Мрачно. Как в питерском ноябре. «Русская весна» прошла, и мы погрузились в вязкое осеннее болото, из которого ещё долго придётся выкарабкиваться всем, кто хочет жить полноценной политической жизнью. Политические активисты барахтаются в этой зловонной жиже: одни — с удовольствием, намазывая грязь на козьи бородёнки, а другие — с омерзением, подавляя приступы тошноты. Но вылезать из этого болота надо. Иначе — политическая смерть.
Русская кома
Да и сейчас всем российским политическим активистам до смерти даже не четыре шага, а гораздо меньше. Мы все находимся в коматозном состоянии. Это надо честно признать.
Те, кто за «Новороссию», занимаются имитацией политической активности, выходя на митинги с флагами ДНР и ЛНР, собирая носки и таблетки для ополченцев Донбасса. Забавно видеть, как люди, которые ещё год назад кричали об опасности новой волны приватизации или о наплыве нелегальной иммиграции и засилье этнической преступности, ныне всю опасность видят лишь в «украинском нацизме». Их былые страхи растворились, словно сахар в кофе. А ведь те проблемы — от приватизации до иммиграции — не только не рассосались, а лишь обострились. Но зачем протестовать против «закона Ротенберга», когда сволочь Макаревич даёт концерты в Славянске?
Среди фанатов «Новороссии» есть политические карьеристы мелкого масштаба; последователи Лимонова, который, играя в популизм, так часто держал нос по ветру, что превратился во флюгера (но его ненависть к Украине, похоже, искренняя; может, его в молодости обидели украинцы?); неопрятные алкоголички; мрачные борцы с мировой закулисой; тупые коммунисты — плакальщики по поваленным изваяниям Ильича и прочий цвет нации. Есть и искренние люди, поражённые жестокостью войны и страданиями людей, которые говорят на том же языке, что и мы. Но, собирая носки и валенки для ополченцев, они все полагают, что совершают героическое дело за тридевять земель до зоны конфликта. Имитация жизни или коматоз — ещё неизвестно, что хуже.
Да и те, кого воротит от ароматов «русской весны», пребывают в коме. У них нет единого лагеря. Все сами по себе: либералы, леваки, озабоченные расовым вопросом националисты, адепты третьего пути.
И это естественно. Трудно себе представить в одной компании космополитов-анархистов и людей, которые без всякого стеснения называют себя национал-социалистами, только потому, что те и другие не видят в «Новороссии» воплощения своей мечты, а, напротив, осознают, что это — кровавая политическая технология, запущенная с подачи Кремля для удушения украинской революции.
Каждый может что-то делать по отдельности. Одни с антивоенными плакатами постоят, другие — баннер повесят, третьи — митинг проведут. Но всё это — жалкие потуги. Конечно, это лучше, чем вообще ничего. Но «ворваться в сознание масс», вешая баннеры и проводя митинги в полицейском загоне, нереально.
4 ноября я побывал на акции, организованной «Славянской силой Северо-Запада». Мне было интересно посмотреть на русских националистов, которые выражают солидарность с Майданом и украинской революцией. И вот я увидел. Это какие-то странные люди. Они выглядели, то ли как немецкие лесники, то ли как музыканты из провинциального рок-клуба, то ли как байкеры, лишённые водительских прав за вождение в нетрезвом виде.
Человек — это стиль. И политика — это стиль. Стиль «Славянской силы Северо-Запада» — это какая-то эклектика: шапочки, похожие на кепки солдат Вермахта, куртки-косухи, камуфляжные штаны, тяжёлые ботинки с высокой шнуровкой и очки с тёмными стёклами, иногда — усы.
Я не придираюсь. Я тоже не икона стиля. Но всё же я не понимаю, зачем надевать в городе камуфляж для леса. Видимо, ребята решили выглядеть повоинственней. Все мы ходим, нося в себе предчувствие гражданской войны — вот они и приоделись.
Ораторы «Славянской силы Северо-Запада» называли Майдан — первым этапом украинской национальной революции, «Новороссию» — кремлёвской политической технологией, но при этом в торможении украинской революции и в донбасском восстании винили сионистов и либеральное масонство. Ладно — масоны. Но сионистов-то зачем сюда приплетать? Им не до Донбасса. Им бы с палестинцами разобраться. Все эти антисионистские речи сторонников Майдана — отличный подарок пропагандистам путинского режима. Что ещё нужно, чтобы доказать, что Майдан поддерживают нацисты?
Словом, тем, кто выбрал третий путь, не следует оглядываться направо и налево. Им надо рассчитывать только на себя. На свои силы.
Пока не меркнет свет
Сам митинг «Славянской силы Северо-Запада» походил больше на пресс-конференцию на открытом воздухе — в Овсянниковском садике, за 76-м отделом полиции. Журналистов и полицейских, как в форме, так и в штатском, было больше, чем участников акции, едва ли не втрое.
В Москве ребята из национал-революционного блока, чтобы не участвовать в подобном цирке, устроили несанкционированное шествие и получили неплохой медиа-эффект. Однако яркая акция — это как бенгальский огонь: пока горит — все восхищаются, а как потух — все об этой красоте забывают. Кто, например, сейчас вспоминает об акции “Pussy Riot”?
В своё время, где-то с конца 90-х, с подачи нацболов в России утвердилась мода на ненасильственные акции прямого действия (АПД). Я сам — организатор и участник множества АПД. Я понимаю, в чём сила этой тактики и в чём её слабость.
АПД — это игра по правилам общества зрелища. А оно, это общество, имеет большие аппетиты. Его надо постоянно удивлять. А арсенал тактики АПД весьма ограничен.
Вначале ты вешаешь баннер небольшого размера, потом — среднего, после — закрываешь своим баннером огромный рекламный носитель в самом центре города, срывая аплодисменты. Но проходит неделя, другая и о твоей акции забывают. И тебе надо выдумывать что-то новое, ещё более острое, ещё более дерзкое. Однако ходить по грани, которая отделяет административный кодекс от уголовного, весьма непросто, это рискованное дело: если оступился — срок. А сидеть за зажжённый не в то время и не в том месте фальшфейер просто обидно.
Конечно же, есть другая крайность — унылое распространение газет и листовок с целью «просвещения масс» и поиска сторонников. Если зациклиться АПД, легко скатиться к клоунаде или в политический мазохизм. В то же время полный отказ от АПД оборачивается превращением активистов в «просветителей», от которых отмахиваются все, кроме единиц адептов.
Политическое производство
Александр Дугин, когда он ещё был революционным мыслителем, разработал концепцию политического солдата — человека, который планомерно, без истерики, борется против этой системы, на подвижничество его вдохновляет революционная идея.
«Политический солдат видит в политике главное поле битвы, так как лишь в общественном масштабе внутреннее всерьёз соприкасается с внешним, а значит только так можно судить о его действительной преображающей магической силе. Политический солдат поэтому далёк от одинокого мечтателя или ядовитого критика современной цивилизации. Даже если эти изоляционистские типы и правы (скорее всего, правы) в том, что изменить ничего нельзя, они пассивно подыгрывают Системе своим отказом идти на заведомо обреченное восстание, — объяснял Дугин.
И далее: «На его знамени ничего не написано, оно черно как ночь. Он не строит проектов и не рисует заманчивые картины грядущего. Он не соблазняет и не обманывает. Он не настаивает на правоте своего личного пути, так как это представляется ему совершенно неактуальным. Речь идёт ещё не о конкретном выборе, но о самой возможности выбирать в реальной и свободной, а не в симулированной шкале. Не о правоте своих идей, но о возможности исповедовать какие бы то ни было идеи совершенно независимо от массмедийного тоталитаризма и норм “политической корректности”. Политический солдат думает не о победе, но о самой возможности начать битву. Ведь система не просто сильнее его, она делает вид, что его вообще не существует, что сам этот тип принадлежит к преодолённому прошлому, что это всё — лишь поза, эстетическая игра, элемент виртуальной индустрии фикций…»
Однако политический солдат— это экзистенциальная категория. Дугин не дал (да и не мог бы дать, учитывая его личностные характеристики) конкретные рекомендации, чем этот солдат должен заниматься.
Солдат — красивое слово. Но обозначает оно убийственное ремесло. Солдат либо завоёвывает, либо защищает. Он не производит. Производит другая фигура — рабочий. Мы, политические активисты, призваны производить новые смыслы, и поэтому наша задача — стать не политическими солдатами, а политическими рабочими.
Политический активизм — это работа в юнгеровском понимании этого слова. Коллектив активистов должен напоминать рационально организованный заводской цех, где каждый имеет свои производственные задачи, своё рабочее место, свою специализацию, но где весь коллектив, всего его члены, выполняют общий производственный план, нацеленный на созидание.
Надо учиться у врагов. Буржуа и их менеджеры, прежде чем приступить к реализации какого-либо проекта, составляют бизнес-план, где по этапам прописывают продвижение к цели. Так и мы должны поступать. Для продвижения вперёд нужно понимать, как ты будешь достигать заветной цели. Необходим план, в который по мере необходимости следует вносить исправления и дополнения.
Те же акции должны приносить не только медиа-эффект. Акция теряет смысл, если она не становится шагом в выбранном направлении. Постоянно напоминать о себе — забота тех, кто называет себя арт-активистами. Вот пусть они и режут себя вдоль и поперёк, ныряют в ванные, наполненные серной кислотой, садятся голым задом на полицейские дубинки, засовывают в себя тараканов и мышей. Почему бы и нет, если эти действия что-то символизируют?
Политическая работа сродни заводской. Это — труд, который не имеет ничего общего с маскарадом.
