Пока западный мир остаётся более или менее благополучным (по сравнению с другими мирами), они не исчезнут. Я о леваках. Современный западный левак — это закономерный результат мутации идеи революции в обществе потребления.
Папинькины дочки. Папинькины сынки. На худой шее — обязательная куфия (арабский платок). В руке — самокрутка. В кармане гашиш для вечерней раскуривания с «товарищами» — это придаёт дискуссии аромат свободы. Повадки подростка. Адская смесь хиппи с панком. Но за пазухой кошелёк, набитый деньгами родителей. В голове — старые, но не всегда добрые социалистические идеи, размешенные либеральным бульоном эпохи мультикультурализма и воцарения феминизма. Гнилостная отрыжка мая 1968 года… Лет в 27-30 (а то и раньше) мальчики-девочки перестают баловаться активизмом — начинают заниматься карьерой, а потом плодиться. В итоге получаем буржуа с воспоминаниями о «боевой молодости»: «баррикады, друзья, шум, гам»…
Многие считают, что рубежная веха, которая отделяет правых от левых — это 1789 год. Великая Французская революция. Это неверно. О чём говорить, если Жорж Бернанос принимал ценности Великой Французской революции. Пусть и на свой католический лад. 1968 год — вот рубеж. Если ты принимаешь его ценности — ты современный левый, если отрицаешь их — ты правый (или старый левый). До 1968 года левая идеология рисовала чёткие контуры нового порядка. Они могли воодушевлять, вселять ужас, вызывать скуку… Но они были.
1968 год забродил новой левой идеологией с её установкой на пацифизм, «сексуальное раскрепощение» и «запрещение запрещения». Он нанёс удар по понятию нормы. Воспевание эроса (вспомним «Эрос и цивилизацию» Герберта Маркузе) 1968 год причудливым образом сочетал с внешней асексульностью и нарочитой травлей всего здорового. Сигареты в руках и если бы только чай на столе… Все цветы он объявил красивыми, а спорт — «латентным фашизмом». Логика проста. Спорт держит человека в форме. Он основан на определённой шкале. А значит — на норме. Он немыслим без дисциплины. Без усилия. Преодоления. Порыва. Всё это, с точки зрения новой левой идеологии, фашистские категории. А 1968 год породил нечто бесформенное. Квашню. Он выбросил из социализма трагедию пролетарского героизма и эсхатологию последнего боя. В итоге мы получили всё тех же фабианцев, но только в джинсах и кожаных штанах.
Вы видели «ветеранов 1968 года»? Я много их видел. Это какой-то хит парад дряблого старичья в молодёжных шмотках. В России нечто подобное собой представляют «дети Перестройки» (я из этого поколения и знаю, о чём пишу) и «люди рок-н-ролла». Май 1968 года был восстанием детей среднего класса против поколения отцов. И вот эти дети сморщиваются, но от молодёжной одежды не отказываются. Кстати, как заметил сербский писатель Мамо Капор, до 1968 года молодёжь подражала взрослым, надевая костюмы с жилетками и шляпы. А после 1968 года люди до седых волос одеваются в магазинах молодёжной моды.
1968 год породил нечто бесформенное. Квашню. Он выбросил из социализма трагедию пролетарского героизма и эсхатологию последнего боя.
Май 1968 года удивительно живуч. За последние лет пять он напоминал о себе в Мадриде и Барселоне (indignados), в Нью-Йорке (Occupy Wall Street) и даже в Москве («Оккупай Абай»). Теперь вот опять в Париже — Nuit Debout. Наши СМИ и левые блогеры почему-то долго не замечали французский протест против неолиберальных поправок в Трудовой кодекс, которые хочет принять Франсуа Олланд и правительство социалистов. Заметили его после того, как полиция разогнала лагерь протестующих на площади Республики.
Я всегда на стороне протеста. Тем более если это протест против неолиберализма. Во Франции за последние годы протест был скорее правым, чем левым: движение «Французская весна» против нового брачного законодательства (закона Таубиры), движение фермеров Бретани «Красные колпаки».
Когда появилась первая информация о Nuit Debout, я почувствовал запах 1968 года и прочего оккупайства. Так и есть! Я не ошибся. Хипстерский интернет-журнал The Village взял интервью у некой барышни, которая в движении Nuit Debout («Ночное стояние») отвечает за международные отношения. Она воспроизвела все общие места современного левачества: «Мы разделяем ценности антиисламофобии, ратуем за принятие беженцев, за шанс для них»; «В пригородах далеко не все используют насилие как инструмент протеста»; «Военные действия на Ближнем Востоке — это так же неприемлемо»; «Все комитеты обладают одинаковой властью, и внутри них выбираются каждый раз заново делегаты, которые затем участвуют в межкомитетском совете»… Я не хочу сейчас оспаривать все эти тезисы, которые вытекают из клича Джона Леннона: «Дадим миру шанс!» Но всё же интересно узнать рецепт, как побороть ИГИЛ без применения военной силы. Но это ладно.
«Наша организация полагается на отсутствие спикеров, лидеров и представителей. У нас нет ни единой группы, которая представляла бы всё движение», — утверждает девушка, но при этом ничтоже сумняшеся заявляет: «С нашей открытой трибуны иногда пытаются толкать довольно националистические речи, и с этим приходится бороться, потому что мы занимаем левую, социалистическую позицию». Не дают слово правым. Значит, на лицо цензура. Правые бы тоже не давали слово левым. Но они бы и не стали заявлять, что их движение не имеет чёткой идеологии и формируется исключительно рассерженными гражданами снизу. Очередной пример левого ханжества.
И кто участвует в Nuit Debout? «Думаю, это правда, что конкретно в Париже на площади Республики собралось много людей, в отношении которых можно использовать слово “привилегированный”. Да, тут не самые бедные люди, у большинства есть образование. Но мы активно стараемся привлекать самых разных людей — беженцев, бездомных, пенсионеров, — и всем им даётся возможность высказаться», — рассказывает стоящая на ногах девица. Nuit Debout — очередной пример игры барчуков в революцию. Заметьте: о рабочих ни слова. И это не удивительно, когда 55% рабочих на региональных выборах в декабре 2015 года проголосовали за Национальный фронт.
Сама рассказчица и не скрывает, что стояние (сидение) на площади Республики она рассматривает как интересный жизненный опыт. Потом она будет думать о карьере: «Я учу русский язык в парижском Институте восточных языков и цивилизаций. Пока не знаю, кем хочу стать. В следующем году собираюсь получать мастерскую степень по международным отношениям. Год проведу во Франции и год в Москве, если мою заявку примут. Наверное, я бы хотела стать либо исследователем, либо сотрудником каких-то политических институтов». Вся её революционность в будущем будет заключаться в голосованиях за бедолаг из какой-нибудь Новой антикапиталистической партии и хождении на разрешённые манифестации. И на стене богатой квартиры в престижном районе — портрет Че Гевары.
После 1968 года этот тип людей появляется на Западе в каждом поколении. И будет воспроизводиться до тех пор, пока Запад не обеднеет — не опустится до «нищеты, выше обычной», как выражался Карл Маркс. Детям свойственно играть. Взрослые западные дети из богатых семей играют в революционный активизм. Им хочется быть добрыми. Поэтому их тянет к тем, кому не повезло (рas de chance): к бродягам и беженцам. Они напоминают барышень из русской классической литературы, которые в сентиментальном порыве раздавали вещи беднякам. А потом спохватывались: «Зачем же я нищенке свои сапожки подарила!». Но ситуация изменится, когда дарить будет нечего.
***
Чтобы меня не заподозрили в передёргивании мыслей французской активистки, я выкладываю полностью интервью, которая она дала The Village.
— Уже третью неделю на парижской площади Республики ночуют не только бездомные. То, что начиналось как массовые протесты по всей Франции против вполне неолиберальной трудовой реформы социалиста Франсуа Олланда, переросло в движение «Ночь на ногах» (Nuit Debout). Молодые люди, в основном студенты и учащиеся старших классов, каждый вечер собираются на площади для обсуждения политики, своих требований и светлого будущего. У движения уже есть свой сайт с манифестом, в котором демонстративно отсутствуют конкретные цели.
На наш запрос об интервью на связь вышла представительница комитета по международным отношениям Nuit Debout, на вполне хорошем русском предложив ответить на все вопросы. Конспирологическая версия быстро отпала, так как в процессе интервью перейти на английский пришлось довольно скоро.
О себе
— Я учу русский язык в парижском Институте восточных языков и цивилизаций. Пока не знаю, кем хочу стать. В следующем году собираюсь получать мастерскую степень по международным отношениям. Год проведу во Франции и год в Москве, если мою заявку примут. Наверное, я бы хотела стать либо исследователем, либо сотрудником каких-то политических институтов.
Для меня это первый опыт политического активизма, и меня безумно впечатляет та энергия, которая здесь витает — все хотят участвовать, все хотят решать, все хотят что-то создавать. Во Франции люди годами как будто спали, особенно молодые. Все как будто этого ждали, возможности проснуться. И вот это главное в Nuit Debout.
О том, зачем выходить на площадь
— Главная проблема — неравенство. Думаю, это не только во Франции, это проблема всех капиталистических стран — тех же США, Великобритании, России. Конкретно во Франции у нас проблема с доступом к политической власти, проблемы пригородов, население которых не имеет возможности выразить себя и достигнуть социального успеха. Это создаёт напряжение, настолько сильное, что рано или поздно оно может взорвать ситуацию. Мы слишком много потребляем, при постоянном росте населения это приводит к дисбалансу, к отсутствию возможности потреблять у других. Военные действия на Ближнем Востоке — это так же неприемлемо. Это всё не только локальные, это глобальные проблемы, поэтому они так волнуют студентов.
О своей роли в движении
— У нас есть специальный комитет по международным отношениям. Мы разделяем задачи, я благодаря своим навыкам могу отвечать русским журналистам, но не только. Если надо, создаю страницы в социальных сетях, веду их и так далее. Постоянно на связи с другими комитетами.
О текущей ситуации
— Движение растёт. В воскресенье была хорошая погода, и всю площадь заполнили, это было здорово. Люди приходят разных возрастов и с разным бэкграундом, хотя, конечно, молодых больше всего. Полиция и власти на нас давят: в понедельник стали отбирать на проносе к площади еду и воду, надеются разогнать окончательно. Еду просто выкидывали на улицу, что, кстати, только подогрело большой скандал в социальных сетях. Сегодня ночью (13 апреля. — Прим. ред.) у нас будут большие дебаты — часть организаторов считает, что нам не нужна никакая организация, политическая и парламентская, другая, наоборот, что пора уже оформиться в конкретную силу. Собираемся обсудить это все вместе на нашей генеральной ассамблее.
О структуре движения
— Люди собираются каждый день, меньше пары сотен днём на площади не остаётся, хотя ночью, да, народа меньше. В шесть часов каждого вечера у нас начинается большое собрание, к этому времени подтягиваются люди, объединяются в маленькие группы и дискутируют. Они посылают представителей в комитеты, в одном из которых я и состою. Их много — комитет по социальным сетям, комитет прямого действия, комитет сельского хозяйства и так далее. Все комитеты обладают одинаковой властью, и внутри них выбираются каждый раз заново делегаты, которые затем участвуют в межкомитетском совете. Каждый раз это разные люди — в понедельник от нашего комитета участвовала я, сегодня это будет кто-то другой. Идея в том, чтобы организация сохраняла горизонтальную структуру.
О лидерах
— Наша организация полагается на отсутствие спикеров, лидеров и представителей. У нас нет ни единой группы, которая представляла бы всё движение. Когда медиа с нами связываются, у нас нет каких-то специальных людей, которые регулярно дают комментарии, это всегда новое коллективное решение. Для нас сейчас очень важно не иметь лидеров. Это идеология движения, на этом все сходятся. Хотя в будущем, конечно, всё может измениться. Но почти все участники хотят оставить структуру горизонтальной, без лидеров и спикеров.
О связях с другими городами
— Nuit Debout была организована во многих других городах по всей Франции. Конечно, мы держим связь с организаторами из других городов. А иногда и нет, иногда это такая сугубо локальная инициатива. Вообще это всегда местные — мы ни разу специально не назначали каких-то сборов в других городах. Их представители с интересом приезжают к нам — например, мой парень из Лиона в прошлые выходные приехал в Париж и набирался опыта, смотрел, как мы всё это делаем, как взаимодействуем с полицией и так далее. В своём городе он участник комитета прямого действия.
О столкновениях с ультраправыми
— Они не ярые наци, не связаны с «Национальным фронтом», и их, конечно, очень мало. Да и какой-то особой активности не наблюдается — я каждый день прихожу на площадь Республики и за всё это время не видела их ни разу. Лишь слышала о каких-то столкновениях в других местах. Проблема, скорее, в диалоге — с нашей открытой трибуны иногда пытаются толкать довольно националистические речи, и с этим приходится бороться, потому что мы занимаем левую, социалистическую позицию. И, даже несмотря на то, что мы не партия и у нас нет своей внятной программы, это всё равно очень важно — мы все от совсем юных участников до публичных интеллектуалов разделяем левые идеи.
О классовом составе
— Думаю, это правда, что конкретно в Париже на площади Республики собралось много людей, в отношении которых можно использовать слово «привилегированный». Да, тут не самые бедные люди, у большинства есть образование. Но мы активно стараемся привлекать самых разных людей — беженцев, бездомных, пенсионеров, — и всем им даётся возможность высказаться. Это не движение для интеллектуалов или для студентов, это движение для всех. Именно по этой причине мы не пытаемся организовывать движения в других местах — мы надеемся вдохновить людей на то, чтобы они сами организовывали что-то у себя на местах. Мы не отправляемся в пригороды Парижа с командами и советами, нужно, чтобы люди сами захотели во всём этом участвовать.
О дискуссии с пригородами
— В пригородах далеко не все используют насилие как инструмент протеста. Там тоже идёт живая дискуссия — стереотипное разделение на цивильный студенческий протест центра и агрессивный, опасный протест периферии не верно. Иногда и мы используем довольно радикальные методы — не экстремальное насилие, но всё-таки: разрисовать банк или что-то ещё, что власти могут назвать вандализмом. Контраст между центром и пригородами не так велик. А тот факт, что пригородный протест, случается, выходит более насильственным, объясним — не у всех нас есть одинаковые способности выразить свою злобу. Нам нужно налаживать дискуссию, ведь в конце концов у нас общие интересы.
О целях
— У нас нет специфических, записанных целей, нет программы. Триггером для протеста стала трудовая реформа Франсуа Олланда, она стала последней каплей в чаше проблем, которые давно нас беспокоили. Но с первой же ночи мы ушли намного дальше этой реформы. Это движение против очень многого, против капитализма, против Европейского союза в том виде, в котором он сейчас существует.
Мы разделяем ценности антиисламофобии, ратуем за принятие беженцев, за шанс для них. Очень важную идею высказал экономист Фредерик Лордон — идею о безусловном основном доходе. Её на площади обсуждают очень активно.
Главная наша цель — расшириться и создать новую платформу. Не знаю, что там дальше будет, но знаю, что каждый из тех, кто участвует в движении сейчас, не сможет потом просто уйти и забыть. Мы получили опыт создания прямой демократии, такой опыт меняет людей. Что будет дальше? Может, ничего и не будет. Надеюсь, что мы продержимся ещё хотя бы пару недель и дадим другим возможность получить этот опыт.
О будущем
— Нам очень далеко до «Подемоса» и СИРИЗА. У нас нет организаторов и программы, они нам и не нужны. Кстати, во Франции вообще сейчас не очень довольны «Подемосом» — они слишком институционализировали себя и растеряли те цели, которые озвучивали сначала. Мы не хотим двигаться в эту сторону. Но это пока что, возможно, в будущем решат наобjрот.
Возможно, что всё просто исчезнет. Но даже если так, как я уже сказала, люди получат опыт альтернативного политического процесса, и это уже важно. Плюс связи — я уже повстречала тут активистов из Испании, Греции, Бельгии. Даже если это движение умрёт, мы всё равно получим новые возможности для создания левой платформы, которая сможет изменить мир. Меня сложно назвать пессимисткой.
Читайте также:
