Забастовка на заводе «Антолин» породила сетевое брюзжание и испускание вони. Те рабочие, что отстаивают свои права, ни в чём не виноваты. Их давят погрузчиками, на них натравливают полицию, им угрожают, но они держатся, проявляя волю к борьбе. Тем не менее, по мнению наблюдателей из числа политизированного мещанства, забастовка проходит не так как надо.
«Моя новостная лента последнюю неделю пестрит сообщениями о событиях на питерском заводе “Антолин”, — поведала своим «френдам» одна сетевая авторша. — Работают там преимущественно женщины. Вредная работа. Зарплата 22 тысячи рублей, не индексировалась в 2011 года. Не оплачиваемые переработки. И так далее, и тому подобное. И тут — бац — и профсоюз организовали. К ним, конечно, толпа профсоюзных активистов прибежала. И коммунистов. На помощь. И они все — бац — и забастовку устроили. А работодатель испанский мордой вертит: “Мол, не, не буду вам зарплату повышать”. А они бац — и вторую забастовку. “Права, — говорят, — гоните! Соблюдайте, — говорят, — Трудовой Кодекс”! И ну завод оккупировать!
И тут неувязочка вышла. Маленькая. На первую забастовку 45 человек вышло, а на вторую — только 23. А знаете почему? Потому что плохой, угнетающий сотрудников работодатель, предложил им денег за выход из профсоюза. По 1,5 тысячи рублей каждому. И большая часть согласилась. Взяла по 1,5 тысячи рублей и сказала, что за полторы штуки — их права им больше не нужны. И забастовочка провалилась».
С фактической точки зрения всё описано верно. То, что администрации «Антолина» удалось купить часть членов профсоюза, сообщил лидер Межрегионального профсоюза работников автопрома Алексей Этманов, и не в частной беседе, а на митинге в честь 7 ноября. Но я обращаю внимание на тональность сообщения сетевой авторши. Гаденькая она такая — не авторша, а тональность. Мол, а чего вы хотели, дураки-коммунисты и профсоюзные активисты, от русских рабочих? Они всего за полторы тысячи продались. И сообщение озаглавлено соответственно: «Сколько стоит русский».
Дальше авторша рассказывает, как проходили недавние выборы в Ленинградской области. Кандидаты не от «Единой России» «драли жопу на агитационных кампаниях» (авторша слово «кампания» пишет через «о», не видя разницы между совокупностью мероприятий и определённым кругом персон), а победили всё равно единоросы, так как массово скупали у населения голоса за две тысячи рублей каждый. «Всего две тысячи — и он будет вашей тряпкой! Две тысячи — и вы получите массу удовольствия, пиля муниципальный бюджет. Продаются россияне!» — вопиёт наша авторша, сравнивая соотечественников с дикарями-папуасами, которые меняли золото на стеклянные бусы.
Я не хочу сейчас вдаваться в рассуждения о характерной для либеральной мещанки русофобии. То, что эта дама вылезла из провинциального совка, ясно по её признанию: «Несколько лет назад я познакомилась с коммунистами. И очень удивилась. Удивилась их наличию. Потому что для меня понятие “коммунист” было чем-то средним между нафталином, рудиментом и эксгибиционизмом. То есть не модно, противоестественно и вдобавок — неприлично. Примерно так же я воспринимала слово “профсоюз”. Как организацию из советского прошлого, которая занималась сбором денег на похороны и занудными партсобраниями. “В нашем новом, прогрессивном, мире — думала я, — такого дерьма быть не должно!”» Я даже послал это признание своим французским и итальянским друзьям — пусть посмеются. Пусть они узнают, что, поднимая в Париже или в Риме на демонстрации красный флаг с серпом и молотом, они совершают акт эксгибиционизма, обдавая современность запахом нафталина, а работая в профсоюзе, они тоже делают нечто неприличное и противоестественное. Мне даже теперь стыдно признаться, что, живя в Париже в начале 1991 года, я посетил митинг под названием «Коммунизм остаётся будущим мира!», который проходил в знаменитом зале «Мутюалите» (“(Mutualité”).
Нет никакого желания углубляться в историю идеологий. Замечу лишь мимоходом, что коммунизм, анархизм, фашизм — гораздо более молодые идеологии, чем либерализм — дитя эпохи Просвещения (а это XVII-XVIII века). Быть сейчас либералом — это, что называется, жить в стиле ретро, опоздать лет так на 200-250. Конечно, я хорошо представляю людей, которые сейчас, живя в России, называют себя коммунистами. Большей частью это — «первобытные коммунисты». Видимо, авторша общалась с ними.
Но вернёмся к оценке забастовки на «Антолине». Путём не хитрых вычислений мы получаем число продавшихся забастовщиков — 21 человек. Очко! А всего на предприятии трудятся 120 человек. Выходит, что бастует шестая часть коллектива. И если 23 забастовщика добьются успеха, плодами их победы воспользуются и те, кто их предал.
А теперь посмотрим на ситуацию с другой стороны. Что мы увидим? Мы увидим 23 смельчака. Слабаки бросили их. Руководство завода травит их полицией, давит их погрузчиками. Но они держатся. И эти 23 человека — не инопланетяне, а русские рабочие мужчины и женщины. Значит, не все в России продаются. Есть те, кто идёт до конца, несмотря на то, что всё против них. Но именно так выковываются настоящие рабочие бойцы. Я не знаю, как бы повели себя в такой ситуации забастовщики в другой стране. Может быть, они оценили бы ситуацию рационально и отступили до лучших времён. А наши русские забастовщики сражаются до конца. И такие люди в нашей стране были, есть и будут. Если бы их не было, то не было бы и обороны дома Павлова в Сталинграде. Что такое Сталинград? Это когда тебя давят, а ты не сдаёшься. И Сталинград сейчас мы наблюдаем не в кинотеатрах с подачи Фёдора Бондарчука, а на заводе «Антолин».
«Массы консервативны, мирно настроены, любят свой отдых и свою безопасность, не хотят рисковать; из своего обычного состояния они выходят только под влиянием страстных меньшинств. Меньшинство должно понять, что оно может быть только меньшинством. Чтобы вызвать массы из их состояния заплесневения, нужны примеры безумной смелости, революционного романтизма, народной поэзии, без которой массы никогда не вдохновляются на абстрактную идею», — доказывал французский синдикалист Густав Эрве. 23 забастовщика на «Антолине» — это страстное меньшинство, которое рано или поздно выведет из «обычного состояния» консервативное и трусливое большинство. Я смотрю на «Антолин» и вижу русских рабочих героев. И пусть другие рассуждают о русской продажности.
