Дмитрий ЖВАНИЯ, кандидат исторических наук
Продолжение статей «ФРАНЦИЯ: страна, разделённая надвое» и «Красно-коричневая Франция»
Если кто-то решит, что факт перехода коммунистов на позиции фашизма и нацизма подтверждает либеральный тезис о «родстве тоталитаризмов», попадёт впросак, когда узнает, что фашистами стали многие весьма демократические в недавнем прошлом деятели. Взять наиболее яркий пример – социалиста Марселя Деа. Если бы Деа не стал коллаборационистом, то современная социал-демократия наверняка обращалась бы к его идеям.
Варварство революции
Если Жак Дорио до того, как стать фашистом, провозгласил идею единого антифашистского фронта, то Марсель Деа ещё в конце 20-х годов пришёл к мысли о необходимости создания антикапиталистического фронта. Правда, предложение Дорио носило исключительно политический характер (объединение с социалистами и радикалами для отпора мятежным лигам), а Деа, выдвигая идею антикапиталистического фронта, исходил из социологического и экономического анализа ситуации во Франции, которая сложилась после Первой мировой войны.
Доктор философии Деа, представляя в соцпартии Франции правое крыло, как и многие другие правые социалисты Европы, прежде всего, идеолог бельгийской соцпартии Анри де Ман, пришёл к мысли, что рационализация производства ослабила основное противоречие капитализма – противоречие между трудом и капиталом. «Если изменился капитализм, то изменился и характер его проявлений, — писал Деа в журнале «Социалистическая жизнь». — Именно поэтому простая формула “борьбы классов” уже не отражает всех процессов… Я утверждаю, что растущее господство капитализма над обществом, хотя оно и связано с концентрацией, прежде всего в его банковской форме, не обязательно порождает полную экспроприацию, пролетаризацию, а, следовательно, борьбу классов и что при отсутствии этих факторов и условий социализм, тем не менее, может и должен выступать против капитализма и сокрушить его».
Несмотря на то, что Деа использовал такой энергичный глагол, как «сокрушить» (фр. – briser), он был против революции. С его точки зрения, революция отбросит общество в состояние варварства. В работе «Перспективы социализма» он рисовал самые мрачные картины последствий победы революции: «После ужасающей нищеты и бесчисленных убийств Европа вернётся к некой форме беспорядочного варварства, причём в одних местах главари банд установят своего рода феодальные режимы, тогда как в других – им будут противостоять островки капитализма или зарождающиеся элементы социализма. Конец Европы. В лучшем случае континент будет спасён от анархии американской колонизацией».
Антикапиталистический фронт
Для реализации радикального реформистского плана Деа предлагал создать широкий антикапиталистический фронт, полагая, что «антикапиталистические силы выходят далеко за пределы собственно рабочего класса». По мнению Деа, основные противоречия капитализма переместились из сферы производства в область распределения, и поэтому основная борьба происходит отныне в рыночном пространстве. «Поскольку концентрация, эксплуатация, капиталистическое угнетение проявляются на уровне рынка, — утверждал Марсель Деа в «Перспективах социализма», — то именно здесь отныне должны развёртываться антикапиталистические действия». А коли так, то главной антикапиталистической силой становится крестьянство. Ведь «капитализм, с которым крестьянин имеет дело, является не промышленным, а торговым и банковским капитализмом». А поскольку «игра спекулянтов и финансистов с наибольшей очевидностью затрагивает сферу политики и именно в этой связи легко увидеть возможности для вмешательства политической власти», «политичность трудящегося деревни выше политичности трудящегося города» («Перспективы социализма»).
В стиле правого русского народника Иосифа Каблица Деа превозносил антикапиталистические инстинкты крестьянства: «Поскольку крестьянин живёт в сфере, где редки большие различия в размерах богатств, поскольку он знает из опыта, что нельзя “заработать” миллионы, у него развит инстинкт равенства, он не приемлет капиталистического сосредоточения огромных богатств в руках нескольких лиц. Любовь к свободе, острое чувство равенства делает французского крестьянина демократом до мозга костей… Мы могли бы добавить к характеристике крестьянина другие чёрточки: показать, как разнообразие выполняемых им работ развивает его индивидуализм, как относительная независимость крестьян от капитализма делает их более, чем даже рабочих, восприимчивыми к идеалам». По наблюдениям Деа, «крестьянин более склонен уважать всеобщее избирательное право, придаёт большее значение энергичному правительственному реформизму, чем грубым и к тому же неясным концепциям социального преобразования». Однако именно крестьянин, писал Деа, почти слово в слово повторяя мысли правых русских народников Иосифа Каблица и Василия Воронцова, в большей степени, чем рабочий предрасположен к усвоению «высшего типа антикапиталистического сознания»: «Если крестьянин – демократ и если мы настроим его против капитализма, он становится тем самым социалистом и революционером. Только это не мешает тому, что его взгляды в определённых аспектах будут оригинальными».
Что касается рабочего, то, по мнению Деа, ни его положение в системе производства, ни его участие в классовой борьбе не подготавливают рабочего к усвоению антикапиталистического сознания. Как Ленин в брошюре «Что делать?» доказывал, что социалистическое сознание в рабочий класс должно быть привнесено передовой интеллигенцией, так Деа утверждал, что антикапиталистическое сознание формируется внешними для рабочего факторами. Деа писал, что классовое сознание рождается вместе с осознанием эксплуатации – по сути, это то, что Ленин называл тред-юнионистским сознанием. А антикапиталистическое сознание, по мнению Деа, вытекает из чувства угнетения. Деа утверждал, что антикапиталистическое сознание – результат усвоения рабочим общечеловеческих норм морали и справедливости. «Нам заметят, что чувство справедливости, идея равенства могли быть привнесены только западной традицией, а именно христианством… В своей основе антикапитализм рабочего имеет ту же природу, что и осуждение Маммоны католическим или протестантским священником. Протест рабочего развивается в определённой мере вне капиталистического процесса», — рассуждал Марсель Деа в работе «Перспективы социализма».
Обосновывая идею антикапиталистического фронта, Деа, по сути, предлагал социалистам более тесно сотрудничать с партией радикалов, которая была популярна среди антиклерикального крестьянства Франции. Деа подчёркивал, что благодаря его оценкам политической роли средних слоёв «отношения между социализмом и радикализмом выглядят в новом свете». Распространение демократической борьбы на социально-экономические отношения ставило, по словам Деа, радикалов перед дилеммой: либо не выходить за рамки «чистой политики» и тем самым толкнуть их избирателей на путь социализма; либо самим управлять процессом, не препятствуя расширению борьбы на социально-экономические отношения. Деа не сомневался, что радикалы «окажутся вынужденными встать на сторону антикапитализма», а «любая искренняя и решительная антикапиталистическая позиция означает переход на другую сторону баррикады: напрасно было бы полагать, что нюансы программного характера, которые, кстати, являются вопросом внутрипартийных дискуссий в социалистической партии, способны воспрепятствовать постоянному взаимопроникновению элементов различных партий».
Выступая за сотрудничество социалистов с радикалами, Деа был резко против союза с коммунистами. Считая, что марксизм взят на вооружение Французской секцией рабочего Интернационала (СФИО – официальное название французской соцпартии до Второй мировой войны) для привлечения к себе симпатий трудящихся, Деа выражал опасение, что «желание иметь на своей стороне определённые слои рабочих приводит к такому стиранию различий между социализмом и коммунизмом, что эти различия, собственно говоря, уже не видны» («Перспективы социализма»). Он указывал на то, что сохранение марксизма в качестве идеологии партии поддерживает элементы идейной общности с коммунистами и создаёт трудности для антикоммунистической политики руководства СФИО.
Планизм
Коньком Деа была концепция планизма, к которой он пришёл, наблюдая за капиталистической рационализацией. «Рационализация в Европе преследует две цели, которые почти совпадают: ликвидация кризисов и конкуренции, — утверждал Деа в книге «Перспективы социализма». — Европейская экономика работает над ликвидацией конкуренции посредством создания системы картелей, объединений, синдикатов. Маркс отнюдь не предвидел такой формы концентрации: он открыл тресты, представляющие собой машины войны, орудия господства, которые уничтожают своих конкурентов, силой присоединяют их предприятия. Но картель – это союз, договор о мире, перемирии, он предполагает заключение серии соглашений со вчерашним конкурентом. Победоносное американское процветание знало тресты, европейская неуверенность породила картели». Если тресты – воплощение капиталистических принципов, то картели, по мнению Деа, были компромиссом между этими принципами и антикапитализмом. Этот компромисс станет первым шагом в разрешении противоречий капиталистического производства, если антикапиталистические силы, давя на капитализм, заставят его встать на путь самоликвидации». С точки зрения самих капиталистов, — писал Деа в «Перспективах социализма», — нет другого разумного пути, который можно было бы выбрать. Этим и только этим путём можно сохранить от капитализма то, что может быть сохранено».
При этом Деа не отвергал идею диктатуры пролетариата, правда, понимал он её на свой лад: «Вот наша диктатура: она есть не что иное, как демократия, вплотную занимающаяся социальными проблемами…» Незадолго до того, как Марселя Деа исключили из социалистической партии, он выдвинул призыв: «Обогнать фашизм!» Социалистам, доказывал он, не нужно противостоять тому, что неизбежно, а именно – стремлению общества создать сильное государство. Напротив – «социализм должен обогнать фашизм скорости»: социалисты сами должны возглавить это массовое движение. Но для этого необходима глубокая реформа социалистической партии, иначе её ждёт судьба германской социал-демократии. Необходимо отбросить мечты о рае на земле и бросить все силы на укрепление государственной власти. Если социалисты не создадут авторитетного и эффективного правительства, это сделают фашисты, предостерегал Деа. Он предлагал социалистам использовать те же лозунги, что и фашизм, прибегать к той же тактике, включая антикоммунизм, только в демократической оболочке.
В ноябре 1933 года Марселя Деа и его единомышленников исключили из СФИО (формальным поводом послужило то, что они, вопреки решению партии, депутаты-социалисты – единомышленники Деа проголосовали за правительство радикала Эдуарда Даладье). Через месяц, 3 декабря 1933 года, правые социалисты объявили о создании новой партии – «Социалистической партии Франции – союза Жана Жореса». Деа и его сторонники называли себя «неосоциалистами». Развивая концепцию планизма, они пришли к мысли о необходимости усиления исполнительной власти и создания корпоративного государства. «Только новое государство, возникшее в результате этих реформ, может умерить социальные конфликты, дисциплинируя их. И только государство может потребовать, в свою очередь, от пролетариата не препятствовать развитию производства и лояльно подчиняться его требованиям», — писали «новые социалисты» в 1936-м в работе «Новая Франция». «Для функционирования новой экономики достаточно, чтобы работодатели и работополучатели согласились сотрудничать в одном и том же органе, — объясняли они свои предложения. – Хотя и исключается корпоративизм в прямом смысле этого слова, необходимо его придерживаться в следующем понимании. Каждая из организаций предпринимателей, организаций рабочих или служащих, так же как и организаций техников каждой профессии, будет призвана направлять своих представителей в центральный орган, чтобы там обсуждать на началах полного равенства вопросы, касающиеся их профессии и общей организации экономики». Что это, если не корпоративизм «в прямом смысле этого слова», который пытался реализовать Бенито Муссолини в Италии?
Деа был министром авиации в правительстве Альбера Саро, которое находилось у власти перед победой Народного фронта (с января по июнь 1936 года), а затем его избрали депутатом Национальной Палаты депутатов. Ряд планистов работали в правительстве Народного фронта: Жан Кутро, Шарль Спинасс, Альфред Сови, Жак Бранже. Назначения правых социалистов на руководящие экономические должности в правительстве Народного фронта заставили «полеветь» традиционного французского фашиста, который, выйдя из монархического «Французского действия», создал свою организацию фашистского типа – «Пук» (“Le faisceau”). «Неокапитализм у власти. Спинасс заставляет назначить Кутро председателем комиссии, ответственной за экономическую организацию. Что вы скажете? Заблуждение или измена?» — задавался он вопросом в «Новом Аяксе» (“Le Nouvel Ajax”) в декабре 1936 года. Жан Кутро затем работал в правительстве Виши.
Что касается Марселя Деа, то он так ускорился, обгоняя фашизм, что выдвинул в итоге лозунг: «Порядок, Власть и Нация». «В действительности, социализм был порядком, в оппозиции беспорядку капитализма и анархии кризиса. Социализм должен был появиться как восстановление власти… Также, наконец, социализм более, чем любое другое движение, был способен взять бремя нации, поскольку он претендовал на то, чтобы претворять народные чаяния», — писал он, объясняя смысл своего нового девиза. Деа поддержал приход к власти Петэна, а в феврале 1941 года создал фашистское Народное национальное объединение (“Rassemblement National Populaire”), которое соперничало с партией Жака Дорио – Народной партией Франции.
Какие шарики за ролики должны были зайти в голове Марселя Деа, чтобы он из социалиста превратился в нациста? Загадка. Да, концепции планизма и корпоративного государства сближали мировоззрение Деа с идеологией итальянского фашизма. Но в его «неосоциалистической» позиции не было и намёка на расизм и антисемитизм. В самом начале Первой мировой войны, в 20 лет, Деа ушёл добровольцем на фронт, он храбро сражался с немцами, стал кавалером ордена Почётного Легиона и дорос до звания капитана. А после поражения Франции в 40-м стал активно сотрудничать с гилеровцами… Да и превращение Жака Дорио – тоже загадка. Может быть, Жак обиделся на Сталина за то, что тот не поддержал его в конфликте с недалёким и трусоватым Морисом Торезом и интриганом Жаком Дюкло? Но тогда какой силы должна была эта обида!
В 50-е годы доктор политических наук Милорад Драшкович осуждал СФИО за то, что она отвергла предложение Деа «обогнать фашизм в скорости». Следствием этого отказа, по мнению Драшковича, стала как «позорная эволюция» Деа и ряда других «неосоциалистов», так и неспособность соцпартии остановить фашизм. «Как де Ман, так и Деа, — отмечал Драшкович, — скатились, однако, по одной и той же наклонной плоскости: от недовольства доктринальной и политической косностью своих партий, от желания обновить социализм, чтобы более эффективно противодействовать тоталитарным движениям, они эволюционировали к нацистским и фашистским взглядам, которые привели их к постыдному услужничеству врагам своих стран и отречению от идей, проповедовавшихся ими большую часть своей жизни». На взгляд Драшковича, парадокс планизма и «неосоциализма» проистекает из того обстоятельства, что «старые структуры социалистических партий оказались неспособными впитать в себя новые концепции, но вне рамок этих партий идеи, теоретические более содержательные и жизненные (чем официальная доктрина соцпартии — Д.Ж.), не могли породить подлинно новых и плодотворных действий».
Если Жак Дорио погиб при бомбёжке на территории Германии в форме немецкого офицера (в августе 1944, при приближении союзников и сил Сопротивления, Филипп Петэн и его правительство были насильно эвакуированы немцами в Баден-Вюртемберг, в замок Зигмаринген, где раньше находилась резиденция Гогенцоллернов-Зигмарингенов), то Марсель Деа сумел улизнуть от возмездия. Он бежал в Италию и десять лет под чужой фамилией работал учителем в школе под Турином, где и скончался.
