Руслан КОСТЮК, доктор исторических наук, профессор факультета международных отношений
Немногие в нашей страны осведомлены о специфике политической и социально-экономической жизни на Фарерских островах, являющихся северной автономной территорией Дании. Между тем, на Фарерах бурлит очень активная политическая жизнь, о чём свидетельствует наш хорошо осведомлённый сегодняшний собеседник Иван Эстурланд, предприниматель, судовой брокер, журналист, являющийся одновременно Почётным консулом Уругвая на Фарерских островах.
Руслан КОСТЮК. Уважаемый Иван! Далеко не все наши соотечественники представляют себе актуальный политический статус Фарерских островов в рамках Королевства Дании. Поэтому в первую очередь я попросил бы Вас дать характеристику этому автономному статусу.
Иван ЭСТУРЛАНД. Наверное, следует начать с экскурса в историю. Изначально необитаемые Фарерские острова заселялись в раннее Средневековье выходцами из Ирландии (возможно, также Шотландии), о чём свидетельствуют как частично сохранившаяся кельтская топонимика, так и генетические исследования, а несколько позднее на острова началась миграция из Западной Норвегии. Частью датского ареала Фареры, а также Исландия стали «в нагрузку», когда в 1380 году Норвегия оказалась подчинена датской короне. В 1814 году Норвегия отошла от Дании к Швеции, но её заморские территории остались под властью Копенгагена, как и уже открытая и колонизированная датчанами на тот момент Гренландия.
Согласно принятой в середине XIX века первой конституции Дании, Фареры наделялись статусом обычного датского амта (области), с весьма ограниченными полномочиями вновь образованного местного парламента (лёгтинга / løgting), который был одним из самых старых в мире. Конец XIX века ознаменовал собой начало активного национального движения фарерцев, сначала больше культурного — за сохранение фарерского языка, позднее придание ему официального статуса. Однако уже с нулевых годов XX века и появлением двух первых местных партий: автономистской Самоуправления (Щолвстуйрисфлоккурин / Sjálvstýrisflokkurin) и юнионистской Союза (Самбандсфлоккурин / Sambandsflokkurin), постепенно разгорелась и политическая борьба за предоставление фарерцам большей свободы во внутренних вопросах.
Важной вехой стала вторая мировая война, во время которой Исландия окончательно вышла из унии с оккупированной немцами Дании и стала независимой республикой, а Фареры, где датское влияние традиционно было сильнее, чем в Исландии, служили базой британской армии и флота и оказались таким образом на несколько лет полностью отрезанными от своей метрополии.
Фарерцы активно стали торговать рыбой со своими временными оккупантами с Альбиона. Ценой существенных жертв среди гражданского населения, прежде всего рыбаков, которых беспощадно уничтожали немецкие подлодки и самолёты, экономика Фарер за годы войны существенно окрепла, а время, проведённое без связи с Данией и провозглашённая Исландская республика укрепили достаточно большое число фарерцев в мысли о возможности полностью независимого существования своей крошечной родины.
Вопрос о полной независимости никогда не снимался с повестки дня, что связано и с традиционно этнически и культурно однородным составом населения Фарер — число приезжих, включая датчан, всегда было незначительным — напротив, для Фарер характерна гораздо большая эмиграция, нежели иммиграция.
В результате победившие на выборах 1945 года в фарерский парламент политические силы отказались возвращаться в положение датского амта, существовавшее до войны — и это при тогдашнем населении изолированного архипелага всего в 25 тысяч человек! Копенгаген оказался вынужден инициировать проведение на Фарерах 14 сентября 1946 года референдума, на котором можно было выбрать только между двумя вариантами: сохранение довоенного статус-кво или полное разделение между Фарерами и Данией. К изумлению датских политиков и фарерских юнионистов, результат оказался не таким, какой они ожидали: при явке примерно в две трети избирателей, с незначительным перевесом победу одержали сторонники полной независимости Фарер! Несмотря на предоставленные ранее гарантии, Копенгаген в итоге отказался признать результаты референдума, распустил парламент Фарер и назначил новые выборы в него. Ну как тут не вспомнить недавние действия испанского премьера Мариано Рахоя в отношении Каталонии — разница оказалась только в том, что референдум был инициирован не сепаратистами, как в Барселоне, а самим центральным правительством в Копенгагене!
Ну и другим отличием стала то, что на перевыборах в разогнанный парламент победу на Фарерах одержали юнионистские силы, что позволило им и датчанам считать результаты референдума «случайностью». Однако всем было понятно, что возвращения к прошлому статусу уже быть не может. И в результате длительных переговоров между Копенгагеном и Торсхавном стало утверждение в 1948 году широкой автономии Фарер в рамках Королевства Дании, восстановление должности премьер-министра Фарер (лёгмявура / løgmaður) и передача фарерцам весьма широкого самоуправления. Также статус позволяет постепенную передачу Фарерам всё больших полномочий, чем за прошедшие семь десятилетий островитяне неоднократно пользовались, таким образом ещё более расширяя рамки своей автономии.
Кроме того, Копенгагеном постоянно подчёркивается, что вопрос полного отделения Фарер — дело только самих фарерцев, и датские власти не станут препятствовать проведению нового референдума о независимости, если этого потребует политическая конъюнктура, и признают его результаты. Правительство Дании имеет на Фарерах своего постоянного представителя, который раньше проводил на практике политическую волю метрополии, но с получением фарерцами широкой автономии находится просто в статусе наблюдателя. Датчане традиционно и во всяком случае, формально не вмешиваются во внутренние политические и экономические вопросы Фарер, так как понимают, что это вызовет моментальную негативную реакцию большинства фарерцев и может спровоцировать их полное отделение.
Вопрос о полной независимости никогда не снимался с повестки дня, что связано и с традиционно этнически и культурно однородным составом населения Фарер — число приезжих, включая датчан, всегда было незначительным — напротив, для Фарер характерна гораздо большая эмиграция, нежели иммиграция. Фарерский язык является на практике единственным обиходным, а датский, формально всё ещё второй официальный язык на Фарерах, в повседневной жизни постепенно вытесняется в качестве не просто равного, но и даже «первого иностранного» английским, на котором молодое поколение фарерцев говорит и лучше, и более охотно. Иными словами, у сторонников фарерской независимости нет проблемы с теми, кто переехал на острова ради работы из других регионов, как и представителями национальных меньшинств в первом, втором или третьем поколении, характерной для Прибалтики, например, или той же Каталонии, где водораздел «за» и «против» независимости достаточно отчётливо проходит по линии «провинциалы» против «горожан», а также этнические каталонцы против некаталонцев.
Много десятилетий Фареры являются важным торговым партнёром России в области рыболовства, каждый год проходят совместные российско-фарерские встречи, на которых определяется объём рыбных ресурсов на «обмен» между сторонами.
Кстати, интересно, что главным инициатором и организатором недавнего нашумевшего приезда в Копенгаген находящегося в политической ссылке в Брюсселе лидера каталонских сепаратистов Карлеса Пучдемона был ни кто иной, как один из двух фарерских депутатов датского парламента Магни Арге, бывший многолетний директор островной авиакомпании «Атлантик Эйруэйз» и видный борец за независимость Фарер. Каталонский политик прекрасно осведомлён о ситуации в Северной Атлантике и подтвердил, что уже весной собирается посетить Торсхавн по приглашению фарерских республиканцев.
Фареры, как сказано выше, представлены в 179-местном парламенте Дании двумя депутатами, они избираются исключительно от фарерских политических партий, традиционно проводят политику невмешательства в обсуждение и голосование по сугубо внутридатским проблемам и активно работают только с вопросами, связанными непосредственно с Фарерами. Такая же ситуация характерна и для двухместного представительства в датском парламенте другого региона с похожим статусом — Гренландии.
Широкая автономия позволяет самостоятельно регулировать внутреннее законодательство, решать некоторые из важнейших для фарерцев вопросов экономии — прежде всего, налогообложения и рыбной ловли. Ну, а самый наглядный пример — отсутствие членства Фарер (в каком-либо качестве) в Европейском Союзе, куда Дания вошла ещё в 1973 году. В то же время, Фареры имеют сложности в получении независимого представительства во многих международных организациях, которое большинство жителей архипелага желало бы иметь, независимо от своих политических предпочтений. На сегодня Фареры имеют членство в ряде организаций по некоторым видам спорта (например, ФИФА и УЕФА), но уже, к примеру, много лет стучат в закрытые двери с заявками на членство в Международном Олимпийском Комитете, Совете Северных Стран, Арктическом Совете, торгово-экономической организации EACT (куда входят Норвегия, Исландия, Швейцария и Лихтенштейн) и даже песенном конкурсе Евровидения, что особенно раздражает фарерцев, ведь уровень разных стилей музыки, сочиняемой на архипелаге, для такого малочисленного населения удивительно высокий.
— Какие вопросы находятся в компетенции местной исполнительной власти?
— Таких большинство – наверное, проще назвать вопросы, пока ещё не перешедшие в компетенцию местной исполнительной власти. Общими остаются гражданство — при этом у фарерцев формально свои, особенные паспорта, однако датчане смотрят сквозь пальцы и на практике даже поощряют получение жителями Фарер (напомню, они не входят в ЕС) обычных датских паспортов Евросоюза, которые есть у примерно 80% населения островов.
Иными словами, обращающийся в полицейский участок за новым паспортом житель Фарер может сам выбрать, документ с каким цветом корочки он хочет: зелёный «фарерский» или красный «датско-евросоюзовский», с которым проще как путешествовать по причине неузнаваемости в мире фарерского, так и получить работу в странах ЕС, если кому-то это нужно. В ведении Копенгагена пока остаются оборона Фарер, полиция (при том, что подавляющее большинство её сотрудников — фарерцы), дела живущих на островах иностранных граждан, высшая судебная власть (есть возможность подать апелляцию на решение фарерского суда в суд Дании) и — по крайней мере, формально — внешняя политика, но с этим далеко не всё так просто…
— В экономическом отношении, в чём основные особенности Фарер?
— Едва ли есть в мире другое общество, кроме Фарер, где настолько бы важную роль играло рыболовство. Архипелаг расположен в исключительно богатом морскими биоресурсами районе Северной Атлантики и по условиям имеющейся автономии самостоятельно осуществляет промысел рыбы, а также договаривается с соседями — странами Евросоюза, Исландией, Норвегией, Россией — о количестве выделяемых на вылов квот и их возможном обмене.
Много десятилетий Фареры являются важным торговым партнёром России в области рыболовства, каждый год проходят совместные российско-фарерские встречи, на которых определяется объём рыбных ресурсов на «обмен» между сторонами: так, мурманские, архангельские и калининградские суда имеют разрешение на добычу в фарерских водах таких видов, как скумбрия, сельдь и путассу, а фарерцы добывают треску, пикшу и креветку в российской части Баренцева моря.
Ежегодные датские субсидии в фарерский бюджет составляют на сегодня менее 100 миллионов евро, что не дотягивает даже до 10% фарерской экономики.
Также важнейшим товаром экспорта Фарер является лосось, которого выращивают на специальных фермах во фьордах. После введения Москвой эмбарго на покупку продовольственных товаров из стран Евросоюза и ряда других, фарерцы остались единственными в Европе, кто по-прежнему может продавать в Россию рыбу и морепродукты, чем островитяне активно пользуются и очень неплохо на этом зарабатывают. Кстати, именно вопрос доступа к океаническим биоресурсам и был определяющим, из-за чего Фареры в своё время отказались вступить вместе с Данией в Евросоюз, так как в этом случае они лишились бы имеющегося у них рыбного изобилия и были бы вынуждены делиться им со странами-членами ЕС. Время от времени между Фарерами, Евросоюзом (в который входит Дания!), Норвегией и Исландией возникают нешуточные разногласия относительно пропорций вылова морских биоресурсов.
Довольно долго на морском шельфе Фарер велась разработка возможных нефтяных залежей, но пока работа не привела к желаемому результату. К слову, по договорённости с Данией, которую фарерцы заключили ещё в 1992 году, все потенциальные доходы от находящейся в фарерской морской зоне нефти являются собственностью Фарер.
В последние годы очень активно развивается иностранный туризм, благо Фареры, несмотря на капризный, непредсказуемый, дождливый и ветреный климат — исключительно красивое и необычное место с уникальной природой. Впрочем, наплыв приезжих, в основном, сезонный — с мая по сентябрь.
После введения Москвой эмбарго на покупку продовольственных товаров из стран Евросоюза и ряда других, фарерцы остались единственными в Европе, кто по-прежнему может продавать в Россию рыбу и морепродукты, чем островитяне активно пользуются и очень неплохо на этом зарабатывают.
Ежегодные датские субсидии в фарерский бюджет составляют на сегодня менее 100 миллионов евро, что не дотягивает даже до 10% фарерской экономики. Выступающие за независимость партии стремятся уменьшить эти субсидии, а в перспективе довести их до нуля, чтобы Фареры оказались на полном самообеспечении. Учитывая, что доход среднего фарерца в 2017 году был выше, чем среднего датчанина, окончательный отказ от датских инвестиций достаточно реален, хотя не следует забывать, что на Фарерах очень большие средства приходится вкладывать в дальнейшее развитие инфраструктуры — прежде всего, строительство дорогостоящих подводных туннелей между островами. В 2021 году планируется открытие 13-километрового отрезка между островами Стреймой и Сандой, причём на последнем проживают менее полутора тысяч человек. Он станет наиболее протяжённым подводным туннелем в мире, где будет обычное автомобильное сообщение (туннель под Ла-Маншем длиннее, но там машины перевозят на специальном поезде). А в более отдалённой перспективе — запланировано строительство подводного туннеля на южный остров Суурой, длина объекта составит около 25 километров! Естественно, на осуществление этих проектов необходимы немалые средства.
— Результаты местных выборов показывают, что на Фарерах известной поддержкой населения пользуются политические партии, выступающие за независимый статус Фарерских островов. О каких партиях в данном контексте идёт речь?
— Действительно, движение за полную независимость было и остаётся здесь актуальной политической темой, несмотря на то, что о Фарерах часто забывают, составляя списки потенциальных новых европейских стран — скорее всего, из-за малочисленности населения островов, которое в 2016 году впервые перевалило за полсотни тысяч человек, а также относительном отсутствии открытого, видимого остальному миру противостояния между Торсхавном и Копенгагеном по этому вопросу. Между тем, в процентном отношении уровень поддержки населением Фарер идеи полной независимости региона очень высокий, по этому показателю мы входим в число первых зависимых анклавов Европы, а, вполне возможно, вообще занимаем первую позицию.
Судите сами — три из имеющихся ныне на Фарерах политических партий, открыто выступающие за полную независимость, имеют поддержку примерно 46% избирателей. Речь о левой партии «Республика» (Чёвельди / Tjóðveldi, 20,7% процентов избирателей на последних выборах в фарерский парламент, состоявшихся 1 сентября 2015 года, сейчас в правящей коалиции), правоконсервативной Народной (Фолькафлоккурин / Fólkaflokkurin, 18,9%, в оппозиции) и праволиберальной партии Прогресса (Фрамсёкн / Framsókn, 8,3%, в коалиции).
В то же время, это не означает, что противников сепаратистов поддерживают остающиеся 54% избирателей. На самом деле, из семи представленных в фарерском парламенте партий только две являются юнионистскими: социал-демократы (Явнаарфлоккурин / Javnaðarflokkurin, 25,1%) и Партия Союза (Самбандсфлоккурин / Sambandsflokkurin, 18,7%). Традиционно их общая поддержка стабильно находится на уровне 40-45%. Именно такой максимальной цифрой следует определять общее число противников создания фарерского государства, хотя убеждёнными юнионистами являются только сторонники Партии Союза, социал-демократы же в целом занимают в этом вопросе более гибкую позицию и теоретически вполне допускают создание независимых Фарер при определённых благоприятных условиях — главным образом, экономического характера.
Реальное число сторонников независимости Фарер, по всей видимости, превышает 50%.
Остаются ещё две партии. Партия Центра (Мифлоккурин / Miðflokkurin, 5.2%), главным образом защищающая традиционные христианские ценности, по-прежнему являющиеся значимыми на Фарерах — в отличие от стран Северной Европы в целом. Сторонники этой партии практически поголовно выступают за независимость Фарер — в том числе и потому, что хотят «законсервировать» фарерское общество и оградить его от влияния как «культурных марксистов» и ультралибералов континентальной Скандинавии, так и от иммиграции из мусульманских стран.
Что касается Партии Самоуправления (Щолвстуйрисфлоккурин / Sjálvstýrisflokurin, 4,1%), то она в своё время (до Второй мировой войны) представляла собой основную политическую силу, выступавшую за более широкую культурную и политическую автономию Фарер. То есть она была главной сепаратистской силой — до того, как были основаны партии, которые ещё радикальней борются за отделение. Сторонники этой традиционно умеренной партии, как правило, тоже выступают за фарерскую независимость, но по принципу «шаг за шагом». На теоретическом референдуме, если бы вопрос стоял так — «независимость завтра», то их голоса, скорее всего, разделились бы примерно поровну. Иными словами, реальное число сторонников независимости Фарер, по всей видимости, превышает 50%.
— Возникает логичный вопрос — если желающих полного отделения Фарер действительно больше половины, почему оно до сих пор не состоялось, учитывая и декларированное непротиводействие этому процессу со стороны Дании? Ведь Копенгаген — это ни коим образом не Мадрид?
— Если не возвращаться к единственному проведённому референдуму 1946 года, когда сепаратисты с незначительным перевесом одержали верх, однако независимость всё же не была предоставлена датском правительством, предложившим взамен широкую автономию со всё увеличивающимися полномочиями фарерского самоуправления, то основная причина заключается в том, что две ведущие партии на сепаратистском фланге — левая «Республика» и правоконсервативная Народная партия элементарно не могут сотрудничать ни в каких больше вопросах, кроме собственно подготовки независимости (в этом их отличие от двух ведущих сепаратистских партий в Каталонии, для которых вопрос полной независимости сейчас главный, и поэтому они объединили свои усилия для достижения общей цели).
Правда и в том, что основная политическая борьба на Фарерах сегодня ведётся на других фронтах — по традиционному принципу «правые-левые», а также и в первую очередь — относительно правил ведения рыболовства и распределения доходов от него. Поэтому сепаратизм, хоть и пользующийся существенной поддержкой фарерцев самых разных социально-политических взглядов, в настоящее время находится как бы в спячке, на периферии политической жизни островов — в отличие от Гренландии, где дебаты относительно полной независимости ведутся активнее, чем когда-либо раньше.
Сложно сказать, сколько ещё продлится на Фарерах положение «статус-кво», но скорее всего, наиболее действенным толчком для возрождения активного сепаратизма может послужить потенциальный новый серьёзный конфликт с Копенгагеном и Евросоюзом относительно дальнейшего распределения рыболовных квот, который в принципе исключать нельзя.
— Нашим читателям было бы интересно узнать, какую роль в общественно-политической жизни архипелага играют левые и левоцентристские силы.
— Достаточно большую — и в историческом контексте, и сегодня. Социал-демократическая партия Фарер, классический представитель левоцентризма скандинавской модели, была основана почти сто лет назад, и после провозглашения в 1948 году широкой автономии часто входила в правящую коалицию. Примерно половину этого времени, в том числе и сейчас, должность премьер-министра занимали представители социал-демократов.
При этом следует учитывать, что фарерская политическая палитра, о чём я уже упоминал ранее, достаточно сложна и многогранна и представляет собой не только классическое противостояние правых и левых, но также и сторонников и противников полной независимости. Поэтому фарерские политические альянсы часто бывали компромиссными и достаточно причудливыми — то есть наличие социал-демократов в правящей коалиции далеко не всегда означало, что коалиция была левая или левоцентристская.
Фарерская политическая палитра, о чём я уже упоминал ранее, достаточно сложна и многогранна и представляет собой не только классическое противостояние правых и левых, но также и сторонников и противников полной независимости.
Другой крупный игрок на левом фланге – «Республика», самая бескомпромиссная сепаратистская партия, её изначально поддерживали горячие поборники независимости с достаточно широким спектром взглядов на социально-экономические проблемы, в том числе и некоторые правые, однако она в последние два десятилетия, с приходом на должность председателя бывшего молодого тележурналиста, а ныне министра рыболовства Хёгни Хойдаля, которому уже 51 год, заметно «полевела» и, возможно, находится сегодня ещё дальше от политического экватора, чем социал-демократы. Последние под руководством юриста 45-летнего Акселя Йоханнесена получили наибольшее число голосов на выборах 2015 года и сформировали с республиканцами, а также правыми либералами-прогрессистами коалицию, судьба которой за эти два с небольшим года часто висела на волоске, прежде всего из-за внутренних разногласий в стане социал-демократов, а также крайне радикального и непопулярного проекта по новому регулированию рыболовства, с инициативой которого выступили республиканцы.
Сложно предсказать, удастся ли леволиберальному правительству Акселя Йоханнесена «досидеть» до следующих очередных выборов, которые должны пройти не позднее 31 августа 2019 года, так как парламентское большинство у правящей коалиции минимально возможное — 17 депутатов против 16 и в лояльности сразу нескольких из этих семнадцати поручиться нельзя. Досрочные выборы очень вероятны.
— Во многих случаях, если брать отдалённые от «метрополии» регионы, принадлежащие странам-членам ЕС, можно говорить о существовании неких форм «парадипломатии». Имеется ли такая своеобразная «региональная» внешняя политика сегодня у Фарер?
— Достаточно сказать, что среди министров фарерского правительства, которых в общей сложности восемь, есть многоопытнейший и добившийся успеха в самых разных ипостасях — политика, бизнес, спорт (он был чемпионом Фарер по футболу, гандболу и настольному теннису!) — Поул Михельсен, который основал после ухода из Народной партии в 2011 году собственную политическую силу — «Прогресс». Эта праволиберальная партия вошла в 2015 году в левую коалицию с социал-демократами и республиканцами в качестве «младшего партнёра». 73-летний миллионер, сделавший состояние на импорте с континента продуктов питания, и убеждённый сторонник независимости, является официальным министром иностранных дел Фарер, хотя в его обязанности входят и другие вопросы, например, внешняя торговля — впрочем, она опять же связана с международными отношениями.
Фареры сами по себе не являются для Дании каким-то ценным активом.
Главной насущной международной темой для Фарерских островов является взаимодействие с соседями по вопросу выделения и распределения международных квот, о чём я уже упоминал. Часто экономическо-торговые интересы члена ЕС Дании, с одной стороны, и Фарер, с другой, не то, что не совпадают, но даже вступают в прямое противоречие между собой. В 2013 году страны Евросоюза, включая Данию, открыто бойкотировали Фареры из-за разногласий по выделяемым рыболовным квотам – и, удивительное дело, фарерские рыболовные суда с пойманной рыбой, на которых были датские (!) граждане – фарерцы, не могли заходить в датские (!) и другие евросоюзные порты на выгрузку улова.
В прошлом году Фареры заключили с Исландией прямой договор о торговом сотрудничестве, однако он был отменён Копенгагеном, так как, по мнению датских властей, «выходил за рамки компетенции фарерской автономии». Это вызвало демарш уже упомянутого министра Поула Михельсена, который в этой связи бойкотировал участие в съезде Арктического Совета.
В целом Фареры достаточно давно и без оглядки на Копенгаген проводят самостоятельную внешнюю политику — если не формально, то по факту. Открыто действуют официальные фарерские представительства в Копенгагене, Брюсселе, Лондоне, Москве и Рейкьявике.
— В условиях непростых геополитических проблем в арктической зоне и Северной Европе интерес США и НАТО к этому региону (возьмём пример Гренландии) вполне очевиден. Если говорить о гораздо меньших по площади Фарерах, на Ваш взглад, с точки зрения Соединённых Штатов и Североатлантического альянса можно ли говорить о каких-то стратегических интересах?
— В годы «холодной войны» на Фарерах была построена и действовала радарная станция слежения НАТО. В 90-е она была законсервирована за ненадобностью, но сегодня всё громче раздаются голоса, выступающие за необходимость её повторного открытия, в связи с всё увеличивающимся напряжением международной обстановки. В целом не думаю, что Фареры могут представлять какой-то особый интерес США и НАТО, не будем забывать, что архипелаг, как и Гренландия, является частью НАТО априори, через ту же Данию. Однако из-за того, что Гренландия своим геополитическим положением действительно очень важна для Североатлантического альянса, в интересы НАТО не входит политическая дестабилизация Фарер (другими словами — их полная независимость).
Часто экономическо-торговые интересы члена ЕС Дании, с одной стороны, и Фарер, с другой, не то, что не совпадают, но даже вступают в прямое противоречие между собой.
Ведь если Фареры сами по себе не являются для Дании каким-то ценным активом. Если никакой экономической или практической пользы Копенгагену и тем более НАТО от, по сути, формального наличия островов в составе королевства нет, то огромная Гренландия, с её возможными полезными ископаемыми, скрывающимися подо льдами, это совсем другое дело. Там настроения по полному отделению от Дании в настоящее время едва ли не более радикальные, чем на Фарерах.
А если Гренландия станет независимой — какой курс выберет она? Китай уже давно примеряется к потенциальным запасам недр самого большого острова мира. Гренландские политики и избиратели — люди по своей природе куда более непредсказуемые, чем фарерцы, поэтому не допустить отделения Нуука является важнейшей задачей Дании и её союзников по обе стороны Атлантики. Вероятная же независимость Фарер может спровоцировать «эффект домино» и срикошетить в Гренландию, о чём вполне резонно опасаются в Копенгагене. Поэтому Дания крайне неохотно отпустит Фареры в «свободное плавание», несмотря на кажущуюся незаинтересованность в сохранении контроля над архипелагом и заверения в том, что независимость Фарер — дело только и исключительно самих фарерцев.
