— Это неплохая книга, но не самая моя любимая.
— Какими тиражами выходят Ваши книги?
— Даже не знаю. Много раз допечатываются, поэтому итоговая цифра мне неизвестна. Первый тираж книги «22 смерти, 63 версии» — 5 тысяч экземпляров. Посмотрим, что будет дальше. Понимаете, это очень простая книга, она по существу предназначена для широкой читательской массы. Я бы на месте родителя, следящего за воспитанием своих детей, купил бы её детям. Или на месте любого любознательного читателя сам прочёл.
— Почему 22 очерка, а версий 63? Было бы красиво, будь версий 66?..
— Даже не думал о такой «красоте». Я рассказываю про 22 смерти всем известных исторических деятелей – от Ивана Грозного до Иосифа Сталина. Почти у каждой из этих смертей есть несколько равновесных версий. Это как бы детектив недописанный, как «Тайна Эдвина Друда»… Я ничего не утверждаю, просто говорю, что существуют определённые версии. Иногда говорю то, что мне кажется. Так, мне кажется, что Сталина, скорее всего, убили, и умер он не от инсульта.
— Книга написана по мотивам Вашей телепрограммы «Жизнь после смерти», что выходила на 5 канале?
— Да, была телепередача, в которой участвовали врачи и историки. Мы исследовали смерти разных знаменитых людей с разных точек зрения. В том числе, и с точки зрения современной медицины. У довольно большого количества героев книги есть материалы вскрытия. Диагностика за это время шагнула далеко вперёд по сравнению с тем же XIX веком. Нередко болезнь, признаки которой нельзя было отличить раньше, можно отличить сейчас.
— В анонсе Вашей книги сообщается, что это «работа неакадемическая, в ней нет научного аппарата, тем не менее, автор старался по возможности учесть все важнейшие источники, принять во внимание различные, часто противоположные, точки зрения»…
— Мне хотелось выпустить спокойную книгу, без всякой политики. Героев роднит только то, что они умерли. Больше ничего общего между ними нет. Радищев и Иван Грозный, балерина Лидочка Иванова и Андрей Жданов – это абсолютно разные люди. Несчастный мальчик Андрей Ющинский, убитый в Киеве, и царевич Алексей Петрович – нет между ними ничего общего…
— А вы не подсчитывали, сколько из героев Вашей книги петербуржцев, ленинградцев?
— В императорский период – все питерские. Плюс к этому упомянутая Лидочка Иванова, восходящая звезда Мариинского театра, и Андрей Александрович Жданов – тоже наш земляк.
— Есть ли в этом какая-то жуткая закономерность?
— Всё-таки Петербург был столицей России. Так как меня интересуют всё-таки «ньюсмейкеры», то они и умирали в столице… Если бы я делал такую книгу про современность, наверное, Москва была бы на первом месте. Хотя и в Петербурге с загадочными убийствами всё в порядке… Закономерность же заключается в том, что русская история – это terra incognita. Про человека говорят сначала, что он умер от инфаркта, потом говорят, что его убили врачи, потом возникает ещё какая-то версия. Количество версий, вы правы, могло быть и намного больше, и вокруг каждой версии существуют политические спекуляции. Поэтому нормальному человеку никак не разобраться, как же умер Сергей Миронович Киров. Русская история – минное поле: каждые несколько десятилетий герои превращаются в злодеев, а злодеи – в героев. Учебники переписываются, портреты в начальственных кабинетах меняются. Для граждан прошлое неопределённо, изменчиво. Это внушает опасное убеждение: правды нет, её не добиться. Для историков же, особенно если они не связаны конъюнктурой, былое нашего Отечества – захватывающий детектив. Почти ни на один вопрос нет ясного ответа. Всякое событие обрастает версиями…
— Почему Ваша книга лишена иллюстраций?
— Меня издательство спрашивало насчёт иллюстраций, но, мне кажется, все они есть в учебнике истории для 7-11 класса. Как выглядит Иван Грозный, знает каждый школьник. Новых изображений Ивана Грозного нам не найти. И смысла никакого нет. Если бы эта книга была чуть более специальной, нам надо было бы приводить электрокардиограммы, или анализы крови. Для нашей книги не суть важно, как выглядел человек…
— Почему закрыли Вашу программу?
— Да, когда 5-м каналом руководил Владимир Троепольский, мы делали передачу под названием «После смерти», где были самые разные эксперты, которых мы снимали в Москве и Петербурге, а в студии были мы с писательницей Татьяной Устиновой (ведущие этой передачи) и эксперты – историки и доктора. Но закрыли канал. 500 человек выгнали на улицу, и в Петербурге больше нет федерального канала. А вместо нашей передачи стала выходить передача Николая Сванидзе «Суд времени». Но сейчас и её закрыли, а 5 канал живёт какими-то запасниками ОРТ. Печально это, так как в Петербурге есть факультет телевизионной режиссуры в Театральной академии, есть целый институт киноинженеров, есть бездна операторов, звукорежиссёров, мастеров монтажа, которые просто остались без работы, так как канал «100» не может всех устроить… Так что это было стихийное бедствие…
— Да и наш город достоин федерального канала!
— Помнится, Валентина Ивановна с таким торжеством рассказывала про то, как она добилась федеральной кнопки. А потом не стало федеральной кнопки, но об этом не было громких заявлений, всё прошло как-то тихо. Никакого внятного комментария не последовало… Понятно, что канал частный, он принадлежит структурам, связанным с Юрием Ковальчуком, с банком «Россия», понятно, что в период кризиса надо было уменьшать инвестиции. С другой стороны, когда ушёл Троепольский, канал очень уверенно развивался, постепенно приближался к тому рейтингу, который мы хотели: то есть мы превзошли «Культуру» и двигались в сторону «Рен-ТВ» и «ТВ-Центра».
— Причём, сохранив серьёзную, достойную направленность канала…
— По направленности – да. Мы делали культурный канал для более молодой аудитории, для большего количества людей, чем канал «Культура». Но так как денег не стало, то была приглашена другая команда — команда продюсера Натальи Никоновой и Александра Роднянского, которые затратили дикое количество денег… Как вы понимаете, шоу с Ксенией Собчак – это не копейка, шоу со Сванидзе, Млечиным и Кургнияном – тоже. Но в результате у них упал рейтинг, потому что это довольно сложное искусство – позиционирование канала. Мне кажется, канал – как книжка. Он должен быть про что-нибудь, сделан для кого-то…
Ток-шоу, которое вела Ксюша с Александром Вайнштейном, было неплохим. Ксения Собчак очень способная ведущая, неглупая женщина, но такие шоу, идущие в записи, есть на Первом канале, на НТВ, на Рен-ТВ. И почему, собственно, телезрители должны предпочитать вариант 5 канала? Что касается «Суда времени», то там был неплохой рейтинг, но это такая стариковская передача. Передача для тех, кто всё-таки хочет для себя решить, как он относится к советской власти… И то, что 80 процентов людей голосовали за точку зрения Кургиняна, который однозначно на стороне советской власти, показывает, кто смотрел «Суд времени». Её смотрели люди 55 +, в основном из малых городов, сельской местности, с низким уровнем образования, потому что такой процент может быть только в этой аудитории. И это совершенно не та аудитория, которую мы хотели привлечь…
— Какие чувства Вы испытали, будучи уволенным с 5 канала?
— Никаких добрых чувств не испытал. Разговоры, конечно, шли, но случилось это одномоментно, и, как всегда у нас, по-хамски. Большинство людей на 5 канале, в том числе и я, не были оформлены в качестве работников, с ними каждый месяц продлевали договор. Это было в кризис, люди оказались на улице. Меня выручили приятели… Я был тогда директором дирекции документального кино. У меня было человек 50 в подчинении. И, конечно, я понимал, что у многих моих людей нет, грубо говоря, ни копейки, а на улице зима. И найти что-то будет очень трудно… Те, кто помоложе, естественно, свалили в Москву, а те, кто старше 45, остались не у дел.
— Насколько интересна сейчас Вам ТВ-деятельность, или Вы уже наелись телевидением?
— Деятельность мне эта вполне интересна. Я не очень хочу быть ведущим. Мне достаточно писать сценарии и придумывать их. Сейчас мы с продюсером Александрой Матвеевой делаем фильм под названием «Хищницы» — о знаменитых стервах, начиная со времён ампира и заканчивая серебряным веком. Такие мерзкие садистки… По-моему, это довольно забавно, мне интересно. Это делается для канала «Россия».
— Вас не угнетало то, что Ваша известность всё-таки заключена в рамках Петербурга, а не России?
— Это моя сознательная позиция. Я такой сознательный петербургский националист. Мне кажется, Петербург должен ориентировать не на Москву, а на Хельсинки. Хельсинки ближе, приятней во всех смыслах. Есть у нас прекрасный сосед – Таллин, да и Псков, Новгород – тоже ничего, а Выборг точно лучше, чем Балашиха. У меня нет никакой ненависти к москвичам, они не виноваты, что живут в городе, где деньги падают с неба, и каждый может их подобрать. Но кто-то должен здесь жить…
— ТВ-ведущий Владимир Соловьёв, отвечая на мой вопрос, почему так узок круг героев его передач «К барьеру!» и «Поединок», посетовал, что просто нет людей, способных вести дискуссию на должном уровне… Интересно, а Лурье в московские ТВ-программы приглашают?
— Я бывал в разных передачах, но просто не люблю ездить на записи в Москву, поэтому отказываюсь. Но вот на передаче Тани Толстой и Дуни Смирновой я был. Да и, мне кажется, Соловьёв лукавит. Проблема заключается в том, что у него есть огромный стоп-лист, и он не может пригласить того же Алексея Навального, да и ещё множество других людей. А 68-й взгляд на Жириновского не способен нас продвинуть в даль светлую…
— Лев Яковлевич, как удаётся Вам одновременно сохранять имидж оппозиционного интеллигента и при этом быть, что называется, «в обойме», считаться официальным экспертом по вопросам истории, города, политики?
— Насчёт официальной обоймы это неправда. Никаких отношений с губернатором нашего города с определённой поры, когда я выступил против «башни», у меня нет. Никто мне никаких работ в Смольном не предлагает, да и вряд ли бы я согласился. Ну а если в городе Петербурге я являюсь, что говорится, ньюсмейкером, и моё мнение важно для уважаемых изданий, то это нормально.
— Доводилось ли Вам участвовать в разработке стратегии предвыборных кампаний?
— Да. В 2003 году мы вместе с большой группой журналистов основали объединение, которое называлось «Петербургская линия», которое выпускало газеты. Тогда можно было голосовать против всех, и мы призывали голосовать против всех, получив, по-моему, 12 процентов, что, в общем, неслыханный результат. С тех пор ни в каких избирательных кампаниях я не принимал участие. Но, по-моему, и выборы закончились…
— Если позволите, ещё один не самый удобный вопрос! В журналистских кругах ходит такая история, что в 1997 году Вы написали статью под названием «Ряженые», где, в частности, был выпад в адрес Вашего коллеги, журналиста Дмитрия Жвании, мол, он пишет для газеты «Смена» репортажи об акциях, которые сам же и организовывает, будучи «гауляйтером» НБП… Случалось ли Вам и в других случаях выступать против своих коллег?
— С Димой Жванией у меня прекрасные отношения. Мы вместе работали в журнале «Пчела», это начало моей работы в журналистике. К деятельности Димы Жвании я отношусь с глубокой симпатией. Это один из моих любимых коллег… А что касается других журналистов, да, много раз приходилось выступать и против. Мой учитель в области журналистики Дима Губин (он меня моложе, но так получилось) говорил, что успех статьи прямо пропорционален количеству оскорбленных физических лиц на один квадратный сантиметр текста. Конечно, я писал довольно злые статьи про разных общественных деятелей, отчасти и коллег.
— Можно ли Вас сейчас назвать свободным художником?
— Я окончил экономический факультет ЛГУ и один год работал инженером. Было это в начале 70-х. С тех пор я никогда не трудился на такой работе, которая заставляет сидеть за столом и писать какую-нибудь глупость. Моя трудовая книжка лежит в школе, где я преподаю историю, платят там мало, поэтому зарабатываю я в разных других местах.
— Поделитесь своими творческими планами!
— Так сложилось, что большая часть написанного мной – или не напечатано или не собрано. Поэтому я хотел бы продолжить сотрудничество с издательством «БХВ-Петербург» и предложить им ещё несколько книжек. Надеюсь, на ТВ тоже ничего не прекратится. Есть ещё один проект. Сейчас пошла страшная мода на публичные лекции. Люди готовы платить за то, чтобы им что-нибудь рассказывали. Люди хотят узнать, кто же такой был Леонардо Да Винчи, почему сняли Хрущева, или что-нибудь из медицины или биологии. Это аудитория от 30 до 45. Есть такой Дом Бенуа, и я бы хотел с ними, или отдельно, создать некий центр, мы могли бы выписывать и москвичей, и иностранцев, и наших недооценённых учёных. Это традиции лектория на Литейном… Это тот тренд, в котором я бы хотел участвовать.
