Даже если бы меня поразило временное умственное помрачение, я бы не написал о Москве нечто подобное тому, что Эдуард Багиров, уроженец Туркмении, а заодно — российский писатель азербайджанского происхождения и доверенное лицо кандидаты в президенты России Владимира Путина, написал о Санкт-Петербурге:
«Какая же всё-таки глубокая, унылая, жуткая, убогая провинция этот чертов Питер… Я ни дня не желаю торчать в этой ё…ной дыре! Я её, на х…й, в упор не вижу! Даже когда в ней нахожусь! Я не желаю тратить в этой запселой жопе свои деньги, жрать местную говноеду, и дышать этим затхлым, пропитанным миазмами миллионов сгнивших трупов говновоздухом! …Питер был, есть и вечно будет недоношенным полусгнившим колхозом с дикими комплексами и е…нутыми амбициями. Ненавижу этот ё…ный быдлогород всеми фибрами души. Культурной столицей самоназываются, а сами зубного порошку наглотались третьего дня. Сжёг бы собственными руками. Заживо. Или ещё одну блокаду бы устроил, чтоб снова вместо хлеба жрали казеиновый клей, и известку со стен обгладывали. Животные. Животные. Деревенщина ё…ная, бл…».
Такое раздражение у господина Багирова вызвал тот факт, что заказанный через Интернет билета на концерт в петербургской филармонии он должен был выкупать в какой-то специальной кассе в Петербурге. Я не собираюсь негодовать по поводу высказываний это путинской шлюшки, за которые вообще-то надо отправлять на принудительное лечение в какой-нибудь провинциальный сумасшедший дом, а ещё лучше — высылать в Туркмению.
Я вспомнил о высказывании Багирова по поводу моего родного города в Москве, на матче Лиги чемпионов ЦСКА с мадридским «Реалом». Я подумал: «Если бы я был такой же самовлюблённой истеричкой, как этот Багиров, что бы я написал о Москве после посещения Лужников?»
Я давно болею за футбольный армейский клуб. И, естественно, когда жребий свёл ЦСКА с мадридским «Реалом», одним из самых сильных футбольных клубов планеты, я решил ехать на матч, чтобы поучаствовать в поддержке любимой команды. Как правило, человек, который едет в другой город, что-то с собой берёт. Я взял с собой нетбук, роман Орхана Памука «Новая жизнь» и фотоаппарат. Придя в Лужники, я понял, что на трибуны с рюкзаком меня не пустят. «А где камеры хранения?» — спросил я у полицейского, сидящего на лошади. «Да вон — в будке», — ответит тот.
Камера хранения располагалась в автофургоне сомнительного вида. Хранителем вещей оказался какой-то безумный дед. Когда я попросил его взять мой рюкзак, он заорал: «Не возьму! Ты отсюда на “Мерседесе” укатишь, а я здесь из-за тебя до ночи сиди». Я не против классовой ненависти и догадываюсь, отчего этот дед спятил. Видя порой, как из какого-нибудь «Мерседеса» или «Лексуса» вылезает «дама» в дорогой шубе, я говорю про себя: «Вот бы ты, коза, оступилась и упала в грязь».
Однако всё должно иметь своё время и место. Те, кто приезжает на стадион на «Мерседесах», не отдают свои нетбуки в будочки. Другого фургона-камеры по близости не было. Пришлось идти на другой конец Лужников от трибуны, куда у меня был куплен билет, где, как мне опять-таки подсказал конный полицейский, установлены целых три камеры хранения.
В первой камере приёмщицей оказалась безобразная беззубая старуха. Она взяла мой рюкзак, но когда я её попросил дать мне номерок, она протянула мне чужой рюкзак и спросила: «Это твоё?» «Нет, не моё! Мой рюкзак вы только что положили на полку!» «А это чьё?» «Откуда я знаю! Мой рюкзак вон — на полке! Дайте мне номерок, да я пойду, а то скоро матч начнётся». Но старуха пыталась упорно всучить мне чужой рюкзак: «На, забирай!» «Да что за сумасшедший дом! Отдайте мне мой рюкзак!» «А что в нём лежит?» «Да какая вам разница!» «А откуда я знаю, что это ваше?» «Да я же две минуты назад вам их отдал и никуда не уходил!»
Хорошо, что со мной был товарищ-москвич с удостоверением дружинника. Оно подействовало. Я забрал свой рюкзак у ведьмы пошёл в следующий фургон, где окошко тоже открыла старуха, которая будто только что сошла с полотна Иеронима Босха. Она взяла рюкзак, дала номерок, но предупредила: «В 11-30 я закрою фургон и уйду! Будешь свой мешок забирать в комендатуре стадиона!» «Это на каком основании?» «А на таком! Я здесь ночевать не намерена» Я, проклиная всё на свете, забрал свой рюкзак. В третьем фургоне работал вроде как адекватный паренёк. Но и он не хотел мне после матча отдавать рюкзак, так как первая старуха его напугала тем, что «рюкзак-то — ворованный!».
Хорошо, что русский язык для меня родной, и я понимаю бред, который несут выжившие из ума люди. Но что бы делал на моём месте испанский болельщик? Страшно даже себе представить!
В целом организация матча в Лужниках была далеко не на европейском уровне. Я бывал на матчах в Барселоне, Генуе, Палермо, Стамбуле. Везде это были массовые мероприятия. Но нигде я не видел такой давки при входе на трибуны, как в Лужниках. Люди стояли в огромной очереди, когда матч уже начался. Мне повезло: после всех досмотров я оказался на трибуне на второй минуте игры. Тем, кому повезло меньше, пропустили минут 20. Тоже по окончанию.
ЦСКА проигрывал 0-1 и отчаянно бился, а болельщики начали покидать стадион, начиная с 80-й минуты. «Что это за болельщики, если они не верят в команду!» — возмутился я. «Да дело не в этом. Просто после матча сразу со стадиона не уйти. Выпускают по секторам и можно больше часа прождать», — объяснил мне мой товарищ-москвич. Помню, заполненный до отказа «Камп ноу» после матча «Барселоны» с «Бока хуниорс» опустел за считанные минуты. Как и стадион Луиджи Феррарис после генуэзского дерби («Дженова»-«Сампдория»), на котором мне посчастливилось побывать.
Но из Лужников просто так не уйти. А если ты приехал из другого города и тебе надо на поезд, то ты вынужден покидать стадион за пять минут до конца. Что я и сделал, из-за чего не увидел гол, забитый армейцем Понтусом Вербулюмом на третьей минуте добавленного времени и не порадовался вместе с верными болельщиками ЦСКА.
Все эти особенности проведения матчей в Москве надо изживать, если мы не хотим опозориться на весь мир во время мундиаля 2018 года, который выторговали российские власти. А то ведь найдётся какой-нибудь бумагомарака, который напишет о Москве нечто подобное, что Багиров написал о Петербурге.
