Артём АБРАМОВ.
В итальянском кинематографе чёрные рубашки становились объектом шуток отнюдь не всегда. «Amarcord» (1973) Федерико Феллини пронизан совершенно другим лейтмотивом — воспоминанием о юношеских годах и сопутствующей молодости бесшабашности.
Титту, одного из героев, за которым повествование идёт весьма ненавязчиво, интересуют вещи совершенно отличные от истории Древнего Рима. Впрочем, это неудивительно — в маленьком городке вряд ли найдётся что-то интереснее кино, девушек и далеко не всегда безобидных шалостей. Класс Титты вполне разделяет увлечения товарища; греческий остаётся для мальчишек так и не освоенным полем, равно как и способом разозлить учителя, а вместо помощи застрявшему у доски приятелю юноши предпочитают грубую шутку и откровенные фантазии об учительнице. За всем происходящим со стены класса наблюдает укоризненный триумвират Папы, короля и дуче, вряд ли бы обрадовавшихся успехам горе-учеников.
В форме авангардистов класс выглядит также далеко не лучшим образом. Построенные не по росту и держащие далеко не идеальную выправку, во время визита в городок римского чиновника мальчики думают не о постулатах дуче, а, например, о свадьбе с первой красавицей школы, которую проводит огромная голова Муссолини, собранная из роз.
Старшее же поколение с вексиллумами (древнеримскими военными полевыми штандартами) и в праздничном беге выказывает себя весьма уверенно, заверяя приезжего иерарха в успехах, и, вместе с тем, ненавязчиво предлагая повысить финансирование различных мероприятий городка.
Вечером, одетые в чёрные рубашки, мужчины неспешно гуляют по главной площади, после нескольких стаканчиков вина. Оплетённые бутылки в их дают понять зрителю, что фашист — абсолютный итальянец, нисколько не чуждый общечеловеческим ценностям в виде вина и женщин (фактически, вся лента посвящена забавным событиям в межполовых отношениях городка). Услышав с колокольни заведённую пластинку «Интернационала», подвыпившие фашисты открывают по граммофону стрельбу, а после падения «бунтарского аппарата» искренне веселятся.
Фашист в «Амаркорде» — итальянец, не выглядящий безмозглым громилой в форме, но улыбающийся, сильный, уверенный и даже приятный человек. Впрочем, как иначе можно его видеть, когда происходящее показывается со стороны мальчишки, пусть и без прямого участия молодого человека. Дядя Лалло, на которого с восхищением и одновременно завистью смотрит Титто, выведен прямым примером невольного подражания: это, в отличие от полного и неуравновешенного отца, красивый человек средних лет, на танцах неизменно выбирающий красивейших женщин, он не может не восхищать любого молодого человека.
Не меняет ничего и тот факт, что некоторые из женщин, с которыми кружится дядя Титто, поведения достаточно лёгкого; наоборот, в глазах мальчишки это лишь подчёркивает независимость и жизнелюбие родственника. Феллини поднимает тему сексуальности униформы — Лалло, одетый в мундир, ловит восторженные взгляды девиц беспрестанно, что лишь усиливает восхищение Титты.
Впрочем, насилие режиссёром также обойдено не было. Но в эпизоде наказания чернорубашечниками отца Титты за выходку с граммофоном смешным представлен как раз неудачник-папаша, но никак не молодчики в форме. Отпаивая недотепу касторкой, фашисты смеются вполне искренним и здоровым смехом, в котором нет намека ни на фанатизм, ни на параноидальную злобу.
Но несмотря ни на «римские» лозунги партийного секретаря, ни на восхищение, которое вызывает Муссолини у первой красавицы города, Феллини с каждой сценкой всё больше убеждает нас, что жители больше всего увлечены кьянти и самими собой, нежели воспитанием в молодёжи и в себе качеств «настоящего итальянца», и происходящее в стране волнует их гораздо меньше местных сплетен и развлечений. И как огромный лайнер «Рекс», роскошный символ великолепия режима, смотреть на который отправляются на лодках все жители, фашистское двадцатилетие проходит мимо городка, пусть громко гудя и сверкая золотом огней на чёрной рубашке палуб.
Все комедии о фашизме, несмотря на различные цели, по которым бьет их сатира, объединяет один общий лейтмотив, а именно разочарование в фашистских идеях. Доминико и Умберто («Поход на Рим») разочаровываются в сквадристах, поняв, что кроме весёлой жизни побои достанутся не только коммунистам, но и им самим. Баттифьори («Ревущие годы»), старавшийся жить в мире с окружающими (насколько вообще возможно применение выражения «жить в мире» по отношению к фашистскому обществу), сдаётся перед откровенным контрастом между принципами близкой ему идеологии и её исполнителей. Инноченци («Все по домам») снимает форму, понимая, что она только поставит перед ним препятствия, а Арковацци («Фашистский вожак») капитулирует при поражении самого сердца режима.
Особняком стоит лишь «Я вспоминаю», где юношеская жизнь в эпоху режима выведена как счастливое воспоминание юности, а все люди — лишь объект для шуток, своих и чужих. Те же, на ком надета униформа, отнюдь не избегают шуток, но напротив — со стороны подростка видно, что фашист смеется больше других, но и шутит злее и острее.
Продолжение следует
Предыдущие тексты цикла:
Артём АБРАМОВ. Фашистская Чинечитта и Голливуд: взаимное отражение
Артём АБРАМОВ. Особенности киноиндустрии Чёрного двадцатилетия
Артём АБРАМОВ. Фашистское кино: молодость, сила, действие
Артём АБРАМОВ. Киноэффекты Дуче
Артём АБРАМОВ. Фашистское кино от расцвета до заката
