Как французы мечтали об общине

Дмитрий ЖВАНИЯ, кандидат исторических наук

Продолжение. Начало – «Французская религия равенства»

Великая французская революция сделала идею равенства настоящим культом. Но ни один культ не падает с неба. Он имеет прочные корни в той земле, которая его породила.

Шотландский вегетарианец во Франции

Одним из адептов французского культа равенства был шотландец Джон Освальд (1760-1793). Этот человек мечтал о революции в масштабах всей Европы. Он был убеждённым республиканцем и крайним якобинцем. Порой эмоции захлёстывали его. Так, он предложил казнить всех подозрительных лиц с целью… предотвращения гражданской войны. Томас Пейн, англо-американский философ и публицист, автор философского труда «Век разума», памфлетов «Здравый смысл» и «Права человека», избранный в 1792-м во французский Конвент, когда услышал это предложение Освальда, ёрнически одёрнул его: «Освальд, Вы так долго жили, не пробуя мяса, что теперь жаждете крови?» (Освальд был вегетарианцем.) Когда реакция перешла в наступление, Освальд ратовал за всеобщее вооружение народа. В Париже Джон организовал вооружённое формирование санкюлотов, известное как «Первый батальон скряг», с которым он отправился на подавление монархического мятежа в Вандее. Погиб Освальд в бою 14 сентября 1793 года…

Одно время Освальд был связан с «Социальным кружком». Как и лидер этого кружка Николя Бонвиль, Освальд считал, что для установления равенства необходимо в уравнительном ключе разрешить земельный вопрос. Показывая фиктивность «прав» земельных собственников, он доказывал, что земля является «общим достоянием человеческого рода» (1). Однако, исходя из этого, Освальд делал не коммунистические выводы о необходимости совместного пользования землёй, а обосновывал уравнительный передел земли.

Освальд критиковал представительное правление. В его работе «Обозрение конституции Великобритании» он написал, что Национальное собрание может лишь предлагать законы, а утверждать их должен сам народ. Идя дальше, Освальд высказывается за непосредственное народоправство, за прямое законодательство народа: «Чтобы нация была действительно свободной, необходимо, чтобы она непосредственно обсуждала все вопросы и решала их» (2). А под покровом представительной демократии процветают различные формы деспотизма, совершаются политические мошенничества. При этой системе суверенитет народа сводится «к праву голосовать, чтобы выбрать себе хозяев» (3). Освальд доказывает: никто не может думать за других, любить за других, есть и пить за других. Господа представители, считает шотландец, хотят избавить народ от труда мыслить самостоятельно. «Представительная система напоминает врачей одного индейского племени, — с юмором отмечает он, — которые против всех болезней предписывают танцы; если больной не может танцевать, они танцуют за него, считая, что результат буде т тот же» (4).

По мнению Освальда, подлинный суверенитет народа будет обеспечен в том случае, если граждане на своих первичных кантональных собраниях будут обсуждать все законы и высказываться по всем проблемам. Решения же должны принимать народные собрания по дистриктам, которые объединяют несколько кантонов. Законодательная власть таким образом будет, по мысли Освальда, находиться в руках самого народа. Её нельзя передоверить другим лицам. Что касается исполнительной власти, то она должна находиться в руках народных избранников.

Для Освальда, как и для Бонвиля, политическая демократия – лишь необходимое условие для социального равенства. Если в «Обозрении конституции Великобритании» Освальд не пошёл дальше требования уравнительного передела земли, то в работе «Правление народа» он выступил с резкой критикой частной собственности. Обсуждая вопросы, которые Конвент может вынести на обсуждение первичных собраний, он в виде примера приводит такой: «Должна ли земля возделываться сообща или быть равно поделенной между всеми лицами, образующими нацию?» Сам он в поздней работе доказывает предпочтительность общности. «Будем надеяться, — пишет он, подводя итог брошюры, — что в ходе дальнейшего развития революции коллективная мудрость людей сокрушит железное ярмо собственности и возвратит нашим детям счастье Золотого века, общее наследие земли, неограниченную общность пользования. Эта отдалённая перспектива является единственным, что радует моё сердце среди коррупции общества; она одна наполняет мою грудь бальзамом утешения среди забот, меня пожирающих» (5). Как мы видим, Освальд, развивая свои эгалитарные воззрения, пришёл в итоге к идеям коммунизма. Но смерть в сражении оборвала развитие его мыслей.

Революционный кюре из Мошана

В июне 1791 года солидарность с «друзьями истины» из «Социального кружка» выразил кюре из Мошана Пьер Доливье (1746 – год смерти неизвестен). И этот жест был не случаен. Уже первые брошюры священника, изданные в 1788-1791 годах, свидетельствовали о его критическом отношении к окружающей социальной и политической действительности. Кюре Доливье показал себя настоящим радикалом. Ещё раньше он читал прихожанам такие страстные проповеди о равенстве, что едва не лишился сана. «Священник Доливье (впоследствии его причисляли к “бешеным”, “анархистам”) решился поднять голос в защиту народных масс и сказать, что “нация — действительная собственница своей земли”, — рассказывает Пётр Кропоткин в своём замечательном исследовании о Великой французской революции. – “Нет такого закона, — говорил он, — который мог бы по справедливости заставить крестьян голодать, когда слуги и даже животные богатых не нуждаются ни в чём”» (6).

Осенью 1792 года Доливье женился, как и многие другие революционно настроенные священники (католические священники дают обет безбрачия – целибат).  Главное сочинение Доливье — «Исследования о первобытной справедливости». Он написал его в 1793-м в виде обращения в Комитет общественной безопасности (Le Comité de sûreté générale – переводится и как Комитет общей безопасности). Следующее и последнее своё произведение – «О способах спасения Республики от угрожающих ей грозных опасностей и устранения мешающих её укреплению препятствий» — Доливье написал в начале VIII Республики, незадолго до государственного переворота, совершённого 18 брюмера Наполеоном Бонапартом.

В годы термидорианского отката Доливье сблизился с бабувистами. И его имя мы находим в списке членов будущего Национального собрания, составленном Гракхом Бабёфом. Когда 10 мая 1796 года термидорианские власти раскрыли «заговор во имя равенства», они отдали приказ об аресте Доливье. Однако осенью 1796 года бывшего кюре избрали преподавателем истории в центральной школе в Версале, где он работал до её закрытия в 1804-м. Что было потом с Доливье, историческая наука не знает (7).

Что касается собственно взглядов Доливье, то они, как и воззрения Освальда, постепенно развивались от крайнего эгалитаризма к начаткам коммунистического миропонимания. В «Исследовании о первобытной справедливости» он рассматривает вопрос о собственности с точки зрения выдвинутого Жан Жаком Руссо противопоставления собственности естественной и собственности общественной. «Есть два вида собственности, — пишет Доливье, — собственность естественная и собственность общественная. Естественная собственность не выходит за пределы личности каждого человека и заключается в его праве распоряжения своей личностью и своими способностями. Что же касается собственности общественной, то она образуется из общего неограниченного права, ставшего частным и исключительным. Не будучи ограничена своими естественными пределами, эта последняя превратилась в неиссякаемый источник человеческих несправедливостей и несчастий».

И далее: «В самом деле, так форма, в которой существует общественная собственность, содействует лишь увековечиванию легального грабежа и скоплению богатств в руках немногих привилегированных, пользующихся этим во вред большинству, и вызывает со стороны последних справедливую зависть и упрёки. Отсюда происходят постоянные трения и столкновения противоположных интересов различных граждан, отсюда и бешеные страсти, причиняющие им столько волнений и тяжких мук» (8).

«Если послушать слова различных групп, присваивающих себе привилегию исключительного обладания истиной, то создаётся впечатление, что имеешь перед собой базарных знахарей, выкрикивающих: “Купите у меня! Только я изобрёл лекарство от всех болезней”. Каждый класс граждан рассматривает жизнь только сквозь призму своих социальных интересов и утверждает, что видит абсолютную справедливость. Богатые владельцы утверждают, что справедливость заключается в обладании собственностью, а бедные – в разделе земли. И те, и другие ошибаются – справедливость есть нечто иное», —  здесь кюре Доливье предстаёт перед нами, по сути, как предтеча марксистской этики. Для Доливье не секрет, что у каждого класса своё понимание справедливости – обусловленное его положением в обществе и отношением к собственности (9).

Бедняки, по мнению священника из Мошана, ближе к естественной справедливости, потому что они работают лишь на самих себя и никого не эксплуатируют, ни на чьём труде не наживаются. «В то время как он (бедняк – Д. Ж.) даёт другим возможность пользоваться им, сам он не пользуется никем, — отмечает Доливье. – Он сеет, но жнут богатые, пользующиеся им и получающие доход от его труда. Таким образом, бедняк всегда работает для обогащения других, но не самого себя» (10).

Однако Доливье не призывает «всё отнять и поделить». С его точки зрения, «земля, взятая в целом, должна быть рассматриваема как великий общинный фонд природы, на продукт которого все живые существа имеют первоначально неограниченное право». «Всякая порода животных, — объясняет Доливье, — руководствуется определённым инстинктом; люди же, сверх того, обладают разумом, при помощи которого они создают себе новый порядок вещей, являющийся порядком общественным» (11). По мнению кюре, «отдельные поколения являются лишь пользователями, т. е., иначе выражаясь, обладают лишь пожизненной собственностью. Люди могут, так или иначе, регулировать это право пользования и издавать законы, обеспечивающие каждому  пользование его долей, но на этом они должны остановиться, ибо они не имеют никакого права затрагивать самого фонда, присваивать его себе и распоряжаться правом собственности так, как они распоряжаются правом пользования». «Только весь народ, — доказывает Доливье, — и в качестве его подразделения – коммуны, являются истинными собственниками земли» (12).

И далее он делает очень важный этический и социально-политический вывод: «Социальная справедливость покоится на двух непреложных принципах:  во-первых, что земля принадлежит всем вообще и никому в особенности, и, во-вторых, что каждый имеет исключительное право на продукт своего труда… Из этого вытекает, что, если земля принадлежит всем и никому в особенности, то никто не может иметь на неё право собственности и все должны иметь право пользования; с другой стороны, если всякий имеет исключительное право на продукт своего труда, то он может располагать им по своему усмотрению, поскольку от этого, конечно, не страдает общественное благо <…>.

<…> Итак, в конечном итоге анализа явствует, что право владения земельными участками может быть лишь пожизненным и что переходящее по наследству право собственности может относиться только к движимому имуществу» (13).

Таким образом, Доливье, призывая к уничтожению частной собственности на землю, не видел необходимости в ликвидации остальных видов частной собственности. При этом добиваться реализации своей программы Доливье предлагал не «бурей и натиском», а постепенно – путём реформ. «Я считаю своим долгом успокоить нынешних собственников и предупредить их, — отмечал Доливье, — что я весьма далёк от того, чтобы предложить принятие против них всех вытекающих из моих принципов последствий. Подобная мера была бы не только слишком строгой, но и во многих отношениях несправедливой, ибо за вину закона наказывала бы людей… Уничтожим причину болезней, но не тех, кто ими страдает, и дадим им возможность  жить так, как они живут, раз их несчастная судьба делает это необходимым. Удовольствуемся тем, что ограничим зло их личностями» (14).

Уничтожение частной собственности на землю, по мнению Доливье, возможно лишь постепенно – через уничтожение права наследования. Реформа в области землепользования на первых порах лишь сгладит общественное неравенство. Показывая конкретные шаги предлагаемой им реформы, Доливье возвращается к эгалитарной программе: «Необходимо полное разделение участков, полное разверстание земли между всеми гражданами, не имеющими таковой вообще или имеющими слишком мало. Вот единственная мера, способная возродить наши сёла и внести благополучие во все семьи, не имеющие возможности приложить свой труд и страдающие от нищеты. Результатом этого будет лучшая обработка земли и увеличение средств, а, следовательно, и увеличение числа припасов на рынках, а вместе с тем была бы уничтожена самая противная из всех аристократий – аристократия фермеров» (15). Проведение этой меры, по мнению Доливье, решительно изменит отношение громадного большинства французского народа к революции, так как он получит нечто более реальное, чем эфемерные политические права и свободы.

«Программа, изложенная им (Доливье – Д. Ж.) в 1793 г., была программой радикального эгалитаризма, в том его варианте, который предполагал обобществление земли, — оценивает взгляды кюре из Моншана советский исследователь Абгар Иоаннисян. Решительное осуждение Доливье в его последней работе “культа собственности” в целом, как и его причастность к заговору Бабёфа, дают некоторое основание полагать, что после термидора он дошёл уже до идей коммунизма», полагал Иоаннисян (16). А вот советский историк Яков Захер называл взгляды Доливье «объективно реакционными». По его мнению, они были «простым стремлением к возрождению давно отошедшего в область преданий порядка вещей»: к «возвращению к уже умершему общинному строю» (17). Видимо, Захер не понимал, что великими народными движениями всегда движет утопия – мечта о счастье, а не «объективное понимание исторического процесса».

Продолжение следует

 Список использованной литературы:

1. Иоаннисян А. Р. Коммунистические идеи в годы Великой французской революции. М.: Наука, 1966. С. 49.
2. Там же. С. 50.
3. Там же.
4. Там же.
5. Там же. С. 53.
6. Кропоткин П. А. Великая Французская революция 1789-1793 гг. М.: Наука, 1979. С. 191.
7. Захер Я. М. Очерки по истории «бешеных». Л.: Прибой, 1925. С. 46-47.
8. Цит. по: Захер Я. М. Очерки по истории «бешеных». С. 55.
9. Цит. по: Там же. С. 56.
10. Цит. по: Там же. С. 57.
11. Цит. по: Там же.
12. Цит. по: Там же. С. 58.
13. Цит. по: Там же. С. 60-61.
14. Цит. по: Там же. С. 62.
15. Цит. по: Там же.
16. Иоаннисян А. Р. Коммунистические идеи в годы Великой французской революции. С. 60.
17. Захер Я. М. Очерки по истории «бешеных». С. 67.