«Человек рождается свободным, и он повсюду в цепях», — писал Жан Жак Руссо. Головы уже кружились от первых приступов романтизма. Это было время, когда верили во врождённую доброту и врождённую разумность. Человек — тире — индивидуум считался сам по себе носителем всяческого добра, мудрости и добродетелей. Только общество его испортило. Все орудия совместной жизни — религия, государство, право — только извращали его природу. Возврат человека к своей первобытной свободе неизбежно должен был вернуть ему всю утраченную способность к совершенству.
***
Но те, кто так думал, были модными философами, которые меньше разбирались в душах первобытных людей, чем в душах светских дам. Это были петиметры в тесных камзолах, с эмалированными табакерками. Деревню они знали по пасторалям литераторов, из тех, что с досадой отмахивались от перспективы провести две недели, скажем, в Сьерра Морене. Примитивисты от слабости, они боялись простуды. Позже они стали называть себя «защитниками природы» и осуждали варваров, которые убивают куропаток. «Как прекрасно, — говорили они, — видеть в поле куропатку, перелетающую с одного дерева на другое» и тем самым выдавали фальшивость своей словесной любви к полям и к куропаткам, потому что те, кто видел куропаток в полях, даже не убивая их, знали, что куропатки не взлетают на деревья.
***
Как всегда, правы были те, кто меньше говорил, кто учился у настоящей природы дисциплине и наблюдательности. Наши испанские моралисты, охрипшие от непогоды и знавшие поэтому, что непогода не располагает к литературной деятельности, которая требует усилий, были первобытными людьми «задним числом», их единственным способом стать первобытными был уход в древний мир.
***
Счастье — это как милость. По сути, счастье это и есть милость. Первобытное состояние, настоящее, было счастливым состоянием, подобным состоянию невинности: будучи единожды утраченным, оно никогда не возвращается. Иное дело милость: она возвращается, но через покаяние, через ригоризм. Тот, кто однажды утратил невинную милость, не обретёт ее снова, став «добрым» в литературном смысле этого слова, быть добрым осторожным, приятным, филантропическим способом в рядах Общества защиты животных или Армии спасения. Это фальшивый, сатанинский способ покрыть шкурой лжи плоть, сгнившую от пороков. Можно вернуть милость чистотой покаяния, энергичного, строгого, искреннего, скорбного и болезненного.
***
Так бывает и в жизни народов. Можно достичь счастья путём ригоризма, разумеется, выбранным свободно, тем глубоким способом быть свободным, который заключается в отказе от части свободы. Больше никаких литературных пасторалей, только строгий поворот лицом к истине, сильная и строгая решимость подчиниться дисциплине и удвоить усилия, предаться драматическому порыву к спасению. Счастье даётся нам как награда, а не как дар.
Статья «Невинность и покаяние». «Фаланхе Эспаньола», № 3, 18 января 1934
Читайте также:
Павел ТУЛАЕВ. Стрелы Фаланги
Хосе Антонио Примо де РИВЕРА. Эссе о национализме
Хосе Антонио Примо де РИВЕРА: «Революция — задача решительного меньшинства»
Хосе Антонио Примо де РИВЕРА. Традиция и революция
Хосе Антонио Примо де РИВЕРА: «Либерализм всегда был идеологией барства»
Хосе Антонио Примо де РИВЕРА: «Никто так не волнует народы, как поэты»
Хосе Антонио Примо де РИВЕРА: «Женщина всегда соглашается на самоотречение ради цели»
Хосе Антонио Примо де РИВЕРА: «Труд — лучший знак человеческого достоинства»
Хосе Антонио Примо де РИВЕРА: «Народ — это единство судьбы, усилий, жертв и борьбы»
Хосе Антонио Примо де РИВЕРА. Государство, личность, свобода
Алексей ИЛЬИНОВ. Нам нужны рыцарские субъекты
