Есть отличное выражение – «что-то в воздухе». Недавно на экраны вышел фильм французского режиссёра Оливье Ассайса, который так и называется. Он рассказывает о чувствах, которые переживала западноевропейская молодёжь в начале 70-х годов прошлого века, когда и в воздухе старого континента пахло пролетарской революцией, которая, правда, так и не разразилась.
Что-то в воздухе
В русском политическом воздухе всегда пахло национал-большевизмом. Видимо, русский трудящийся человек по сути своей – национал-большевик. Он хочет жить в большом и мощном государстве, основанном на принципе социальной справедливости и патернализме, а во главе этого государства он желает видеть сильного лидера. Наш народ всегда испытывал потребность в вожде. И в этом нет ничего постыдного, крепостного, холуйского. Стыдно раболепствовать перед ничтожеством, преследуя корыстные цели. А добровольное подчинение – это проявление мудрости и свободы. До недавнего времени русским не был присущ этнический национализм. Но русские люди всегда были патриотами своей Родины.
Национал-большевизм стал идеологией российской оппозиции сразу после развала Советского Союза, если не в последние годы существования этого уникального государства. В то время появился целый ряд организаций и лидеров, которые пытались соединить идею национального возрождения с идеей социальной справедливости. Вспомним, например, Фронт национального спасения (ФНС), который появился в октябре 1992 года. В его документах написано, что он является «массовым народным патриотическим движением, объединяющим сторонников государственного единства и социальной справедливости». «Страна стоит на пороге всеобщей гражданской войны, хаоса и анархии», «политика Ельцина и его команды — политика национальной измены», — читаем мы в Манифесте ФНС. В это объединение вошли различные коммунистические и националистические организации и силы: от Российской коммунистической рабочей партии (РКРП) до Российского христианско-демократического движения (РХДД). Зал, где проходил учредительный конгресс ФНС, украшали скрещённые знамёна — Государственный флаг СССР и чёрно-золото-белый флаг, используемый монархистами и крайне правыми. Мы мысли организаторов это «скрещивание» — «символ русско-советской дружбы» и прекращения войны между красными и белыми.
Одним из лидеров ФНС был генерал-полковник Альберт Макашов – член РКРП, а затем – КПРФ. Макашова мы помним по участию в обороне Верховного совета РСФСР в сентябре-октябре 1993 года. Это он командовал захватом здания мэрии Москвы, а затем провозгласил: «Отныне не будет ни мэров! Ни пэров! Ни каких других херов!» Правда, учитывая антисемитизм Макашова, его следует зачислить в национал-социалисты, а не в национал-большевики.
В принципе национал-большевистскими объединениями были Объединённый фронт трудящихся (ОФТ), который с 1989 года ратовал за «коммунистические ориентиры перестройки», и «Трудовая Россия» Виктора Анпилова, которая в 1991-1992 годах активно боролась в «защиту социалистического выбора, сделанного народами России в Октябре 1917 года, Советской власти и СССР».
В четвёртом номере газеты «Тотальная мобилизация» (май 2013 года), издания партии «Другая Россия», я прочёл статью некого К. В. «Давайте изучать победителей». В общем и целом автор прав, утверждая, что «предвоенная Советская Россия, национал-большевистская Россия», сумела «в кратчайшие сроки создать, построить поистине футуристическое, фантастическое, доселе невиданное общество огромным рывком, неимоверным напряжением». Сталинский Советский Союз – пример тотальной мобилизации общества. Верно, что «каждый индивидуум, проживающий в СССР, мог ярче проявить свою индивидуальность в рамках целого, большого, глобального, отдаваясь ему без остатка, со всей душой». Исходя из этого К.В., призывает «изучать победителей», а не выдвигать «каждый новый день очередного “великого неудачника” на идеологический пьедестал». Проще говоря, К.В. предлагает национал-большевикам стать сталинистами. Я сейчас не буду рассуждать на тему, можно ли назвать победителем того, чьё детище вначале выродилось, а потом умерло. Но если бы всё было так просто в области идеологии, то национал-большевикам следовало бы не создавать свои объединения, а присоединиться к партии Нины Андреевой – Всесоюзной коммунистической партии большевиков (ВКПБ).
Новый стиль
Главное, сталинистские партии и движения начала 90-х, как и Фронт национального спасения, не сумели привлечь молодёжь, ибо их идеология воспринималась ею как политическое ретро, каким оно и было, если не по сути, то по форме. Сталинисты боялись (и боятся) выйти за рамки привычной для себя парадигмы. Они выросли в той марксистской традиции, где любые попытки ревизионизма воспринимаются как предательство.
До появления Национал-большевистской партии российская молодёжь была политически бесхозной. НБП, зарегистрированная 1 мая 1993 года, обратила на себя внимание молодёжи тем, что принесла новый политический стиль. Партийная газета «Лимонка» резко отличалась от всей остальной левой и патриотической прессы и по содержанию, и по форме подачи: нарочито агрессивный стиль изложения, большие фотографии, провокационные заголовки. А главное – провокационное содержание.
Либералы, которые захватили власть в стране называли оппонентов из левого и патриотического лагеря «красно-коричневыми», «коммуно-фашистами». Сталинисты, да и националисты, открещивались от этого ярлыка, утверждая, что либералы, проводя реформы, которые оборачиваются обнищанием большинства населения страны, сами по сути своей – фашисты. А НБП, наоборот, эпатируя, соглашалась с тем, что она – красно-коричневая партия. В одном номере «Лимонки» размещалось интервью с внучкой Бенито Муссолини – Алессандрой, в котором она заявляет, что чувствует «присутствие деда с той стороны могилы», а в другом номере рассказывалось о «Красных бригадах», которые выдавали себя за наследников итальянского антифашистского Сопротивления. В НБП середины 90-х не существовало табу на какие-либо темы. Национал-большевики того периода обращались за вдохновением ко всем, кто в той или иной форме восставал против мещанства, даже если это были кинорежиссёр-гомосексуалист Пьер Паоло Пазолини и писатель-педераст Жан Жане. И, конечно, пропаганда НБП сообщала сексуальный заряд. Всё это, тотальный бунт, отрицание, не могло не задеть молодёжь за живое.
Первыми лидерами НБП были писатель Эдуард Лимонов (ныне – лидер «Другой России»), философ Александр Дугин (ныне – один из идеологов Кремля) и рок-музыкант Егор Летов (ныне покойный). У каждого из них была своя «паства». Дугин привлекал умников из числа гуманитариев, Лимонова хорошо знала богема, но больше всего бойцов в НБП пришло из армии «Гражданской обороны».
Петербургское отделение
Первая ячейка НБП в Санкт-Петербурге состояла в основном из поклонников Летова. И это создавало свои проблемы. Рок-н-ролл далеко не всегда способствует тотальной мобилизации. Люди в чёрных рубашках, украшенных значками с изображением Егора Летова, собирались вместе, чтобы, слушая записи кумира, попить пива. Экземпляры газеты «Лимонка», присланные на распространение в Петербург товарищами из Москвы, пылились в штабе.
Отделение НБП в Петербурге ожило, когда Дугин решил избираться здесь в депутаты Государственной думы. Было это осенью 1995 года. В его округ входили спальные районы на севере города («Гражданка»), Парголово, Сертолово и Кронштадт. Сбор подписей по квартирам, расклейка плакатов, организация агитационных пикетов у метро – всё это сплотило организацию и привлекло в её ряды новых активистов. Собственно, именно тогда и появилась петербургская ячейка Национал-большевистской партии как политическая единица. О партии узнали и заговорили в городе. На НБП даже появилась мода. Либералы забеспокоились. Один из них, преподаватель и публицист Лев Лурье заявил как-то: «Анархисты – это прекрасно, троцкисты – терпимо, а национал-большевикам место на Колыме».
В какой-то степени мода на НБП в Петербурге появилась благодаря к тому, что партию поддержал известный музыкант и композитор-концептуалист Сергей Курёхин. Позёры из богемы, которые крутились вокруг НБП, указывая на участие Курёхина в деятельности партии (он был доверенным лицом Дугина), убеждали своё окружение, что НБП – это несерьёзно, мол, это — очередной модный арт-проект. Однако для самого Курёхина приобщение к НБП было серьёзным шагом. «Прежде всего, я должен сказать, что не произошло того, о чём говорят средства массовой информации, — будто я ни с того, ни с сего примкнул к Национал-большевистской партии, — мол, это очередной идиотский шаг деятеля искусства, вдруг решившего выразить свои политические взгляды (типа политического союза Зыкиной с Черномырдиным или Михалкова с Руцким и т. д.). Ничего подобного даже близко нет. Мой политический выбор совершенно естественен. Я даже не вижу никакого качественного скачка. Я определённое количество времени интересовался историей мысли, просто историей, политикой, культурой. Я никогда не был просто музыкантом», — поведал Сергей в разговоре со мной. По его словам, ещё задолго до появления НБП его интересовали вопросы метафизики, чистой политики и философии. И он следил за творчеством Дугина, которые эти вопросы рассматривал. «Когда я узнал, что Дугин идёт в блоке с Эдуардом Лимоновым, который, как я думаю, является самым замечательным современным писателем (всё, что он пишет, выражает его сущность), я примкнул к этой партии с огромным удовольствием и считаю для себя честью работать вместе с этими людьми. В данном случае определяющим явилось то, что Дугин с Лимоновым объединились. Я почувствовал среду, которая духовно мне очень близка, которая мне интересна и реально жизненна», — заявил Сергей.
Что касается меня, то формально в НБП я состоял совсем недолго: с декабря 1996 года по июнь 1997-го. Однако именно я, возглавляя предвыборный штаб Александра Дугина, занимался организацией полевой работы: сбором подписей и агитацией в кварталах. В тот период я привлёк в партию немало людей. Не скорою: мне нравилось далеко не всё из того, что печатали в «Лимонке». Однако общий настрой партии я разделял. Причём я пришёл в похожим идеям ещё до того, как узнал о существовании НБП. «Можно было предсказать и эволюцию группы “Рабочая борьба” и лично Д. Жвания в сторону НБП – достаточно было внимательно прочесть программный текст Д. Жвания “Солдат и революция”, прямо предвосхищающий статью А. Дугина “Политический солдат”», – отмечает внимательный исследователь современного российского политического радикализма Александр Тарасов в работе «Левые в России: от умеренных до экстремистов».
В начале 90-х я ждал, что советские рабочие окажут сопротивление разрушению национализированной экономики. В Петербурге я немало сделал для того, чтобы эта реакция стала реальностью. Но все усилия были тщетны, а ожидания напрасны. Наш рабочий класс сдался без боя. Я всё меньше верил в то, что массы способны стихийно дойти до идеи социального освобождения. Во мне росла уверенность в необходимости создания крепкой революционной организации, которая завладеет государством и, не обращая на стоны и вопли, используя всю мощь государства, железной рукой проведёт социальные преобразования. Меня вдохновляли идеи Огюста Бланки. Свою концепцию я назвал «революционным тоталитаризмом». И только потом от левого активиста Дмитрия Костенко я узнал, что в Москве «такие же телеги гоняют Дугин и Лимонов»… Сперва я познакомился с Дугиным, в феврале 1995 года, в Москве, его интеллектуальный багаж произвёл на меня большое впечатление, а потом с Лимоновым, в мае 1995 года, в Петербурге. Осенью 1995 года в моём кармане уже лежало удостоверение доверенного лица Дугина.
Будучи руководителем петербургского отделения НБП, я организовал «Национал-большевистский университет имени Сергея Курёхина». На наши лекции собиралось немало людей, в основном студентов. Мы провели ряд несанкционированных акций, вроде пикетов и митингов. Незадолго до того, как покинуть НБП, я участвовал в организации акции на «Авроре». Она прошла в мае 1997 года. Это была первая пропагандистская акция прямого действия. Она не требовала от нас ни героизма, ни даже особого риска. Акция длилась минут 30. Когда приехал ОМОН, мы её прекратили. ОМОН вёл себя весьма спокойно и вежливо. Его командир заявил, что полностью согласен с нами – мы протестовали против замирения с Чечнёй, но просит нас не нарушать законный порядок проведения массовых мероприятий. Но благодаря тому, что репортаж об акции показали по НТВ и другим каналам, она «выстрелила» и стала прообразом тактики НБП в начале и середине 2000-х. Из НБП я ушёл по причине того, что мои взгляды на организационное строительство разошлись с мнением руководителей партии.
Читайте также:
А в чем проект?