Левое движение интересно тем, что оно ставит на обсуждение вопросы, которые всем остальным кажутся давно решёнными. Например, вопрос об институте семьи. Я попытался рассмотреть его без пафоса и без критики оппонентов, как справа, так и из феминистского лагеря.
Система подкинула проблем
Все официальные политические силы считают, что семью нужно всячески поддерживать и укреплять. При этом сама социально-экономическая система работает против семьи, постоянно подбрасывая ей проблемы: в виде повышения налогов и тарифов, постоянной инфляции, превращения жилья в роскошь, коммерциализации образования и здравоохранения и т. д. Как 120 лет назад верно заметил французский коллективист Жюль Гед, при настоящем режиме семья разрушается «понемногу с каждым днём». «С тех пор, как женщина, превращённая в работницу, захвачена была колёсами крупной промышленности; с тех пор, как ребёнок последовал за ней в этой роли более дешёвого орудия – или прислуги при орудии, – что остаётся от рабочего домашнего очага? – задаётся вопросом Гед и сам же отвечает на него. – Ничего, или, ещё хуже, тревоги и лишения. Самое материнство было по мере возможности запрещено матери, – пролетарской, – трудовую силу которой “филантропически” призваны были освободить ясли и приюты, к величайшей выгоде для капиталистического производства. Не говоря уже о том, что к дневному труду, опустошающему колыбель, прибавился ночной, опустошающий брачное ложе, так что от семьи остаются одни обязательства: квартира, платье, стол и пр.»
После того, как Гед написал эти строки, прошло 120 лет, но в сущности для рабочей семьи мало что изменилось. Семья давно превратилась в разновидность тягла. Да и «элитная семья» начала разрушаться не сегодня. «Богатая семья, – которая одна только ещё сохраняет видимость жизни, – сама является уже не больше как кассой, обеспечивающей физические и нравственные потребности ребёнка, которые удовлетворяются всё чаще вне её», – нельзя не согласиться и с этим утверждением Геда.
Ценности без характеристики
Но Гед, в отличие от популистов и моралистов, не бил в тревожный набат, призывая спасать семью: «Мы без огорчения надели бы траур по институту семьи, смысл существования коего уменьшается по мере развития социальной жизни». Для социалиста (если он настоящий социалист, а не «светский поп») очевидно, что семья – это организм, который постоянно развивается, реагируя на социальные изменения. В Киеве, точнее – на выезде из аэропорта Борисполь, я обратил внимание на огромный стенд с рекламой женских журналов, которые, видимо, выпускаются одним и тем же издательством. На обложке одного журнала красовался заголовок – «Семейные ценности», а на обложке другого, рассчитанного, наверное, на аудиторию помоложе, – «Город грехов». Это весьма характерное для нашего общества раздвоение. Живём мы все в «городе грехов», но те, кто им заправляет, то и дело заводят речь о необходимости защищать «семейные ценности». Так, в России с 1 сентября 2012 года действует федеральный закон «О защите детей от информации, причиняющей вред их здоровью и развитию». По нему запрещена для распространения среди детей информация, «отрицающая семейные ценности и формирующая неуважение к родителям и (или) другим членам семьи». Или вот известие: «В соответствии с письмом Уполномоченного по правам ребёнка в Санкт-Петербурге С. Ю. Агапитовой в первую неделю сентября в школе во всех классах были проведены классные часы, посвящённые СЕМЬЕ и СЕМЕЙНЫМ ЦЕННОСТЯМ, на которые были приглашены родители учащихся».
А что это такое – семейные ценности? Мало выделить это словосочетание большими буквами. Надо дать определение, охарактеризовать их. А его не даёт даже закон, который эти ценности защищает в информационном пространстве. Прежде чем начать писать этот текст, я просмотрел несколько рефератов, где в том или ином виде семейные ценности рассматриваются (рефераты добросовестных студентов хороши тем, что в них собраны основные точки зрения на вопрос): «Семейные ценности в романе «Белая гвардия» Булгакова», «Создание образа семьи в рекламе», «Семейные ценности студенческой молодёжи г. Мурманска» и другие. Авторы много рассуждают о семье и о ценностях, но в отрыве друг от друга.
Лишь автор реферата «Семейные ценности студенческой молодёжи г. Мурманска», студентка мурманского педагогического университета Екатерина Чернова попыталась объяснить, что такое семейные ценности: «Семейные ценности – положительные и отрицательные показатели значимости объектов, относящихся к основанной на единой совместной деятельности общности людей, связанных узами супружества-родительства-родства, в связи с вовлечённостью этих объектов в сферу человеческой жизнедеятельности, человеческими интересами, потребностями, социальными отношениями.
Классификация семейных ценностей вытекает из определения семьи. Семейные ценности можно разделить по элементам связи внутри семьи. Выделяется три группы семейных ценностей: ценности, связанные с супружеством; ценности, связанные с родительством; и ценности, связанные с родством. Среди всего многообразия ценностей супружества можно выделить такие основные ценности, как ценность брака, ценность равноправия супругов/ценность доминирования одного из них, ценности различных половых ролей в семье, ценность межличностных коммуникаций между супругами, отношений взаимоподдержки и взаимопонимания супругов. К основным ценностям родительства относятся ценность детей, включающая в себя ценность многодетности или малодетности, а также ценность воспитания и социализации детей в семье. К ценностям родства можно отнести ценность наличия родственников (например, братьев и сестёр), ценность взаимодействия и взаимопомощи между родственниками, ценность расширенной или нуклеарной семьи». Слишком много букв и мало смыслов… Видимо, она списала это положение из работы какого-нибудь умника. Остаётся, например, неясным, что является ценностью: равноправие супругов или доминирование одного из них?
«Классификация семейных ценностей вытекает из определения семьи», – повторяет студентка чью-то мысль. Но ведь и с определением понятия «семья» не всё так просто. Его тоже нет. «В основной своей массе российская реклама использует образ “среднестатистической”, но сильно идеализированной российской семьи. Семья в рекламе изображается счастливой, там всегда есть любящие супруги-родители, несколько детей, окружённых заботой, добродушные бабушки и дедушки, или романтические влюблённые. Эти образы – завсегдатаи в рекламе. Они апеллируют к положительным стереотипам аудитории. Но нужно согласиться, что не всегда внутрисемейные отношения такие уж безоблачные, как “утверждает” реклама», – признаёт автор реферата о семейных ценностях в рекламе.
Недалёко от среднестатистических, но сильно идеализированных представлений о семье находятся воззрения на этот институт Елены Мизулиной, депутата Государственной думы от партии «Справедливая Россия». «Семья – это родители, которым необходима нормальная работа с хорошей зарплатой, – сказала она в интервью своей партийной газете. – Семья – это дети, которым нужно дать не только счастливое детство, но и достойное образование, а ещё защитить их от всех наших невзгод и опасностей. Семья – это бабушки и дедушки, которым нужна забота и справедливые пенсии». А вообще, по мнению депутата от социал-демократической партии, «семья – это главное». Вряд ли люди в здравом разуме будут против нормальной работы с хорошей зарплатой, против достойного образования и высоких пенсий. Но всё это можно получать, как будучи членом семьи, так и будучи одиночкой.
Советский социолог, который долгое время возглавлял секцию «Социология семьи» в Институте социологических исследований АН СССР, Анатолий Георгиевич Харчев видел в семье «исторически конкретную систему взаимоотношений между супругами, между родителями и детьми, как малую группу, члены которой связаны брачными или родственными отношениями, общностью быта и взаимной моральной ответственностью, и социальная необходимость в которой обусловлена потребностью общества в физическом и духовном воспроизводстве населения». При всём уважении к памяти советского социолога и участника Великой войны, следует отметить, что задолго до него приблизительно то же самое доказывали французские коллективисты Поль Лафарг и Жюль Гед.
«Антропологи… доказали, что повсюду семье патриархальной, в которой женщина подчинена мужчине, предшествовала семья матриархальная, в которой женщина занимала первенствующее положение, – сообщает Лафарг. В греческом языке существуют два выражения, оттеняющие двоякое положение женщины; меж тем как спартанцы, у которых удержались обычаи матриархата, называли женщину – “хозяйка”, “владелица”, другие греки называли её – “побеждённая”».
Лафарг обращает внимание на то, что и патриархальная семья постоянно претерпевала изменения под воздействием социально-экономических факторов. Например, когда в Афинах и Риме действовал закон, который в случае развода заставлял мужа возвращать жене её приданое, мужья сквозь пальцы смотрели на измены жены. А когда этот закон бы заменён другим, который разрешал мужьям удерживать за собой приданое неверных жён, мужья сами стали подталкивали жён к сексуальным приключениям на стороне. Римские жёны из числа знати, не желая ни лишаться денег, ни отказывать себе в плотских удовольствиях, записывались в гетеры, так как на гетер этот закон не распространялся. Дело дошло до того, что при императоре Тиберии Сенат запретил «дамам, имевшим знатного предка, отца или мужа, торговать своим телом». «Женский адюльтер в патрицианском обществе древнего мира, а также в аристократическом обществе XVIII века, был настолько распространённым явлением, что он, можно сказать, вошёл во нравы: на это смотрели сквозь пальцы, как на корректив и дополнение к браку», – уведомляет Лафарг.
«Вся эволюция человечества показывает, что так называемые семейные отношения всегда и везде определялись формой или условиями собственности и менялись вместе с ними, – объясняет Гед. – Когда земля находится в общем владении племени, нет семьи вне племени, которое является отцом и матерью всех детей и сообща заботится об их сохранении и развитии. Индивидуальной собственности, основанной, как в Риме, на праве пользования и злоупотребления, – jus utendi et abutendi – соответствует римская семья с правом жизни и смерти мужа над женой, отца над детьми. Феодальная собственность ведёт к феодальной семье: право старшинства, лишение дочерей права наследовать и проч. Следствием буржуазной собственности настоящего времени, ограниченной в известной мере отчуждением на основании общественной полезности и других легальных сервитутов, является семья, ограниченная раздельным жительством, если не разводом, обязательным содержанием и воспитанием детей и пр.»
Опасная мутация
Что касается буржуазной семьи, то она, конечно, серьёзно изменилась со времён Геда и Лафарга. «Патриархальный ад», когда, по словам Лафарга, буржуазия полагала, что «женщина должна сидеть дома, вести хозяйство, ухаживать за мужем, рождать и кормить детей», сменился другим состоянием – не менее адовым. Это какой-то пост-патриархат-недоматриархат.
В XIX веке сама же буржуазия вытащила женщин из дома. «Введение машинных орудий, выполняющих мускульную работу и сводящих труд к простому присутствию или наблюдению, вызвали самое ужасное из преступлений: вовлечение в промышленность женщины и ребёнка, – негодовал Гед в работе «Коллективизм». – Оторванные от семейного очага, под гнётом самого ужасного из насилий – голода, женщина и ребёнок были вынуждены идти на фабрику, где, благодаря большой дешевизне их рабочей силы и меньшей способности к самозащите, они заменили мужчину». Женщины, благодаря вовлечению их в производство, стали более независимыми, самостоятельными, что хорошо. И во многом именно эта самостоятельность нанесла удар по патриархальной рабочей семье, описанной, например, в романе Эмиля Золя «Жерминаль»: шахтёр Туссен Маэ работает, а его жена, Маэд, заботится об очаге (в прямом смысле), добывает продовольствие, варит суп. И только после того, как Маэ погибает от солдатской пули, Маэд, после поражения забастовки горняков, вновь, как в молодые годы, вынуждена спускаться в забой.
Процесс деградации патриархальной семьи «в особо циничной форме» отразился в городском хулиганском фольклоре начала ХХ века. Чего стоит, например, эта песенка: «Родную мать зарезал/ Отца я зарубил/ Сестрёнку- гимназистку/ В уборной утопил».
Октябрьская революция, как отмечал Лев Троцкий, предприняла «героическую попытку разрушить так называемый “семейный очаг”, т. е. то архаическое, затхлое и косное учреждение, в котором женщина трудящихся классов отбывает каторжные работы с детских лет и до смерти». «Взять старую семью штурмом не удалось, – признаёт Троцкий. – Не потому, что не хватило доброй воли. И не потому, что семья так прочно держалась в сердцах. Наоборот, после короткого периода недоверия к государству, его яслям, детским садам и подобным учреждениям, работницы, а за ними и передовые крестьянки, оценили неизмеримые преимущества коллективного ухода за детьми, как и обобществления всего семейного хозяйства. К несчастью, общество оказалось слишком бедно и малокультурно. Планам и намерениям коммунистической партии не отвечали реальные ресурсы государства. Семью нельзя “отменить”: её надо заменить. Действительное освобождение женщины неосуществимо на фундаменте “обобщённой нужды”. Опыт скоро обнаружил эту суровую истину, которую Маркс формулировал за 80 лет до того».
Мутация патриархальной семьи, как в СССР, так и на «цивилизованном Западе», привела к появлению нуклеарной семьи. «Современная семья – первичная социальная и экономическая ячейка, включающая обычно двух родителей и одного ребёнка. Её называют нуклеарной семьёй (от лат. nucleus – ядро) потому, что демографическим ядром семьи, отвечающей за воспроизводство новых поколений, являются родители и их дети. Они составляют биологический, социальный и экономический центр любой семьи. Все остальные родственники – бабушки, дедушки, тёти, дяди и т. п. — относятся к периферии семьи. Если 2-3 поколения живут вместе, то семья называется расширенной», – объясняют А. И. Антонов и В. М. Медков, авторы исследования «Социология семьи».
На деле эта нуклеарная семья выродилась в того самого «монстра с заплаканными глазами», красочно описанного Эдуардом Лимоновым «Влияние родителей-неудачников (а они в подавляющем большинстве неудачники), порой яростных садистов, а чаще — мокроглазых мазохистов, за 20–25 лет, проводимых пацаном в семье, необратимо убивает его мужскую силу», – пишет Лимонов. Не лучше действует семейная атмосфера и на девочек. На Западе дело обстоит не лучше. Процесс вырождения семьи в некий филиал ада многократно отражён в современном европейском кино.
Сознание людей, мужчин и женщин, наполнено пошлыми стереотипами о роли женщины и роли мужчины. И здесь надо сказать «спасибо» массовой культуре. Мозг современного недалёкого человека взрывается от взаимоисключающих посылов. Женщина должна чувствовать себя богиней и одновременно – уметь пробивать засор в унитазе; мужчине отводится роль брутального добытчика и в то же время – имбецила, на которого со снисхождением взирает заботливая жена…
Женщины и мужчины в равной мере страдают от разрушения мира производства. «Патриархальный ад», предписывая чёткие роли обоим полам, давал им ориентиры, в частности, в социальной области, и люди не пребывали в состоянии постоянной паники. В наше время паника стала всеобщей. Ориентиров нет. Пространство мужской работы сузилось до крайности. Побеждает офисный унисекс. Из сознания людей время от времени вырываются патриархальные стереотипы (в самой пошлой их форме). Растут претензии мужчин к женщинам и наоборот. Если семья появляется в таком контексте, во что она превращается вскоре? В новый адовый филиал, где муж и жена едят друг друга поедом… Конечно, это не значит, что нет счастливых семей. Но по причине упадка культуры, фактического понижения уровня и социальной неустроенности большинства сообразования их становится всё меньше и меньше.
Почти сто лет назад Ленин, отмечал, что «формы брака и общения полов в буржуазном смысле не дают удовлетворения», предсказывал: «в области брака близится революция, созвучная пролетарской». В Советской России эта революция захлебнулась. Но это не значит, что её нельзя возобновить.
Продолжение следует
Хотим мы того или нет, но семью, как таковую, как некое социальное явление, не взирая на какое-бы то ни было ее гипертрофирование, не в состоянии разрушить не одна из известных нам Земных цивилизаций. Беусловно, что современная ситуация в мире не может не откладывать своего отпечатка на проблемы взаимоотношений супругов и их детей, но отказаться от сугубо добровольного (неважно, оформленного каким-либо государственным или негосударственным (в частности, религиозным)органом или нет, соития представителей раличных полов (ну, даже и одного пола), опять-таки не важно — в целях воспроизводства потомства или без таковых, будет не в состоянии ни одна сила в мире.
Автор говорит о разрушении семьи под влиянием политэкономического строя и одновременно о современной семье, как филиале ада. Но разрушение филиала ада никак не ведет к построению филиала рая.
Чтобы заменить семью, надо что-то дать взамен.
Основная ценность семьи в том, что это и самый долгоживущий и самый естественный институт формирования человеческих различий. Превращение человека в быдло, лишение его особенности и глубины, которые как раз и формируются за счет любви в семье (в т.ч. и за счет мук этой любви), ни к чему, кроме всеобщей грызни за власть и самок не ведет. Более того от прочтения статьи (особенно Лимоновского приложения) как раз и возникает ощущение, что семья мешает полноценной воли к власти.
Автор вообще нарисовал картину совершенно переврав перспективу.
Семья — это не институт воспроизводства ада, а институт сохранения рая (хотя, как и всякая индивидуальная человеческая жизнь, индивидуальная семья может и не держать удары судьбы).
В семье женщина может оставаться красивой до старости, а мужчина может оставаться мужчиной, будучи уже дряхлым стариком, потому что на них смотрит индивидуальная человеческая память. Потому что именно семья своим длительным участием создает ткань субъективной жизни, без которой «плач и скрежет зубов». И ни в каком другом человеческом институте, даже в дружбе (которая тоже важна) этого нет.
А проблемы воспроизводства ада не в современной семье, а в современной жизни.