Главная роль Аннет Бенинг

Владимир СОЛОВЕЙЧИК

Есть превосходные актёры, главная творческая удача которых случается в самом начале их творческой карьеры, и светом её озаряется дальнейший путь, к ней постоянно возвращаются в своих оценках критики и комплиментах поклонники, с ней сравнивают новые роли придирчивые члены различных жюри и пристрастные рецензенты. Так случилось и с Аннет Бенинг, точнее, с её дебютным успехом в фильме Милоша Формана «Вальмон».

Дочь страхового агента и церковной певицы, которой 29 мая этого года исполняется пятьдесят пять, с самого детства манили огни рампы. Она закончила актёрский факультет университета Сан-Франциско и двадцативосьмилетней девушкой прибыла покорять нью-йоркские подмостки. Дебют в кино, последовавший два года спустя в комедии «Великое пространство», прошёл практически незамеченным ни зрителями, ни киноведами. Зато вторая роль принесла Бенинг ту славу, которой не перебить ни театральным премьерам, ни двадцати пяти работам в кино, многие из которых удостаивались премий, номинаций на «Оскара», хвалебных отзывов прессы.

Этот триумф следует отнести не только к актёрскому мастерству молодой исполнительницы и тонкой, хорошо чувствующей словесную ткань и потаённые смыслы  шедевра Шодерло де Лакло «Опасные связи» режиссуры Милоша Формана, который, впрочем, подстраховался заранее, указав, что его киноверсия не является экранизацией в строгом смысле слова, а лишь создана по мотивам одного из лучших французских романов. Важным фактором зрительского успеха этой нестареющей ленты стало время её выхода на экраны. Вспомним: это был 1989 год, год двухсотлетия Великой французской буржуазной революции, юбилей которой подстегнул интерес не только к событиям якобинской диктатуры, но и к духовным отцам одного из величайших переворотов в истории человечества, к «Веку Просвещения» и его творцам, таким, как язвительный Вольтер, многогранный Монтескьё, остроумный и резкий в своих обобщениях Гольбах, глубокий в анализе  Гельвеций, блистательный, проникающий в самую глубь явлений и характеров и  в то же время нежный, чувственный и страстный Дени Дидро, великолепный Бомарше и тонкий психолог, отменный стилист Шодерло де Лакло.

Милош Форман, прочитавший роман ещё в юности и одержимый образом виконта Вальмона многие годы — совсем не случайно, ибо образ Вальмона выписан Шодерло де Лакло настолько выпукло и привлекательно, что перед ним безоружны не только женщины эпохи Дидро — смог реализовать свою мечту лишь в эмиграции, в Голливуде. Выбор актрисы на роль маркизы де Мертей был крайне важен для судьбы «Вальмона», и, отдав предпочтение никому тогда не известной театральной актрисе, далёкой от бродвейской сцены, известный чешский кинорежиссёр не ошибся.

И в романе, и в фильме Формана маркиза является главной пружиной всех интриг, от неё зависит дальнейшее развитие всех событий, как, впрочем, и печальная развязка всех тайн.  Не напрасно «Тартюфом в юбке», «сатанинской Евой» назвал персонаж, блестяще воплощённый на экране Аннет Бенинг, французский поэт Шарль Бодлер. Она умна, цинична, обладает огромным житейским кругозором, стоит на голову выше окружающих её мужчин, не исключая и самого Вальмона, прекрасно знает свет, правила и нормы идущего к закату мира феодальной аристократии. «Остроумная, обходительная, с неизменной улыбкой на устах, она флиртует направо и налево, стремясь обольстить всех и каждого. С такой же сияющей улыбкой она губит легкомысленного Вальмона, не испытав больших угрызений совести по поводу его безвременной гибели. Злой ум и чёрствая душа при обаятельной, располагающей внешности — такова маркиза де Мертей в исполнении Бенинг», — отмечает современная критика. И констатирует, что воплощение данного характера стало Бенинг вполне по силам: «Странная смесь обаяния и подлости свойственна многим героиням Бенинг. Ни одной из современных актрис не приходилось так часто играть отрицательных персонажей». Но каждая из этих ролей восходит к самой удавшейся, самой главной, самой успешной.

Именно Аннет Бенинг удалось, в отличие от исполнительниц иных многочисленных фильмов по мотивам «Опасных связей» — а среди них были и такие мастера, как, к примеру, Гленн Клоуз, — добиться максимального совпадения экранного образа и того, который предстаёт перед нами со страниц романа. «Прочитайте внимательно восемьдесят первое письмо мадам де Мертей, в котором она рассказывает Вальмону о своей жизни, — пишет Андре Моруа. — Кто ещё так строго регулировал её проявления? Малейший жест, выражение лица, голос — всё контролируется ею. У неё всегда есть оружие против любовников. Она всегда их может погубить. “Я умела заранее, предвидя разрыв, заглушить насмешкой или клеветой доверие к этим опасным для меня мужчинам, которое они могли приобрести”. Читая это удивительное, ужасное письмо, вспоминаешь кровожадных дипломатов эпохи Возрождения, а также героев Стендаля. Однако мужчины и женщины Возрождения оттачивали свою волю, чтобы захватить власть, в то время как де Мертей с Вальмоном и им подобные видят в жизни только одну цель: удовлетворение или отмщение своей чувственности. Прибегать к столь сильным средствам ради такой цели кажется чрезмерным. Столько стратегии, столько расчётов — и всё для того, чтобы получить ничтожную награду! “Чтобы такая энергичная женщина (пишет Мальро), которую Стендаль возвеличил в своих творениях, тратила свою энергию только на то, чтобы наставить рога своему любовнику, прежде чем он её бросит, могло бы казаться невероятной историей, если бы данная книга не имела бы целью показать, что может воля, направленная на сексуальные цели. Здесь происходит эротизация воли. Воля и чувственность сливаются и приумножаются…” У Лакло наслаждение, связанное с идеей войны, охоты, принуждения, выступает как форма проявления воли. То же и у Стендаля. Жюльен Сорель (“Красное и черное”) намеревается, несмотря на опасность, взять руку мадам де Реналь, подняться в комнату Матильды; однако удовольствие, испытываемое им от победы над самим собой, намного больше того, какое он получает от обладания женщиной. Следует добавить, что во времена Стендаля революция и империя направляли свои устремления на другие объекты, более их достойные, тогда как в светском обществе XVIII века и повсюду в провинциальных гарнизонах молодые люди предпочитали не растрачивать свою энергию на что-либо другое, кроме любовных похождений. Могущество в Версале обусловливалось куртуазностью; политическая деятельность большинству была недоступна. Офицеры воевали мало: всего несколько месяцев в году. Любовь становилась важнейшим делом и, если можно так выразиться, объектом большого спорта…» Тонко подмеченное Моруа отличие настоящей страсти, подлинного смятения чувств от превосходно описанной в книге Шодерло де Лакло «игры любви и мести» находит в полном объёме своё отражение и в киноверсии Милоша Формана. Это стало возможным благодаря прекрасной и точно соответствующей режиссёрскому замыслу игре Аннет Бенинг.

«Больше, чем к удовольствиям, де Мертей стремится к власти, и месть ей сладка. Вероятно, она ещё в детстве страдала комплексом неполноценности, который и нашёл потом своё выражение в жестокой мстительности. Развращать мужчин и женщин, ставить их в трагическое или смешное положение — в этом счастье мадам де Мертей. И наслаждение этим счастьем усиливается оттого, что, будучи «Тартюфом в юбке», она сумела предстать перед обществом как очень добродетельная женщина. Лицемерит она гениально и похваляется этим перед Вальмоном: “Что совершили вы такого, чего бы я тысячу раз не превзошла?”» — отмечал писатель Жан Жироду.

Жироду прекрасно понимал, что «красота, сюжет и привлекательность книги» в паре Вальмон—Мертей, соединённых брачными узами зла, из которых один — самый обольстительный распутник в литературе и в то же время самый красивый и ловкий мужчина, а другая — очаровательнейшая и умнейшая женщина. «Мы видим великолепный союз вышедших на поиск новых удовольствий охотников, где женщина и мужчина равны в умении управлять страстями». Все условия, необходимые для этой превосходной пары, здесь обеспечены: и абсолютное доверие друг к другу, и беседы с глазу на глаз, скрытые от непосвящённых. В историях о животных нет ничего более волнующего, чем повесть о двух охотниках — лисице и льве. Также нет ничего более угодного духу зла, чем лицезрение прелестной Мертей и прекрасного Вальмона, сражающихся каждый ради другого, ибо победа для них обоих представляет меньшую ценность, чем их взаимная откровенность, которая по большей части приносит каждому из них удовольствие от успеха другого…

Другим очень сильным обвинением против Лакло в безнравственности его книги является то, что он наносит сильнейший удар по легенде о женской стойкости. Позднее Бернард Шоу разовьёт эту идею, утверждая, что в любви женщина нередко сама становится охотником, а мужчина — дичью. Маркиза де Мертей руководит Вальмоном, диктует ему самые важные письма, насмехаясь над ним, когда Вальмон в свою очередь пытается тоже ей что-то советовать. «Здесь, как и в жизни, — говорит Бодлер, — первенство вновь возвращается женщине». Вальмон, возможно, и пожалел бы Президентшу, если бы удар хлыстом, полученный им от маркизы де Мертей, не побудил его преодолеть препятствие. Однако женщины типа Мертей, умеющие подчинять себе мужчину, ни за что не допустят, чтобы кто-то знал об этом, кроме очень близких сообщников, — замечает Андре Моруа. — Все эти фигуры — создание безжалостного геометра, и ведут они себя, руководствуясь только правилами игры и голосом рассудка. Применять логику к тому, что должна диктовать интуиция; симулировать страсть, когда её не испытываешь; хладнокровно изучать слабости других, чтобы овладеть ими, — вот игра, которую ведут де Мертей и Вальмон. Может ли это принести счастье?

Роман Лакло с очевидностью показывает, что не может. И не потому, что в удовольствии нет подлинной, приносящей радость реальности. Сама маркиза де Мертей приходит к выводу, что физические удовольствия монотонны, если их не воодушевляют сильные чувства: «Неужели вы ещё не уразумели, что наслаждение, действительно являющееся единственным толчком для соединения двух полов, всё же недостаточно для того, чтобы между ними возникла связь, и что, если ему предшествует сближающее их желание, то после него наступает отталкивающее их друг от друга пресыщение? Ответ на этот вопрос гласит, что здесь необходимо использовать момент, когда инстинкт скрашивается желанием, которое связывает влечение и чувство воедино социальной связью…»

Ключевое слово — «социальная связь» — произнесено. Речь идёт о том самом явлении, которое по определению чуждо героям Шодерло де Лакло, представляющим блестящий, манящий, но обреченный мир, далёкий от реалий подавляющего большинства тех, за счёт кого жили светские львы и львицы, одну из которых так чётко, ярко и психологически достоверно, во всю силу своего огромного дарования сыграла почти четверть века тому назад Аннет Бенинг.