Все беды российского общества (да и не только российского) от того, что наши люди «смотрят телевизор», а он их «зомбирует», не устают сетовать наши бунтари. Поэтому наши люди любят Путина, не желая признать, что именно он главный виновник переживаемого ныне страной кризиса; радуются тому, что «Крым наш» и очень озабочены победой «бандеровского фашизма» в Украине. Это устаревший взгляд. На самом деле телевизор обрабатывает лишь пожилые массы. Народ помоложе сам «делает телевизор» с помощью интернета. И это настоящая беда. Катастрофа.
Раньше все смеялись над страстью японских и китайских туристов фотографировать всё, что попадается им на глаза. Сейчас весь мир стал в этом смысле «японским Китаем». А ведь предупреждал Александр Иванович Герцен: если европейцы не прикончат в себе мещанина, вся Европа сделается Китаем: «Везде, где людские муравейники и ульи достигали относительного удовлетворения и уравновешивания, — достижение вперёд делалось тише, и тише, пока наконец не наступала последняя тишина Китая», — писал родоначальник русского социализма.
Когда всё вокруг пошлеет, мельчает; когда вокруг «подавляющие массы какой-то паюсной икры, сжатой из мириад мещанской мелкоты», когда «суживается ум», падает энергия, личности становятся стёртыми, а жизнь мельчает настолько, что сводится к интересам торговой конторы и мещанского благосостояния, значит, по методологии Герцена, победил Китай. В России он, по всем признакам, перечисленным родоначальникам русского народничества, победил.
Вещать о победе человека массы давно не актуально. Это ещё в середине XIX века делали англичанин Джон Стюарт Милль, его прилежный читатель Герцен; в начале ХХ века – Гюстав Ле Бон; в первой половине ХХ века — Хосе Ортега-и-Гассет, а потом… наверное, Эмиль Чоран.
Массы давно победили. Они не могли не победить — на первый план их вывела промышленная индустрия. Эрнста Юнгера это совсем не пугало, его, наоборот, вдохновлял мир работы. Индустриальная масса серьёзно отличалась от паюсной мещанской икры, презираемой Герценом. Герцена воротило от «мещанина во фраке», а не от массы в синей блузе.
Раньше, чтобы рассказать о себе, нужно было быть писателем, беллетристом, художником, журналистом на худой конец. Сегодня достаточно купить смартфон. Любая тупость и пошлость превращается в медиа-событие. Народ всегда мечтал, чтобы его услышали. И вот его мечты стали явью.
Индустриальная революция, переделывая общество, перековывая его, пробудила в массах героический характер: с одной стороны, смелые «капитаны индустрии», с другой — молодой и боевой пролетариат.
Правда, прозорливый Герцен называл пролетариат «кандидатом в мещанство», для которого «образ жизни мещанства — единственная цель стремлений, их хватит на десять перемен». Он предчувствовал те явления, который опишет Герберт Маркузе в «Одномерном человеке»: «Развитая индустриальная цивилизация — это царство комфортабельной, мирной, умеренной, демократической несвободы, свидетельствующей о техническом прогрессе <…> Люди узнают себя в окружающих их предметах потребления, прирастают душой к автомобилю, стереосистеме, бытовой технике, обстановке квартиры. Сам механизм, привязывающий индивида к обществу, изменился, и общественный контроль теперь коренится в новых потребностях, производимых обществом. Преобладающие формы общественного контроля технологичны в новом смысле». Маркузе сумел увидеть, что «индустриальное общество владеет инструментом преобразования метафизического в физическое, внутреннего во внешнее, событий в сознании человека в события в сфере технологии». «Такие пугающие фразы (и реальность), как “инженеры человеческих душ”, “перекачка мозгов” (head shrinkers), “научное управление”, “наука потребления”, дают (в убогом виде) набросок прогрессирующей рационализации иррационального, “духовного” — отказа от идеалистической культуры», — доказывал он.
В индустриальные времена масса была пассивным объектом информационной обработки. О воздействии рекламы на её сознание написано множество исследований. Рекламисты и другие «инженеры человеческих душ», чтобы понять, что собой представляет масса, заказывали социологические опросы и т.д. И всё равно масса оставалась вещью в себе. Она воспринимала господствующие идеи, но как она их переваривала — это «душевные инженеры» точно не знать не могли.
И ладно, если бы во всём этом была толика творческой самореализации. Но это какое-то японско-китайское маниакальное желание зафиксировать всё и вся: что надел, что поел, как вспотел, где был, кого видел.
Сегодня улица больше не мучается от безъязыкости, как во времена молодого Маяковского. Она кричит. Она вопит, заглушая всё — все смыслы. Она постоянно занимается своей собственной презентацией. Толпа стала медийной.
Ещё лет пять назад левые публицисты восхищались социальными сетями, доказывая, что Тахрир в Египте и другие порывы «арабской весны» умные ребята, «революционеры нового поколения», организовали с помощью фейсбука и твиттера.
Конечно, глупо недооценивать важность социальных сетей. Я, наверное, сошёл бы с ума в трудные времена, если бы каждый день с их помощью я не убеждался, что я такой не один.
Однако процент умного интернета весьма невелик. Однажды я не пожалел времени и «посерфинговал» по страничкам «обычных людей». Котики (я их тоже люблю), собачки, цветочки, бесконечные дети и счастливые родственники, часто за столом — это печально, так как люди не стесняются нищеты своей повседневной жизни, а наоборот — выставляют её напоказ. Но это ещё не так страшно. А вот что заставляет людей играть в виртуальный огород? Неужели недостаточно дачного? Или игра в виртуальные поцелуи? Но и это ещё не предел.
На протяжении всей истории люди пытались изменить мир под себя. Сегодня им этого не надо. Они хотят себя в этом мире запечатлеть. И неважно, какой мир вокруг.
Наши дамы очень любят оповещать окружение, что они хорошо отдохнули на курорте. Весьма популярная аватарка: дама в откровенном купальнике, часто фото со спины, голова в полоборота (в женщине должна быть загадка), плавки в стиле танго. Иногда попадаются и мужчины в плавках. Всё это забавно. Но и пошло. И дело не в полуголой попе, а в самом стиле подачи.
Ещё не так давно состоятельные молодые люди выкладывали на свои страницы в Сети блюда, заказанные в ресторане. Я понимаю желание показать, что тебе довелось съесть что-то экзотическое. Но выкладывать в сеть фото рядовых блюд, например, итальянской кухни или какой-нибудь ординарный коктейль — что это за синдром? «Мы с мужем сходили в выходные ресторан, вот, что мы съели и выпили»… И что? Как надо воспринимать этот медиа-посыл? Тот, кто в тот вечер наелся покупных пельменей, должен лопнуть от зависти? Но обычно лента друзей имеет социально-однородный характер. Получается, что люди красовались друг перед другом.
Но аватарки с попами и фото с едой — детский сад по сравнению с видео, которое появляется в Сети с аннотациями типа «смотреть до конца», «ржака», «убойный юмор», «жёсткий прикол» и тому подобное… Вот где парад человеческой тупости! Теперь, чтобы прославиться как «сам себе режиссёр», не нужно снимать «забавный случай» на видео, посылать его в редакцию развлекательного канала или передачи, ждать решения профессионалов о судьбе твоего ролика… Зачем всё это, когда есть смартфон с камерой и социальные сети? Теперь каждый может открыть канал на youtube и стать ведущим «популярной передачи». Рассказывай, о чём хочешь.
Идиотом нынче быть не стыдно.
И ладно, если бы во всём этом была толика творческой самореализации. Но это какое-то японско-китайское маниакальное желание зафиксировать всё и вся: что надел, что поел, как вспотел, где был, кого видел. Иногда я тоже становлюсь жертвой этого медиа-помешательства. Ведь нельзя жить в обществе и быть свободным от него.
Раньше, чтобы рассказать о себе, нужно было быть писателем, беллетристом, художником, журналистом на худой конец. Сегодня достаточно купить смартфон. Любые тупость и пошлость превращаются в медиа-событие. Народ всегда мечтал, чтобы его услышали. И вот его мечты стали явью. Его не только слышат; его ещё и видят.
Если «первая фаза господства экономики над общественной жизнью в отношении определения любого человеческого творения повлекла за собой очевидное вырождение “быть” в “иметь”», то потом, как утверждал Ги Дебор, наблюдалось повсеместное сползание «иметь» в «казаться». Сейчас и казаться не нужно. Нужно быть таким, какой ты есть на самом деле. Идиотом нынче быть не стыдно.
На протяжении всей истории люди пытались изменить мир под себя. Сегодня им этого не надо. Они хотят себя в этом мире запечатлеть. И неважно, какой мир вокруг. Неважно, что на заднем плане деревянный нужник, лужа и покосившаяся изба. Главное, что на переднем плане мы — любимые. Самолюбование застилает убогость окружающего мира. И зачем что-то менять? В этом проявляется реакционная сущность медиа-демократизации.
