«Другая Россия» раскололась на правых и левых

Товарищ КРЕМНИЙ

Национал-большевизм (НБ) — политико-философская парадигма, возникшая в среде русской эмигрантской интеллигенции, суть которой заключалась в попытке соединить коммунизм и русский национализм (точнее — русский традиционализм).

В русском контексте среди «белых» национал-большевиками было принято называть сменовеховцев и левых евразийцев, а среди «красных» — некоторых национально ориентированных большевиков. В Германии аналогичное явление было связано с крайне левыми формами национализма 20-30-х годов прошлого века, в котором сочетались идеи неортодоксального социализма с национальной идеей и позитивным отношением к Советской России.

В современной России основной организацией, придерживающуюся идеологии национал-большевизма, была сначала Национал-Большевистская Партия, а после её запрета таковой считается партия «Другая Россия». С момента своего создания эта организация принимала активное участие во всех массовках либерально-демократического толка, в одном строю с русофобами типа Алексеевой или Немцова.

Однако после того, как «народные массы» 10 декабря 2011 года ушли с площади Революции на Болотную, руководство резко изменило «генеральную линию», и, в конце концов, начало поддерживать «патриотические» инициативы путинской власти, которые до этого именовались лицемерными и показушными. В оценке нынешних событий в Украине вождь и его окружение превзошли самих себя, призывая «цепных псов» бандитского режима Януковича расстреливать восставший украинский народ. Также они полностью поддержали действия России, которые та предпринимает для удушения украинской революции, а также имперские амбиции российской олигархической власти.

Сегодняшний Лимонов пишет: «Вообще-то у нас там в Крыму царские поместья находились всегда, во всяких Симеизах, цари наши там поколениями отдыхали. Сам Бог нам велел всё это вернуть, восстановить справедливость».

В этой связи, так как всё это сильно дискредитирует идеологию национал-большевизма, а также в связи с тем, что на фоне событий в Крыму периодически вспыхивают дискуссии о том, какой должна быть позиция русских революционеров в подобных случаях, мы решили прояснить некоторые, очевидные для нас, но не совсем очевидные для других, вещи.

Для начала предлагаю вспомнить советские учебники по литературе или истории развития русской общественной мысли XIX века. В них в принципе правильно говорилось о наличии трёх лагерей у русской общественной мысли: консервативного, либерального и радикального.

Радикальный лагерь — это русские революционеры, последовательные отрицатели системы, потому и радикалы. Были ли радикалы патриотами? Конечно, отсюда и народничество, и даже национализм, который мы находим у Бакунина, Герцена и других. Однако патриотизм русских радикалов был обращен исключительно к стране или народу, но никогда не к существующему государству.

Что касается не только власти, но и всего государства — империи, то его чуждость, враждебность угнетённому народу была аксиомой для всех радикалов. Представление об отчуждении (эксплуатации) как о сущности российского государства было настолько очевидным для русских радикалов, что никому из них и в голову не могло придти поддержать Российскую империю в подавлении борющихся за освобождение от неё народов. Напротив, они однозначно вставали на сторону её врагов, причём задолго до Ленина это делали Герцен и Бакунин.

Часть социал-демократов во время Первой мировой войны встала на иные — оборонческие позиции. Но из-за этого они и отпали от русского радикализма, представленного Лениным, который справедливо заклеймил их оппортунизм. Для радикального направления они стали оппортунистами, превратившись в левую разновидность либерального лагеря русской общественной мысли (Струве — классический пример).

Теперь внимание: мы подходим к важному рубежу. Что изменилось в этом смысле после 1917 года? Радикалы создали в России новую власть, и проблема отчуждения государства от народа с этого момента утратила актуальность. Это выразилось в том, что очень многие с самого начала Великой Октябрьской революции восприняли большевиков как истинно русскую силу, как служащую подлинным целям русского народа, и даже более того — как выдающееся событие в его истории, в том числе и духовной. Разумеется, речь идёт не о самих большевиках, не только не ставивших национальных задач в то время, но напротив, всячески подчеркивавших, что их интересы направлены, прежде всего, на уничтожение всех национальных рамок, на всемирную революцию, в которой национальные различия как пережиток классового общества исчезнут.

Впрочем, в поддержке разрозненными народными массами большевистской власти не было ничего удивительного. Но произошло нечто действительно удивительное — на позиции восприятия установившегося в России государства как государства русского, даже национального по духу, встали последовательные русские консерваторы — представители первого лагеря русской общественной мысли, временно выпавшего из наших рассуждений. В итоге и последовательные русские радикалы, не являющиеся большевиками, и вменяемые русские консерваторы с диаметрально разных позиций пришли к одному и тому же выводу — существование Советской России есть благо для русского народа, с той лишь разницей, что консерваторы рассматривали его как продолжение Российской империи, а непримиримые радикалы как её тотальное отрицание.

В идеологии схождение двух этих направлений происходит в одной точке — а именно в создании идеологии национал-большевизма. И с этого момента водораздел внутри русского общества стал проходить не между «красными и белыми» или «правыми и левыми», но между принявшими новую систему (по тем или иным соображениям) или отрицающими её (по тем или иным соображениям).

Лучше всего последний тезис подтвердила Великая Отечественная война, где на стороне Советского Союза сражались как коммунисты, так и весь русский народ в целом, и никто не придавал значения идеологическим моментам. А на стороне Третьего Рейха воевали левые оппортунисты, линия которых была представлена в РОА (Русской освободительной армии), идеологи которой апеллировали к идеям народной (февральской) революции 1917 года, а линия радикальных консерваторов — РОНА, Красновым со Шкуро, «Русским корпусом», винивших обе революции 1917 года в том, что они разрушили их страну, подменив её враждебной сущностью. Как известно нам из истории, в итоге победила именно позиция национал-большевизма, что выразилось в победе Советского Союза в той войне.

Однако революция 1917 года в итоге оказалась преданной, стала жертвой либерально-консервативного перерождения (внутренней реакции) внутри Коммунистической Партии, закончившегося контрреволюцией 1991-1993 годов. Государство вновь оказалось отчужденно от русского народа, стало антинародным. Эту точку зрения разделяют на данный момент все левые силы России и всего остального мира в целом. Одной из радикальных реакций на контрреволюцию 1991-1993 годов стало создание в 1994-м Национал-Большевистской Партии.

На позициях правого национал-большевизма, охранительских и реакционных по своей сути, стоял Александр Гельевич Дугин, а на позициях левого — Эдуард Лимонов. Об их размежевании достаточно ёмко написал Михаил Пулин: «Оба они с самого начала могли уживаться в рамках одной организации лишь в условиях, когда стремительно демонтировались последние остатки советского прошлого. После того как власть начала использовать “националистическую” и “государственническую” риторику, Дугин отправился туда, куда ему самое место — в идеологическую обслугу правящего режима, где пребывает и по сей день, закономерно переименовав свои идеи из НБ в евразийство. Во многом это объясняется ещё и разным подходом к тактике и стратегии у двух отцов-основателей НБП. Дугин был готов на компромиссы с системой, к встраиванию в неё и к борьбе за подачки и крохи с барского стола, а Лимонов — нет».

После ухода Дугина Партия закономерно перешла на новые позиции, постепенно став самым непримиримым оппонентом существующего нынче в России режима.

Это вылилось в то, что Эдуарда Лимонова посадили в тюрьму (где он написал много своих книг, среди которых и может быть лучшую свою книгу — «Другая Россия»), а когда вышел оттуда после недолгого сотрудничества с КПРФ взял курс на сотрудничество с либералами, что в скором времени вызвало естественное недовольство партийных масс, а партия «Другая Россия», форсировано разогревающая «общегражданский протест», понесла весьма серьёзные потери в результате того, что занималась делами коалиции больше, чем задачами партийного строительства.

Тем не менее этот тактический манёвр оставался интуитивно весьма понятным, ведь помимо сиюминутных выгод, нацболы выигрывали в том, что находились на переднем крае борьбы с системой и были врагами государства номер один. Однако все усилия последних лет, и все те потери, как и приобретения, которые понесла и получила партия «Другая Россия» оказались обнулены последним идеологическим маневром Эдуарда Лимонова, когда он от стратегии революции любой ценой перешёл к банальному охранительству и оппортунизму. Ведь для настоящих радикалов ничего в смысле отчуждения от государства не изменилось. Стоит ли удивляться, что это в конце концов вылилось в партийный раскол?

Не все, впрочем, поняли истинные причины раскола в «Другой России», объяснив его тем, что мы «просто нормальные люди, с нормальными инстинктами», как будто бы нормальные люди с нормальными инстинктами не могут быть национал-большевиками и как будто одно другому противоречит. Чтобы понять сущность нашего раскола, нужно прежде всего себе уяснить, что есть правые национал-большевики (основатель идеологии которых — Николай Устрялов), а есть левые национал-большевики (основатель идеологии которых был Исай Лежнев).

И между двумя этими идеологиями, соединившимися во времена Советского Союза в одной точке, очень большая разница. И когда кто-то критикует национал-большевизм, то пытаясь бить по левому национал-большевизму, он в действительности попадает в правый, и наоборот. Ибо взявшись за столь неблагодарную работу, такие горе критики не способны их различать между собой, не компетенты в этом вопросе.

Левый национал-большевизм — это дважды радикализм, в котором радикализм большевизма усиливается радикализмом национализма. Правый национал-большевизм — это изначально дважды оппортунизм, как по отношению к настоящему русскому радикализму, так и по отношению к настоящему русскому национализму (консерватизму). Сутью правого «национал-большевизма» был не синтез одной радикальной традиции русской мысли с другой, но сменовеховство — примиренчество, отказ от продолжения борьбы, оппортунизм.

В этом смысле естественно, что сменовеховцы и правые «национал-большевики» с самого начала были близки оппортунистам всех мастей — как оппортунистам-оборонцам от радикалов, так и оппортунистам-генералам царской армии от консерваторов, которые перешли на службу к коммунистам. Тогда как левые национал-большевики не были борцами с большевизмом. Они его сразу с радостью приняли и боролись не с ним, а с белыми, которых и считали своими врагами. Также, как и Российскую Империю.

Так вот — мы, те, кто откололся от партии «Другая Россия», и есть левые национал-большевики. А они, те, кто остался в этой партии, включая теперь и её бессменного вождя — правые национал-большевики. И красная линия раскола между нами проходит не в отношении к российскому государству, а в отношении к режиму, точнее — в отношении к тому строю, который этот режим поддерживает и в отношении к его антинациональной, антинародной, антирусской сущности, которая как раз и выражается в том, что в нашей стране установился «дикий», олигархический капитализм. И пока этот режим не поменяет этот строй на другой (что представляется крайне маловероятным), ни о какой его поддержки не может быть и речи.

Читайте также:

Михаил ПУЛИН. Мы заберём себе всю героическую традицию Партии.