Лекция «От Французской к фашистской революции», прочитанная 6 декабря 1934 года в Сорбонне, Джузеппе Боттаи, членом Большого Фашистского Совета, деканом факультета права и директором Корпоративной Школы Королевского Университета города Пизы. Перевод с французского языка Е. В. Корюковой и Т. П. Нестеровой
— События последних лет подтолкнули нас к мысли о проведении исследования того, какую ценность и значимость имеет корпоративная идея в современном мире, идея, получившая подтверждение в Италии в духе фашистской революции и в экономической и политической системе, которую она создала.
Мне показалось, что, изучая данный вопрос здесь, вместе с вами, в одном из знаменитых и значимых городов Франции, я мог бы назвать своё исследование полезным, поскольку оно преследует цель, которую ставит перед собой Комитет Франция-Италия: углубить знания идей, способствующих развитию французской и итальянской цивилизации.
Моё исследование будет проведено со всей научной объективностью и беспристрастностью с привлечением результатов прямого наблюдения за политической, социальной и экономической реальностью, которую мы наблюдаем каждый день.
В действительности, мы можем ясно и отчётливо обозначить основные черты общей политической проблемы, возникшей перед государствами в нынешних условиях. Из-за экономического кризиса эта проблема потребовала безотлагательного решения. Опытный наблюдатель, однако, скажет, что данная проблема возникла во время войны 1914 — 1918 годов. А это значит, что ещё задолго до мирового конфликта начали формироваться её характерные черты и элементы.
Для того чтобы дать им точное определение, необходимо чётко разделять нравственные и материальные причины, воспринимая последние в их истинном значении. Не нужно считать необоснованным то объяснение ситуации, которое указывает на существование конкуренции в экономической, торговой и колониальной сферах. Оно вовсе не стремится принизить значимость этических и эмоциональных побуждений, и является очень точным. Однако данное объяснение можно назвать верным при том условии, что ему не станут приписывать характер жёсткого экономического детерминизма, поскольку в этом случае оно было бы неполным и недостаточным.
Торговые отношения и экономическая экспансия уже не определяют политические и нравственные причины для каких-то действий, скорее они сами определяется данными причинами. Духовные потребности нации, её историческое чувство собственного достоинства, та миссия, которую она призвана выполнить в мире — вот те факторы, которые определяют экономическую ситуацию.
Нужно, наверное, говорить скорее о сосуществовании различных побуждений как об элементах единой системы, которые обуславливают друг друга. Мы видим в истории единство экономики и политики, что является одним из фундаментальных законов фашистской доктрины.
Каждая нация постаралась утвердить свою индивидуальность: она включает в себя этические, экономические, духовные, культурные и религиозные составляющие, которые в своём динамичном единстве порождают систему, выраженную в политической индивидуальности нации.
Учитывая целостность данных элементов, как же нужно организовать государство, чтобы они функционировали наилучшим образом? Частично проблема была решена во время войны путём предоставления правительствам чрезвычайных полномочий. Но в конце войны государства вновь столкнулись с ней, и она до сих пор является нерешённой. Это проблема современного государства, которое управляет всеми элементами, из которых оно состоит, для того, чтобы жить в «мире наций».
Однако не ведет ли своё происхождение современное государство, уже совершенное и упорядоченное, из Французской революции и её конституционной и юридической системы? Это главный вопрос нашего исследования. Позвольте мне ответить на него.
История нам доказала, что государство, сформировавшись в разных странах под влиянием Французской революции, не является инструментом, который подходит для современной жизни, и не является той системой, которую ждал весь мир. Едва зародившись, государство уже являлось устаревшим и неэффективным. Рабочие волнения, начавшиеся во время революции и сыгравшие не последнюю роль в жизни народа, представляют собой один из самых драматичных аспектов этой неэффективности, которая постепенно проявляется со всех сторон.
Интересно было бы найти её истоки и причины. Их нужно искать в исторической реализации принципов Французской революции. Это исследование приводит нас в область отношений между Французской революцией 1789 года и революцией фашистской. Это непростая и деликатная область, в которой необходимо связать фашизм и сегодняшнюю Италию с историей современного мира, чтобы обеспечить фашизму достойное среди политических идей и движений, наконец, чтобы признать его универсальную ценность.
Мы изучаем эту область с абсолютной беспристрастностью, присущей историку, который лишён предубеждений, и это подводит нас к важному открытию: фашизм не противоречит тем требованиям, которые когда-то стали причиной Французской революции. Напротив, он развивает то, что составляет её истинную сущность. Он находится не за пределами современной истории, а во главе её, потому что решает ту проблему, которую великая революция обозначила, но не сумела решить.
Не нужно считать данные утверждения всего лишь теоретическими. Они имеют большое значение в сравнении с зарождающимися движениями, которым непрофессиональные исследователи и наблюдатели дают одно общее обозначение — фашизм. Сейчас мы не будем выносить оценку этим движениям. Каждое из них имеет свою историческую оценку. Но считать, что они единодушны в отрицании Французской революции и её идей, является большой ошибкой.
И, тем не менее, несколько месяцев назад во французской газете, издающейся в столице одного из восточно-европейских государств, можно было прочесть в статье под названием «Фашизм против идей Великой французской революции» следующие строки: «Долой идеи Великой французской революции! Это тот лозунг, с которым каждый день выступают руководители фашистского движения, неустанно повторяя, что у них лишь смутное представление о великих идеях 1789 года, которые они собираются уничтожить. Фашизм не утверждает, что идеи Великой французской революции устарели, поскольку их историческая миссия переживает упадок. Нет. Для фашистов они не более чем историческая ошибка».
Историческая ошибка была допущена автором статьи, который, кажется, слишком заинтересован в том, чтобы спровоцировать непонимание и дать повод для кривотолков. Мы, итальянцы, ставшие инициаторами фашистского движения, являемся единственными полноправными толкователями и выразителями его доктрины. Возможно, она способствовала появлению разных противоречивых политических движений. В истории политических идей этот феномен известен как феномен следствия; о нём Луи Ружье в статье «Протестантизм и философия истории» (газета «Меркюр де Франс» от 1 января 1929 г.) писал следующее: «Политическая доктрина и религиозная система действуют и проявляют себя скорее через ответные действия, которые они провоцируют, чем через механическое развитие их логических результатов. Они проявляются через компромиссы, вторичные результаты, прямые и косвенные последствия, которые влекут за собой, взаимодействуя с другими силами».
Таким образом, — автор далее приводит примеры — учение Аристотеля, представляющее собой попытку создать науку о природе, послужило оправданием для новой догмы; неоплатонизм, попытка примирения греческого интеллектуализма и мистических чаяний религий, проповедующих спасение человека, привёл в конечном итоге к религиозному материализму, магии и демонологии и т.д.; а Французская революция, провозглашавшая идеи равенства и свободы, породила цезаризм. Фашистская революция не избежит подобной участи. Именно поэтому так важно для достижения поставленной мной цели вернуться к истинному её значению.
Давайте посмотрим.
Ссылаясь в своём историческом исследовании на Французскую революцию, мы приходим к признанию исключительной её значимости в мировой истории, она является её достоянием, победой человеческого духа, её нельзя отрицать, но необходимо понять, проанализировать и оценить по достоинству.
С другой стороны, если и возможно с некоторой лёгкостью отрицать бессмертные принципы 1789 года, прежде нужно выяснить, как эти принципы формулировались, и рассмотреть связь между моментом их провозглашения и реализацией. Увидеть, в общем, ту историческую и политическую субстанцию, которая сформировалась на их основе.
Принципы Французской революции были провозглашены в той манере, которую мы никак не можем принять. Именно в этом заложены истоки и причины того, какой характер приобрели принципы 1789 года; характер, который мы считаем ложным, несмотря на то, что с точки зрения истории, он был необходим и неизбежен.
Содержание Декларации прав человека представляет собой одновременно исторические причины революции и концепции естественного права. Права и свободы, которые отстаивались в ту эпоху, показывают нам движущую силу и неоднозначную причину неповиновения, желания освободиться от тирании, с помощью которой государство тогда управляло людьми.
Свобода мнений имеет своей целью гарантировать неприкосновенность нового духа и сознания, сформировавшегося в противовес существующему социальному порядку и действующим концепциям и доктринам. В сложившейся ситуации индивид взывает к своей природе, сущности, которая не принимает социальное устройство общества, не соответствующее более его умонастроениям и новой жизни. И именно в этой своей сущности человек видит основу для тех прав, которые он отстаивает. Природа человека принимается уже как реальность абсолютная, самобытная и неприкосновенная; естественное право становится своеобразным рычагом, который, если привести его в движение, подрывает и разбивает вдребезги феодальную систему привилегий и абсолютный режим власти.
Естественное право и свобода, о которых идёт речь в Декларации прав человека, утверждают, что права человека не зависят от государства, что оно не является их первоисточником; государство только признает их. В ст. 1 Декларации говорится следующее: «Люди рождаются и живут свободными и равными в правах», ст. 2: «Целью любого политического объединения является охрана неотъемлемых прав человека. Это свобода, собственность, безопасность и сопротивление угнетению». Таким образом, утверждается приоритет гражданина перед государством, за ним признаются права, которые в историческом плане предшествовали появлению государства. Права и свободы, провозглашенные в принципах 1789 года, имеют общее значение: независимость гражданина по отношению к государству. Их значение спорно и даже отрицательно в случае абсолютного государства, и мы прекрасно понимаем почему.
Впоследствии, уже в XIX веке, наука основательно пересмотрела эту рационалистическую концепцию естественного права, доказывая несостоятельность индивида, предшествующего государству, несостоятельность права без социальной организации, т. е. без организации юридической, а, значит, без государства.
Но в это же время в Европе и по всему миру распространялись принципы и идеи революции 1789 года, обозначив один из самых важных периодов истории. Они постепенно внедряли в политическую жизнь и законодательство государств концепцию свободы как гарантию, утверждение независимости, защиту для граждан по отношению к государству. Мы видим эту концепцию во всех современных законодательных системах, в первых конституциях, разработанных под непосредственным влиянием Декларации прав человека и потребованных народом у своих правителей опять же под влиянием событий 1789 года.
Все политические организации, все государственные системы либерального толка изначально содержат в себе изъяны, так как они утверждали, что индивид предшествовал появлению государства, что юридический порядок — это система ограничений, которая защищает гражданина от государства.
В либеральной концепции государство не является формой, в которой протекает жизнь простого человека, в которой в наивысшей степени активизируется вся его социальная сущность. Именно поэтому либеральное государство переродилось в некую абстрактную демократию с абстрактными индивидами. Пока социальная жизнь развивалась и усложнялась, чтобы в конечном итоге достичь максимального предела своей сложности, государство оставалось пассивным и далёким, чтобы не вторгаться в жизнь индивидов.
Но та упрощённая манера, в которой идеи 1789 года были сформулированы, не помешала им стать основой для великой истории.
Это не так давно подчёркнул руководитель фашистской революции Муссолини в своём выступлении от 10 ноября, посвящённом учреждению двадцати двух Советов Корпораций. Муссолини сказал: «Прошлый век провозгласил равенство граждан перед законом, и это стало большим завоеванием». Кроме того, в Итальянской энциклопедии, в той её части, где идёт речь о «Социальной и политической доктрине» фашизма (том XIV, стр. 848), Муссолини утверждает, что «отрицание фашистами социализма, демократии и либерализма не должно наводить на мысль, будто фашизм стремится привести мир к тому, что было до 1789 года, который называют началом века либеральной демократии. Мы не повернём назад».
Поэтому, принимая во внимание ту тесную связь, которую мы имеем с нашим временем, мы, фашисты, можем признать реалистическое предвидение событий, содержащееся в Декларации прав человека 1789 года. Мы можем признать это, несмотря на некоторую наивность и неприемлемость с научной точки зрения формулировки принципов для нынешнего поколения, заложенных в Декларации.
Совершая подобное исследование, мы признаём, что Французская революция, без всякого сомнения, является одним из самых значительных событий в истории человечества, поскольку она способствовала появлению в истории современного сознания и духа, который продолжает завоёвывать свою независимость и утверждать её. Благодаря Французской революции этот дух осознал свою собственную созидательную силу, свою абсолютную свободу и абсолютную ценность.
Новое сознание стремится понять всё происходящее вокруг и в то же время создать свою собственную историю. Вот та сила, которая направлена на разрушение старой системы и создание общества согласно новым ценностям и принципам.
И нам становится ясно, что, несмотря на напыщенное анархистское красноречие, фетишистские демократические умозрения, якобинскую браваду, либеральные прихоти и искренние наивные утверждения в бессмертных принципах революции, вызывавшие у нас улыбку, мы должны признать тот факт, что с исторической точки зрения Французская революция, бесспорно, имеет огромное значение в мировой истории.
Признавая это, мы вынуждены, однако, спросить у либерального государства, каким образом оно реализовало тот принцип, которому приписывало конструктивную силу. Нам уже известно, что оно допустило ослабление, а затем и полное прекращение действия силы фундаментальной концепции революции, согласно которой гражданин — хозяин и созидатель своей общественной жизни.
Очевидно то, что либеральное демократическое государство является лишь одним из этапов, который политическая и правовая концепция революции должна была обязательно пройти. Но при этом мы можем утверждать, что этот этап стал отклонением от правильного пути, искажением, а не реализацией идей революции. И это искажение обусловлено тем, как новые принципы, содержащие идеи естественного права и характеризующиеся некоторой абстрактностью, появились и добились признания в истории.
Та система, которую индивид строит в своём сознании, создавая государство, остаётся незыблемой. Французские революционеры испытали на себе все последствия создания государства. Свобода, за которую они боролись, не была для них (да и не могла быть) всего лишь правом действовать по настроению, но завоеванием возможности строить своё государство, стать государством. Индивид хочет стать государством и утверждает, что способен стать им. Но это, конечно же, не означает, что государство — это изолированная и неподвижная структура, что как раз характерно для государства либералов. Напротив, для индивида это означает отождествиться с государством, жить в нём и для него.
Либерализм, как мы видим, не сумел полностью реализовать принципы 1789 года. Путь реализации идей революции должен быть пройдён до конца. Для того чтобы они были воплощены в жизнь, необходимо, чтобы гражданин стал хозяином своей жизни и своей истории, чтобы он больше не был пассивным субъектом государства, чужого и далёкого для него и, как следствие, деспотичного. Необходимо, чтобы индивид смог самореализоваться в государстве. Либеральное государство — это пустая форма, которая никак не служила гражданину, в ней он не находил свою духовную сущность, и, в конце концов, эта форма не в состоянии эффективно регламентировать его жизнь.
Чтобы создать государство, которое было бы одновременно инструментом и целью исторической жизни индивидов, нужно прийти к тому, что фашизм считает важным и реализует уже сейчас: корпоративное государство, являющееся неизбежным результатом современной истории.
Вот в чём заложена универсальная ценность итальянского корпоративизма — в его решении всеобщей проблемы. Эта проблема интересовала различные институты, но кроме юридических вопросов она содержала в себе и нравственную проблему социальной справедливости. Буржуазные классы для того, чтобы прийти к власти, заявили о правах человека, за которые каждый мог бороться, но затем они отрицали наличие гражданских прав у народа, держали его на расстоянии от государства и даже смещали с того места, которое он занимал в государственной системе через упразднение ремесленных цехов и уставов.
Таким образом, народ, рабочие классы оказались вне государственной системы. Достаточно отметить, что, например, в Англии, трудовые отношения между рабочими и работодателями вплоть до 1872 года регулировались старым законом, касающимся отношений господ и слуг. Их считали простонародьем, отрабатывающем барщину, крепостными, поэтому они находились в гораздо худшем положении, что, конечно же, являлось большой несправедливостью. Поэтому становится понятным тот успех, которого достигли в среде тех же буржуазных слоёв идеи социализма, как равно понятно и то, почему рабочие массы, желая освободиться от гнёта, так горячо приняли идеологическое революционное учение социализма.
Становится ясно, какое значение имеет итальянский корпоративизм в современной истории, когда мы думаем о той сложной проблеме, которая возникла перед нами. Фашизм нашёл целостное решение данной проблемы, поскольку он отвечает требованиям государственного порядка и требованиям справедливости.
Корпоративизм в действительности позволяет гражданину полностью примкнуть к государству, осуществлять в нём свою собственную экономическую жизнь, устанавливать экономические отношения с помощью юридических и политических органов, учреждённых в корпоративной системе; гражданин устраивает свою жизнь (общественную, политическую, государственную), которая вся реализуется в государстве, являющемся интегральной формой индивидуальной жизни.
Кроме того, корпоративизм обозначил место рабочих классов в государственной системе. Они больше не являются слугами работодателей и не зависят от предпринимателей. Фашистское государство разработало систему законов, благодаря которым положение различных категорий рабочих становится очень выгодным. Речь вовсе не идёт о какой-то эфемерной защите их прав, но о защите, гарантированной государством, о политическом представительстве на всех уровнях общественной жизни, начиная с коммунального управления и заканчивая общенациональными органами власти.
И вот здесь может возникнуть следующий вопрос. Проблема, которую пытался решить фашистский корпоративизм, конечно же, является всеобщей, универсальной, но может ли решение данной проблемы быть таким же универсальным, единым для всех государств? Этот вопрос задают все, желая тем самым поставить нас в тупик. Мы чётко осознаём тот факт, что, несмотря на универсальный характер решения возникшей проблемы, та форма, в которой оно было реализовано в Италии, не может подходить для всех стран. Единственное, что имеет универсальную ценность, это основополагающий принцип корпоративизма.
Согласно ему, современное государство для того, чтобы быть таким, каким требуют от него история и сама жизнь, должно держать в руках все нити управления национальной жизнью. Затем необходимо создать такие юридические и политические институты, чтобы экономика находилась на уровне, соответствующем национальной политике. Что касается формы деятельности, необходимой для удовлетворения этих требований, то она должна определяться политическим устройством, культурными традициями и нравственными устоями каждой страны.
Универсальным для всех является признание экономических и политических требований рабочего класса, признание необходимости их вовлечения в жизнь государства с предоставлением этим классам таких же прав и обязанностей, как и у других.
В том же выступлении, о котором я уже упоминал, Муссолини говорил, что фашистская эпоха «поддерживает, более того, постоянно укрепляет принцип равенства людей перед законом», «а также добавляет свой не менее важный принцип равенства людей в труде, который воспринимается как долг и как право». Способы и форма осуществления этого нового принципа зависят от особенностей каждого народа.
Кроме этого, мы попытались решить проблему взаимоотношения экономических сил и государства, а также проблему положения рабочих классов в капиталистической экономике. Наш вариант выхода из сложившейся ситуации может быть примером для других, поскольку он предложен очень развитым народом, который имеет за плечами блестящую многовековую историю.
Конечно, можно было бы поспорить по этому поводу, но наши результаты очевидны, поэтому мы занимаем то место, которое причитается взрослым и здравомыслящим людям с большим жизненным опытом в сравнении с другими индивидами. Вот почему наше решение отличается ясностью и сбалансированностью. Мы не собираемся строить коммунизм и менять структуру социальных классов, установленных самой доктриной. Это приведёт к очередной несправедливости.
Мы никоим образом не стремимся добиться духовного перерождения, очищения или создания счастливого человека, ни установления абстрактного и совершенного государства. Более того, мы знаем, что корпоративизм вовсе не является панацеей против всех болезней и зол, потому что даёт решение лишь одной конкретной проблемы. И ещё раз Муссолини предупреждает нас о том, что «не нужно в ближайшее время ждать чудес от большой корпоративной машины», запущенной в действие 10 ноября XIII года (фашистской эры), «более того, совершенно не нужно ждать чудес тогда, когда политический, экономический и нравственный беспорядок, от которого страдает значительная часть планеты, царит до сих пор. Чудеса принадлежат не экономике. Политика, составным элементом и силой которой является экономика, должна иметь волю, организацию и метод». Корпоративизм, следовательно, и есть тот метод, с помощью которого мы решаем проблему, возникшую после образования современного государства.
Корпоративизм уже нельзя оценивать как спасительное средство в экстренных случаях. На самом деле мировой экономический кризис подталкивает все страны к принятию мер и разработке идей, схожих с итальянским корпоративизмом. Но можно быть уверенным в том, что, даже если бы и не было кризиса, диагноз и лечение болезни, подсказанные фашизмом, станут в скором времени общим достоянием различных стран, если только симптомы, которые мы наблюдаем, не обманывают нас.
Как я уже сказал, мы не стремимся осуществить какое-либо перерождение. Корпоративизм ставит своей целью научить индивида подчинять свои частные интересы общим интересам нации, а, значит, он преследует цель этического характера. Он не взывает к одной лишь нравственной сути человека, нравственной в эмпирическом и поверхностном значении, которое это слово приобрело в повседневном употреблении. Мы обладаем достаточным историческим благоразумием, чтобы верить в то, что, взывая к человеческой доброте, можно решить сложную политическую проблему организации экономических сил на государственном уровне с учётом наивысших политических интересов нации.
Мы не станем повторять ошибку школ и доктрин, утопических в большей или меньшей степени, которые забывают о том, что экономика тесно связана с социальной жизнью человека. Она пронизана теми первопричинами, благодаря которым появилась социальная организация народов. Корпоративизм не проповедует отречение от собственных интересов, отказ от экономического интереса ради подтверждения своих возвышенных доблестных чувств; он не требует подчинения граждан из любви. Государство может выступить с подобным призывом в сложный период для всей нации, например, с призывом пожертвовать золото или государственные облигации, как это случилось у нас после войны. Однако экономическая система вряд ли может основываться на подобных жестах любви. Корпоративная система — это система политико-экономическая, а не нравственно-религиозная.
Проблема, которую корпоративизм стремится решить, заключается в достижении экономического благополучия как личного, так и государственного. То есть корпоративизм ставит целью обеспечить благополучие индивида, являющегося гражданином, который считает себя элементом, интегрирующим и обуславливающим такую динамичную систему, как государство.
Когда пытаются согласовать интересы индивида или класса с национальными интересами, то пытаются найти не компромисс, а истинный интерес индивида или класса. Для нас их истинный интерес тот, который в определённый момент развития национальной экономики гарантирует самую лучшую экономическую ситуацию с учётом и других показателей экономической системы на данный момент. А так как экономическая система вне зависимости от времени и ситуации является одним из аспектов организованного общества, решение проблемы, т.е. политическое благополучие государства, заключается в благополучии экономическом. Именно это тождество делает найденное решение легитимным и адекватным.
Итак, корпоративизм — это идея и доктрина, которая имеет и дальше будет иметь право на существование в этом мире, потому что он отвечает требованиям нынешнего времени и даёт ответ на вопросы, поставленные Французской революцией, но не решенные ей самой. Мы можем сказать, что именно мы стали первыми, кто увидел всепоглощающее взаимопроникновение экономики и политики. Мы также заметили, что это взаимопроникновение неизбежно привело к проблеме экономического и политического характера одновременно и, как следствие, к проблеме государственного устройства.
Идея корпоративизма, родина которой — Италия благодаря гениальной проницательности Муссолини, становится во главе идейных движений, которые пытаются постичь социальную реальность и научно зафиксировать её принципы.
