Как Франко съел Фалангу

Отрывок из книги Пола Престона «Франко». Глава Х. Становление диктатора / Франко и унификация, апрель 1937 года. Окончание

Обострение внутренней борьбы в Фаланге; обман Франко лидера Фаланги Мануэля  Эдильи; политическая унификация националистов; репрессии против фалангистов.

Махинации Франко, безусловно, облегчались внутренней борьбой в Фаланге. Четырнадцатого апреля, пока Франко делился с Фаупелем мыслями о не­компетентности Эдильи, тот встретился с Сангронисом (1). Покровы тайны уже почти готовы были упасть с замыслов штаб-квартиры Франко.

Сангронис объяс­нил, что если Эдилья готов сотрудничать в деле унификации, то он станет пол­новластным главой объединенной партии, а Франко сосредоточится на чисто военных вопросах. Единственное условие: Эдилья должен подавить так назы­ваемый «мятеж легитимистов» клики Аснар — Примо де Ривера.

Такой подход соответствовал собственным планам Эдильи — ведь ради этого он и заручался поддержкой в провинциальных столицах севера. Он поделился своим замыслом с Николасом Франко и Довалом. Эдилья считал, что лучше всего нанести по­ражение Аснару и Давиле, созвав чрезвычайное заседание высшего органа Фа­ланги — Национального совета (Consejo Nacional) и провозгласить себя на нём национальным лидером (Jefe Nacional). Ободрённый Фаупелем и собственным политическим секретарем Хосе Антонио Серральячем, Эдилья считал также, что, положив конец временному статусу своего лидерства накануне унифика­ции, он упрочит свои позиции в торге с Франко.

Эдилья планировал чрезвычайное заседание Национального совета на 25 апреля. Он был уверен: на заседании будет такой состав участников, что его избрание не вызовет проблем.

Противоборствующая Эдилье группировка не осталась в неведении о готовящихся событиях — возможно, именно штаб-квартира генералиссимуса информировала их — и собрала своих сторонников в Саламанке. Их стратегия состояла в созыве временного исполнительного комитета — более узкой по составу Командной хунты (Junta de Mando), чтобы, не дожидаясь созыва Национального совета, сместить Эдилью с поста временного национального лидера, заменив его триумвиратом.

Обе группировки вступили на военную тропу. Вооружённым формированиям с севера, поддерживавшим Эдилью, противостояла милиция Аснара, находящаяся в состоянии боевой готовности и получившая из Севильи три грузовика с винтовками, пулемётами и гранатами. Николас Франко и Довал знали о происходящем, но не стали блокировать город именно потому, что любые беспорядки, вызванные стычками среди фалангистов, явились бы прекрасным предлогом для вмешательства со стороны генералиссимуса и захвата им власти над Фалангой. Более того, они держали Эдилью в курсе намерений противной стороны и даже преувеличивали силы Аснара, чтобы подтолкнуть к ответным действи­ям и эскалации конфликта.

Утром 16 апреля атмосфера в Саламанке была крайне напряжена. В городе было полно вооружённых фалангистов, и все считали, что столкновение, о котором так долго ходили слухи, вот-вот произойдёт. Довал часть своих бойцов одел в форму фалангистов.

Аснар, Давила и Гарсеран собирались исключить Эдилью из Командной хунты за отказ от коллективного руководства и предательство Фаланги, выразившееся в поддержке унификации на условиях Франко.

В штаб-квартире Франко о планах группы было известно заранее — но не благодаря шпионским талантам Довала, а просто потому, что Аснар и Гарсеран сами явились к Довалу, как к другу отца Аснара. На столе Франко вместо военных карт появились по минутам расписанные доклады о шагах обеих фракций. Барросо сказал Эдилье, что Франко ожидает от него, что он покончит с недисциплинированностью и беспорядками, которые затеяла группа Аснара.

 

Противники Эдильи собрались в штаб-квартире Фаланги 16 апреля в 11 часов утра. На заседании Командной хунты они проинформировали Эдилью о выдвинутых против него обвинениях и объявили ему, что он смещён, а его место займёт триумвират из Аснара, Давилы и Хосе Морено.

Эдилья тут же мог легко одолеть их силой, но из штаб-квартиры Франко ему подсказали не спешить и дать заговору набрать обороты. Тогда он покинул заседание и направился в штаб-квартиру Франко, где пересказал события этого утра подполковнику Барросо. Возможно, он мимолетно виделся с Франко.

Бар­росо предложил ему «приют и убежище» в штаб-квартире, из чего видно, что Франко и Барросо не сомневались в силовом исходе конфликта. Если бы про­тивники Эдильи затеяли сражение, то при любом исходе Франко мог бы пред­стать человеком, который спас Фалангу и её лидера от корыстных амбиций его противников. Эдилья, уверенный, что ему ничто не угрожает, и понимавший, что принять предложение значило бы расписаться в собственной политической немощи, отверг его. Он, однако, заверил Барросо в своей полной лояльности генералиссимусу.

Триумвират, в свою очередь, тоже искал встречи с Франко. Позже в тот же день они изложили Франко мотивы смещения Эдильи. Члены триумвирата тоже выразили свою полную лояльность Франко и желание вся­чески способствовать военному успеху. Триумвират передал на «Националь­ное радио» заявление о смещении Эдильи и свой манифест. Но Николас Франко положил оба документа под сукно.

Все козыри были по-прежнему в руках генералиссимуса, а позиции Эдильи резко ухудшились. Франко теперь мало сомневался в том, что для смещённого «хефе» пост второго после генералиссимуса лица в объединённой партии будет более чем желанным. Эдилья, однако, был полон решимости укрепить свои позиции, хотя бы в качестве базы для будущих переговоров. Хотя, возможно, он не отказался от мысли продолжать управлять Фалангой по-своему, скорее всего, он понимал, что нужно спасать, что можно, из радикальной фашистской программы в условиях унификации. Теперь его дом стал оперативным центром по разработке акций против Аснара, Давиды и Гарсерана. Было решено про­должать настаивать на идее заседания Национального совета Фаланги, где по­ставить вопрос о мятеже «легитимистов».

В царившей атмосфере экзальтации Эдилья и его сторонники самоуверенно считали, что располагают поддержкой штаб-квартиры Франко, и готовы были в ту же ночь сокрушить заговорщиков. Шпионская сеть Довала тщательно следила за действиями обеих сторон.

Эдилья и Серральяч планировали захват штаб-квартиры Фаланги силами Хосе Мариа Алонсо Гойи, начальника личной охраны Эдильи, которого «вре­менный лидер» (Jefe Provisional) привёз из Бургоса. Гойю должны были поддержать верные Эдилье кадеты из фалангистской школы милиции, расположенной в городке Педро Льен под Саламанкой. Кадетами командовал их инструктор, финский нацист Карл Магнус Гуннар Эмиль фон Хаартман.

Однако, когда ве­чером 16 апреля Серральяч и Анхел Алкасар де Веласко попытались дать указания Хаартману, тот отказался выполнять их без письменного приказа Эдильи. Он заявил, что Довал и Николас Франко только и ждут предлога, чтобы захватить школу. На самом деле Хаартман, скорей всего, координировал свои действия с Барросо.

Теперь в Саламанке было два вооружённых лагеря — штаб-квартира партии на улице Де-Торо и дом Эдильи на улице Майсалес. Там и тут метались ошарашенные толпы фалангистов. Серральяч вернулся в школу милиции с письменным приказом Эдильи, получив который, Хаартман вместе с группой вооружённых кадетов и Хосе Мариа Алонсо Гойей прибыли на улицу Майсалес. Эдилья приказал им отправиться в штаб-квартиру партии и арестовать Аснара, Давилу и Гарсерана.

Хаартман со своими людьми взяли штаб-квартиру фалангистов около по­ловины второго в ночь на 17 апреля. Давила, Гарсеран и Аснар уже давно сидели по домам. Хосе Мариа Алонсо Гойя и Даниэль Лопес Пуэртас вместе с другими охранниками Эдильи направились к особняку, где проживал Санчо Давила. Они имели при себе пистолеты и ручные гранаты. Давила де поверил, что его хотят лишь арестовать, и был убеждён, что его прикончат. Возникла потасовка, и в результате один из телохранителей Давилы, Мануэль Перал, всадил пулю в шею Гойе и тут же сам был убит Лопесом Пуэртасом. Лопес Пуэртас потом пытался представить дело так, будто операция была заплани­рована заранее, поэтому в группу даже включили двух врачей — в предвидении кровопролития. Когда телохранители Эдильи, оставив обезумевшего от пережитого Лопеса Пуэртаса, направились за Гарсераном, тот открыл по ним из окна огонь из пулемёта, пока не прибыла гражданская гвардия. Эдилье потом стоило многих трудов снять с себя ответственность за случившееся (2).

Франко, который только лёг спать, был разбужен и проинформирован о слу­чившемся. Давила и Гарсеран были арестованы военными, как и Аснар, который как раз собирал своих милиционеров, чтобы вновь атаковать штаб-квартиру Фа­ланги. Аснара обвинили в учинении беспорядков в тылу. Соглашение между штаб-квартирой Франко и Эдильей действовало, поскольку арестовали подвергшихся нападению, а нападавших — пока — оставили на свободе.

Однако Франко не упустил случая подрезать крылья Фаланге. Пресса как в рот воды набрала в отно­шении инцидента у дома Давилы, и заговор молчания был нарушен 24 апреля, когда в свет вышел иллюстрированный еженедельник «Фотос», находившийся под контролем Эдильи. Военные власти во всех провинциях предупредили местное руководство Фаланги об ответственности за любые беспорядки. Семнадцатого апреля Эдилья имел беседу с Серрано Суньером, и этот факт указывает на то, что Эдилья пока ещё оставался персона грата и играл определённую роль в захвате Франко контроля над Фалангой.

Не сообразив, что генералиссимус готовит ему подчинённую роль, Эдилья попытался закрепить свою победу над противниками и провести 18 апреля запланированное заседание Национального совета. Дело в том, что въезды в Саламанку контролировали люди Довала и препятствовали прибытию сторонников Аснара, тогда как выданные Эдильей пропуска позволяли его лю­дям принять участие в Национальном совете.

Более того, Давила, который на­ходился под арестом по обвинению в убийстве, не мог принять участия в за­седании. Внешние признаки доброжелательности со стороны штаб-квартиры Франко помешали наивному Эдилье понять, что кровавые события прошлой ночи, вызванные противоборством фракций, предоставляли Франко отличный предлог для нанесения удара по Фаланге.

К подготовке этого удара приступили и шпионы Довала, старательно сеявшие слухи о будто бы имевшей место попытке покушения на Франко, о дезертирстве фалангистов, которые хотят навязать свою волю Франко, и о контактах некоторых высокопоставленных фалангистов с республиканцами, имеющих целью заключить с ними мир.

Вечером 18 апреля на заседании Национального совета, во время которого у дверей был выставлен гроб с телом Гойи, Эдилья рассказал о событиях пре­дыдущих дней, дав при этом довольно ясно понять, что он действовал в полном согласии со штаб-квартирой Франко. На заседании он был избран национальным главой Фаланги.

Продуманная аранжировка событий создала наконец условия, чтобы Франко и его камарилья смогли открыто взять Фалангу под свой контроль. Здесь можно увидеть и руку Муссолини, поскольку в течение дня 18 апреля каудильо несколько раз консультировался с Гульельмо Данци, который позже проинформировал Рим, что они с Франко совместно выработали план слияния партий.

Обрадованный Эдилья поспешил к генералиссимусу, чтобы сообщить но­вость о своём избрании. По прибытии в епископский дворец Эдилья был удив­лён, увидев в резиденции Франко множество установленных микрофонов, словно готовилось радиовыступление. Гордый своим избранием, новый национальный глава так и не понял, какую унизительную роль отвели ему в этом представлении стратеги из штаб-квартиры Франко. Подлинная звезда этого шоу — Франко — уже готовился появиться на сцене, а Довалу было поручено организовать «стихийные» выступления народа в его поддержку.

Барросо по­приветствовал Эдилью и сказал ему, что генералиссимус придаёт большое значение его визиту. Присутствие Эдильи действительно имело значение, но лишь в том смысле, что снимались всякие подозрения по поводу силового вмешательства Франко в дела Фаланги. Генералиссимус тепло поздравил но­вого официального лидера Фаланги и заметил: «Очень хорошо, я этого ожи­дал». Уступая «настойчивым требованиям» собравшейся толпы, Франко вышел на балкон епископского дворца и произнёс краткую речь, объявив о слиянии Фаланги и партии карлистов.

Покинув балкон, каудильо в 10 часов вечера зачитал по радио помпезную речь, оканчивающуюся заявлением, что Господь вверил ему судьбу отечества. Получив сведения, что толпа возле дворца разрастается, Франко, явно ликуя, слегка подтолкнул Эдилью, чтобы им вместе появиться на балконе под овации собравшихся. Франко картинно обнял Эдилью, и это выглядело так, словно первое лицо Фаланги официально передаёт свои полномочия лидеру новообразованной партии.

Так было и 1 октября 1936 года, когда Кабанельяс передал Франко свои функции главы бургосской хунты. Националистская пресса подчеркивала символический факт визита только что избранного национального лидера Фаланги в штаб-квартиру Франко, «где он выслушал речь Его Превос­ходительства Главы Государства и, поздравив, безоговорочно передал себя и Фалангу в его распоряжение». А в это время военные уже распределяли людей Аснара по фронтам. Воспользовавшись моментом, Кейпо де Льяно обратился к Франко с просьбой, чтобы Санчо Давила, которому грозила жестокая кара, был освобождён.

Девятнадцатого апреля политический триумф Франко был закреплён офи­циальным декретом об унификации, проведённой по инициативе самого каудильо и Серрано Суньера при согласии генералов Кейпо де Льяно и Молы. По условиям декрета, Фаланга насильственно объединялась с карлистами в единую Испанскую традиционалистскую Фалангу и хунты национально-синдикалистс­кого наступления, или ФЭТ и де лас ХОНС (Falange Espanola Tradicionalista у de las Juntas de la Ofensiva Nacional Sindicalista — FET у de las JONS), которая больше примечательна пространным названием, чем идеологическим содержа­нием.

Текст декрета был подготовлен Эрнесто Хименесом Кабальеро и Рамоном Серрано Суньером и не обсуждался ни с Эдильей, ни с карлистским руко­водством. Франко объявил, что новая организация будет сформирована «под моим руководством» (bajo mi jefatura). Декрет давал ему всю полноту власти в новой объединённой партии и право назначать половину членов Национального совета (Consejo Nacional), назначенные же члены должны были избирать другую половину совета. Одним ударом он отрезал любых деятелей от возможности воздействовать на процесс унификации.

Двадцатого апреля, на другой день после выхода декрета, генералиссимуса посетили Эдилья и несколько членов недавно избранной, но уже приказавшей долго жить Командной хунты — исполнительного органа Испанской фаланги (Falange Espanola). Каудильо принял их с большой теплотой. Когда те спросили у Франко о своих полномочиях в новой организации, Франко убедил их, что все их чаяния будут удовлетворены.

Совершенно очевидно, что Франко подразумевал проведение унификации под своим руководством, оставляя Эдилье декоративную роль. Эдилья же, похоже, считал, что при условии общего рас­плывчатого руководства со стороны Франко он, как недавно избранный национальный глава Испанской фаланги, станет де-факто лидером ФЭТ и де лас ХОНС. Однако на фронтах армейские офицеры обращались с кадрами фалангистской и карлистской партий весьма бесцеремонно. Они считали, как и caм Франко, что ФЭТ и де лас ХОНС в политическом и военном отношениях на­ходятся под контролем армии, поскольку подчинены генералиссимусу.

Эдилья мог бы разгадать намерения Франко, ознакомься он с лживым отчётом с последних событиях, который 22 апреля штаб-квартира Франко отправила кар­диналу Гома. Примасу сообщили, что унификацию ускорили, чтобы положить конец стычкам, развернувшимся 16 апреля. И ни слова не было сказано о роли штаб-квартиры, спровоцировавшей события в Саламанке. Все это означало, что дни Эдильи сочтены.

Инструкции из штаб-квартиры Франко запрещали любые пропагандистские акции фалангистов и карлистов, если те не были согласованы с генера­лиссимусом. Местным отделениям обеих партий предписывалось «ориентиро­вать [текущую пропаганду] на консолидацию Движения и восхваление каудильо».

Пошли слухи, что возмущённое фалангистское и карлистское руководство планировало отозвать своих добровольцев с фронта. Франко был полон решимости не только отстранить Эдилью от фактического руководства, но и воспрепятствовать сплочению вокруг него появившейся оппозиции. Ре­ализуя эти намерения, Франко отказался выполнить своё обещание отдать Эдилье пост генерального секретаря Политической хунты новообразованной ФЭТ и де лас ХОНС, утвердив его 22 апреля на пост рядового члена Политической хунты.

Эдилья не мог высказать Франко своего мнения по этому поводу, поскольку о составе новой Политической хунты узнал из газет. В Политическую хунту попали наиболее покладистые из фалангистов и карлистов, больше верные Франко, чем своей идеологии. Даже туповатый Эдилья, должно быть, расстро­ился, увидев в списке членов хунты такое ничтожество, как Лопес Басса, ко­торый оказался там в награду за оказанные Франко услуги по ускоренному проворачиванию унификации.

Это была ловушка — согласившись на участие в хунте, Эдилья обрёк бы себя на бездействие и выполнение роли франкистского антуража. Он также знал о позиции других видных фалангистов — таких, как Пилар Примо де Ривера, Аснар, влиятельный интеллектуал Дионисио Ридруэхо, — которые советовали Эдилье не принимать предложения. С другой стороны, если бы он отказался, то сделал бы из каудильо своего врага.

Прочитав в газетах о своём назначении, Эдилья не стал предпринимать никаких действии, но тут на него посыпались визиты Барросо, Миляна Астрая, Лопеса Бассы и других эмиссаров штаб-квартиры, которые настаивали на его согласии войти в Политическую хунту. Всё же он отказался сделать это и тем самым дал ясно понять оппозиции, что унификация произошла исключительно по воле Франко (3). Реакция штаб-квартиры генералиссимуса не заставила себя ждать.

Тому, что произошло дальше, нет надёжных свидетельств. Если только мыслимо разобраться в предвзятых объяснениях событий с обеих сторон, то представляется, что Эдилья, возмущённый отказом Франко сдержать своё слово, повёл себя опрометчиво и попытался через своих эмиссаров мобилизовать те немногие силы, что оставались у него в провинциях, против каудильо.

Один из его сторонников позже писал: «Мы играли немного вслепую и проиграли». Франко уверял Фаупеля, что Эдилья телеграфом разослал своим «хефе» в провинциях инструкции не выполнять указания штаб-квартиры, если только они не пройдут через его руки. Франко убедил Фаупеля, что «Эдилья был сильно скомпрометирован». Но установить, действительно ли акции Эдильи представляли собой серьёзную угрозу для Франко, не представляется возможным.

Франко предпочёл увидеть в отказе Эдильи войти в новую Политическую хунту и в его последующих действиях нарушения воинской дисциплины. Двад­цать пятого апреля в 7 часов вечера Эдилья был арестован верным псом Франко — жестоким майором Довалом, который прибыл к Эдилье на двух грузовиках с гражданскими гвардейцами.

Суд был назначен на 27 мая 1937 года. А пока что Довал вёл следствие. На сей раз следователи вменили Эдилье вину за беспорядки 16 апреля. При этом был начисто забыт тот факт, что его действия были поддержаны штаб-квартирой Франко. Его также обвиняли в контактах с рес­публиканской зоной и в заговоре с целью убийства Франко. Фабрика слухов в штаб-квартире позаботилась о том, чтобы об этих обвинениях стало широко известно. Зато больше не упоминалось, как Пилар Примо де Ривера и Аснар хлеймили Эдилью франкистом и как Франко обнимал национального лидера на балконе епископского дворца 19 апреля. На суде выдвинутые обвинения своей противоречивостью напоминали сталинские процессы.

Инстинкт Франко как военачальника не позволял ему терпеть внутренние дрязги, подобные тем, что окажутся убедительными для его врагов из республиканского лагеря. За выдуманные — или реальные — преступления Эдилья, Лопес Пуэртас, убивший Перала, и ещё двое были приговорены к смерти. Санчо Давила и Рафаэль Гарсеран были оправданы.

В деле Эдильи генералиссимус, как обычно, держался на дистанции. Когда Дионисио Ридруэхо (4) выразил Франко протест по поводу ареста Эдильи, каудильо изобразил удивление: «А разве Эдилья арестован? Мне ничего не говорили. Я отдал приказ контрразведке расследовать события последних дней и принять соответствующие меры. Несомненно, у них на него что-то есть».

Ридруэхо был возмущён тем, что лидер Фаланги был арестован по приказу человека, который только что принял от него его пост. К удивлению Ридруэхо, Франко выслушал его терпеливо и проявил свои чувства лишь тем, что покусывал губу и избегал смотреть в глаза. Только позже Ридруэхо узнал, что при разговоре, который, как считал Ридруэхо, ведётся с глазу на глаз, присутствовали спрятанные за гобеленом у одной из стен вооружённые охранники. Очевидно, то была стандартная практика Франко.

Когда Пилар Примо де Ривера посетила донью Кармен и попросила её по­содействовать Эдилье, та ответила: «В этом нет необходимости. Пока Рамон [Серрано Суньер] здесь, у фалангистов есть надёжный защитник». Когда Серрано Суньер стал убеждать Франко отменить смертные приговоры, тот отве­тил: «Я просто не могу допустить никаких волнений в тылу». Для Франко это был вопрос воинской дисциплины. Фаупелю он заявил, что «полон решимо­сти, поскольку ведёт войну, подавлять в зародыше любую акцию, направленную против него и его правительства, расстреливая виновных». Фаупель возразил Франко, что «расстрел Эдильи, единственного представителя рабо­чих, произведёт скверное впечатление».

Франко не тронул и визит запла­канной матери Эдильи, униженно просившей за сына. Равно холодно отнёс­ся он и к обращению кардинала Гома. В конце концов Серрано Суньер убедил его, что казнь Эдильи и его друзей нанесёт ущерб режиму. Франко нехотя дал дорогу процедуре помилования, сказав при этом: «Ладно, но ты ещё увидишь, как наша слабость обернётся против нас». Николас Франко сказал итальянскому официальному лицу — скорее всего, Данци, — что Эдилью не расстреляли, «чтобы не делать мученика из этого ничтожества».

После отмены 19 июля генералиссимусом смертного приговора Эдилья провёл во франкистских застенках четыре года. Условия были тяжелы, хотя и не в такой степени, как для некоторых из его сторонников. Ему уже не подняться до верхних эшелонов франкистского режима, хотя утверждалось, что в условиях коррупции ему жилось неплохо.

Когда мать Эдильи снова пришла к Франко с просьбой отпустить сына на свободу, он сказал ей, что Эдилья — «невинная жертва», хотя окончательно простил его только в мае 1947 года. Смертный приговор Эдилье и трём его товарищам, а также продолжительные сроки тю­ремного заключения остальным подсудимым разом прекратили слабые попытки противодействовать планам Франко стать абсолютным правителем в нацио­налистской зоне.

Основная масса карлистов была недовольна, но, озабоченные решением военных проблем, они не стали выражать своё возмущение. Большин­ство фалангистов, которые не поддерживали унификацию, но выступали гибче Эдильи, были со временем завербованы в лагерь Франко. Пилар Примо де Ривера — большой успех Франко, с его точки зрения, — перешла во франкистский лагерь и стала главой женской секции (Section Femenina) ФЭТ и де лас ХОНС, Агустин Аснар — еще один успех — стал консультантом при милиции. Гарсеран также присоединился к клаке франкистских лизоблюдов.

Массы националистов приветствовали унификацию как средство положить конец трениям между различными группировками. Франко сказал Фаупелю, что получил шестьдесят тысяч телеграмм в поддержку своих действий. Однако, по­скольку новая партия стала единственным официально разрешённым политическим формированием, независимости испанского фашизма пришёл конец. Фаланга оказалась кастрированной.

Претенденты на роль руководителей Фаланги получили наглядный урок. Его хорошо усвоил, в частности, Раймундо Фернан­дес Куэста, который вскоре появился в Саламанке в результате обмена на респуб­ликанцев и поразил всех своей покладистостью. Инициатором этой акции был Прието, который связывал с появлением Куэсты тщетную надежду, что тот ста­нет занозой для Франко.

Ещё более впечатляющим был случай с Хосе Луисом де Арресе. Он был арестован как сподвижник Эдильи, но потом его выручил Серра­но Суньер и протолкнул вверх по службе — в результате Франко получил такого подхалима, равного которому у него никогда не было.

Выбор был однозначен: либо лояльность Франко и доступ к привилегиям власти — либо оппозиция и следующие за ней потеря работы, тюрьма, а там, глядишь, и казнь. Название но­вой партии скоро сократили до «Фаланга», но истинные фалангисты были в ней лишь одной, хотя и наиболее многочисленной, составляющей.

Вскоре новая и единственная партия стала зваться Движением (Movimiento). Вынужденные принять Франко в качестве своего лидера, фалангисты увидели, что их идеологию узурпировала церковь, а их собственная партия превратилась в механизм насаждения фаворитизма, отодвинув «революцию» на неопределённое время.

Хотя Франко и сравнял свою политическую власть с уровнем военной вла­сти, Серрано Суньер брал на себя изо дня в день всё больше задач, чтобы по возможности освободить свояка и дать ему сосредоточиться на военных вопросах. Многие из первых декретов и назначений министров определённо носят на себе влияние Серрано. Семейные отношения, роль Серрано Суньера в подго­товке восстания и его фанатичная и самоотверженная преданность делу нацио­налистов способствовали росту доверия Франко к нему.

Кроме того, в данном случае Франко проявил дальновидность: он сделал из Серрано Суньера громо­отвод, который гасил все идеологические конфликты в националистской зоне. До окончания Гражданской войны он должен был сделать всё, чтобы Фаланга политически пообтёрлась и пообвыкла действовать в новых условиях. После войны на Серрано Суньера свалится ещё более трудная проблема — стать буфером между армией и Фалангой в их борьбе за власть. Однако, когда обе задачи будут выполненными, Франко окажется в победителях, а Серрано Суньер — в проигравших.

Унификация привела Франко к следующему решению — устранить оставшихся политических противников. Эта задача уже была не из трудных. Кальво Сотело был убит. Его заместитель, слабый духом Антонио Гойкоэчеа и другие лидеры Испанского обновления послушно последовали декрету об унификации и распустили свою партию. Хилю Роблесу, который подвергся издёвкам за свою неспособность нанести удар по коррумпированной демократии, ничуть не помогло, что он тоже принял унификацию, о чём сообщил в длинном и льстивом письме Франко от 22 апреля 1937 года. Если он ждал, что теперь его позовут в Испанию, то это было большим заблуждением.

С Фалом Конде уже заключили сделку, и карлистское движение приветство­вало унификацию с откровенной радостью, с захлебывающимися от восхвале­ний газетными статьями и мешками поздравительных писем и телеграмм в адрес Франко. Если и были такие, что выражали сожаление, то они делали это с оглядкой, и их угрызения совести стихали тут же, как они получали тёплые места в новой организации. Фал Конде был постепенно отстранён от ведущих ролей в объединенной партии.

Неприязнь Франко к Хосе Антонио Примо де Ривере всячески им скрывалась. Образ Франко как естественного наследника Хосе Антонио был одним из многих созданных вокруг имени каудильо мифов. Но этот оказался крайне важен и обеспечил ему доверие со стороны сотен тысяч фалангистов и дальнейшую поддержку от держав Оси.

Укрепление позиций Франко как бесспорного лидера единой фашистской партии парадоксальным образом поставило под угрозу его альянс с Католической церковью. Отношения с фашизмом и нацизмом у Ватикана были непростые. Учитывая это, Франко стал вести двойную игру. Перед правителями Италии и Германии он выступал как завзятый антиклерикал, а перед церковниками, как мог, затушевывал свою близость к фашистам.

Миф о Франко как о католическом крестоносце мирно сосуществовал с мифом о нём как о фалангистском «хефе». И внутри страны, и за рубежом легитимизация франкистского дела, которой способствовала Католическая церковь, имела слишком большое значение, чтобы ею можно было пренебречь. Кроме того, у Франко и Церкви были обширные области совпадения интересов — неприятие рационализма, франкмасонства, либерализма, социализма и коммунизма. Это нашло подтверждение в заимствовании церковью политической риторики, имевшей хождение в на­ционалистской зоне.

Печатается по: ПРЕСТОН Пол.  Франко. Центрполиграф. 1999. С. 203 — 211.

Читайте также:

Пол ПРЕСТОН. Как Франко поссорился с Хосе Антонио Примо де Риверой

Пол ПРЕСТОН. Как Франко убил Хосе Антонио Примо де Ривера 

Пол ПРЕСТОН. Как Франко поглотил монархистов 

Пол ПРЕСТОН. Заговор Франко против Фаланги