Скандал из-за публикации в немецком журнале каламбура о «собаке Путина» спровоцировал рассуждения о «красных линиях журналистской этики».
«Существуют “красные линии”. Сегодня многое можно сделать в СМИ, всё больше “приемлемо”, чем 20 лет назад. Но некоторые вещи не имеют никакого отношения к свободе слова или свободе средств массовой информации и не должны прощаться», — написал российский посол в Германии Денис Микерин. Всё так. Правда, во Франции ещё в XIX веке рисовали на политиков такие карикатуры, по сравнению с которыми немецкий каламбур о «собаке Путина» покажется милой шуткой. Но это ладно. Я не о «собаке Путина», а о «красных линиях».
Недавно я с удивлением обнаружил на ряде сайтов, причём ряд из них зарегистрированы как СМИ и относятся к приличным, публикации о журналистке, сотруднице телеканала «Санкт-Петербург» Ксении Бобриковой (с которой я лично не знаком). Не буду подробно пересказывать их, иначе получится, что я хитрым образом присоединяюсь к травле этой девушки. Но это, товарищи, трэш. Если коротко, то автор текста обвиняет Ксению в двуличности: будучи православной христианкой и патриоткой России, она общается… со своей родной сестрой, которая украсила своё тело татуировками и ведёт не монашеский образ жизни. Да, всё преступление Ксении Бобриковой, по мнению автора статьи, а точнее — её заказчика, заключается в общении с татуированной сестрой. Под это обвинение подводится даже «богословская база» со ссылками на Библию. Татуировки якобы запрещены Господом, а тот, кто украшает своё тело несмываемыми рисунками — слуга дьявола. Может ли, искренняя христианка общаться с татуированным человеком, даже если этот человек — сестра? Задаются риторическим вопросом организаторы травли Ксении Бобриковой.
Если честно, я не хочу погружаться в конфликт, который стал причиной появления этой дурно сляпанной чернухи. Тем более что коллеги уже выяснили, кто заказал «медиа-кампанию» против телеведущей. «Бобрикова — это фамилия до замужества, сейчас Ксения носит фамилию Марченко. Да-да, она — жена Евгения Марченко — бывшего депутата петербургского ЗакСа и ныне депутата Государственной думы. Последний год у Евгения и Ксении отношения были не очень. Избравшись в ГосДуму, Марченко подал на развод. Но суд исковое заморозил — жена депутата оказалась в положении, а семейный кодекс не позволяет односторонние разводы в таких ситуациях. В мае Ксения родила дочку. Помогать своей жене и молодой матери депутат от “Единой России” отказался. Тогда был подан иск на алименты. Проиграв его, Марченко начал кампанию против жены. Он обратился в органы опеки с заявлением примерно идентичным тому, что было опубликовано в телеграм-каналах и некоторых небольших СМИ. У опеки Марченко потребовал защитить ребёнка от будто бы неблагополучной семьи. Сотрудники провели проверку и установили, что всё хорошо у матери и ребёнка. Марченко обратился в суд с исковым заявлением, что ребёнок не его», — объяснили ведущие телеграм-канала «Ротонда», который ведут петербургские журналисты Ксения Клочкова, Мария Карпенко и Виктор Овсюков. Коллеги правы, утверждая, что «это всё очень грязная и некрасивая история, вероятно, достойная “Лайфа” в лучшем случае, и уж точно не достойная депутата Государственной думы». Я прежде чем писать этот текст связался с депутатом Марченко и попросил его прокомментировать ситуацию. «Я не буду с вами разговаривать», — буркнул он и прервал телефонное соединение. Отказалась давать комментарии и потерпевшая Ксения Бобрикова. «Я не буду комментировать весь этот ужас. Пусть всё будет на совести этих людей», — написала она мне. Достойно.
Но я вот буду комментировать «весь этот ужас». Конечно же, я не хочу касаться личной жизни Бобриковой и Марченко. Дело и не в самом Марченко, выпускнике Нахимовского военно-морского училища, превратившегося в «клерикала», «защитника духовных скреп», «борца с подрывниками основ». Не лишён он при этом и предпринимательской жилки. Пример Марченко — банален для нашей российской современности, где бывшие политруки, некогда активные члены КПСС, сейчас заявляют, что «все испытания, которые выпали на долю нашего народа, случились из-за того, что была разрушена великая держава, что убили царя и его детей». Двуличие в нашей стране стало нормой. Причём порой — искреннее двуличие. Человек может лить слёзы по «невинно убиенной» царской семье и одновременно сожалеть о развале СССР, не чувствуя в этом никакого противоречия. Не я один на это внимание обращаю. Так что меня не удивляет тот факт, что облечённый властью человек, который считает себя православным христианином, распространяет анонимки с оскорблениями.
В общем-то меня не удивляют и коллеги (наверное, лучше написать — бывшие коллеги, так как я выпал из журналистского цеха), которые размещают на своих ресурсах чернушные тексты о других журналистах. В своей книге «Путь хунвейбина» я рискнул написать: «Журналистов я никогда не любил. Низшая каста интеллигенции: плохо образованные, лживые, готовые продаться за очень смешные деньги — и при этом вечно надутые спесью. Нигде я не видел такого количества глупцов, как в средствах массовой информации». Книжка вышла осенью 2006 года, и за 11 лет, которые прошли после этого, я много раз убеждался в правильности этой оценки, порой на собственной шкуре, когда меня травили как едва ли не главного «информационного рэкетира» Петербурга.
И при этом те же самые писаки и «болтологи» (специалисты разговорного жанра) предавались рассуждениям о «журналистской этике», когда «товарищи по профессии» уличали их в продажности или конформизме. Например, журналисты, которые, работая на телевидении, доказывали в эфире, что все акции протеста проводятся за деньги, очень обижались, когда их коллеги, в частности — я, обвиняли в ангажированности. «Вы нарушаете нормы журналистской этики!» — заявляли они.
Да нет никакой журналистской этики в стране, где в редакциях существуют «стоп-листы», где обличённые властью «заносят» в редакции деньги только за то, чтобы про них не писали плохо («плата за блок», «абонемент»). Все, кто когда-либо работал в СМИ, знают об этой практике. А иногда СМИ ничего не пишут о человеке по идеологическим причинам. Так, о сносе дома Малозёмовой на Лиговском проспекте написали только я и Даниил Коцюбинский. Больше никто не заметил сноса дома 1878 года постройки в историческом центре. А почему? Провластным СМИ на это наплевать. С их точки зрения, в Петербурге ничего плохого происходит в принципе. Город развивается. А оппозиционные издания не обратили внимание на исчезновение дома Малозёмовой, видимо, потому, что снос лоббировал депутат Борис Вишневский, один из лидеров петербургской либеральной оппозиции, борец с клерикализмом и друг музеев — про своих плохо не пишем.
И не легче ли, зная всё это, вообще воздержаться от рассуждений о журналисткой этике? Всё. Нет её, этики этой. И случай с депутатом Марченко и его бывшей женой, Бобриковой, — лишнее тому подтверждение. Причём вопиющее. Ведь фигурантом заказного текста, размноженного в Сети, является не политик, предприниматель или активист, а журналистка. Так что нет не только журналисткой этики, но и профессиональной солидарности… Деньги в кризис не помеха. О чём после этого говорить… Если и есть журналистская этика — то это этика шлюх.
Послесловие:
Я вовсе не утверждаю, что все коллеги в дерьме, а я один в белом жабо. Я лишь хочу сказать, что жалею, что в своё время сделал такой профессиональный выбор. В общем и целом, журналистика — бесполезная, никчёмная профессия. Во всяком случае — в России.
