Развал промышленного производства в России привёл к тому, что массы людей сейчас заняты в сфере услуг и малом бизнесе. Эта деятельность не вызывает эстетического восторга. Одно дело – индустрия с её механизмами, трубами и доменными печами, а другое – бумажки и кассовый аппарат. Однако непроизводственная сфера есть, не замечать её нельзя, а главное – социалистическим активистам нельзя не определить своего отношения к тем, кто зарабатывает себе на жизнь, перекладывая бумаги и торгуя в магазине.
Откуда торговцы?
В современной России промышленные рабочие «являются только меньшей частью класса пролетариев, окружённой огромной массой безработных, полубезработных, самозанятых, люмпен-буржуазии и т. п. Эта огромная масса была выброшена с предприятий во время великого краха 1990-х годов. При всех незначительных колебаниях её численности, она не может быть рассосана растущей промышленностью (кроме как в случае новой империалистической войны) – так как растущей капиталистической промышленности не существует, рынок переполнен, и расти некуда», – верно отмечает Марлен Инсаров.
Действительно, в 90-е годы российская промышленность пережила грандиозный крах, после которого стабилизировалась на уровне в два раза меньшем, чем тот, что был до падения. Подъём конца 1990-х – начала 2000-х годов имел исключительно конъюнктурный характер (за счёт высоких цен на нефть на мировом рынке) и не сопровождался сколько-нибудь серьёзной реорганизацией основной массы промышленного производства. Кризис 2008 года этот подъём остановил. Сейчас островки паразитического благополучия процветают в океане нищеты и упадка. Присоединение России к ВТО ставит жирный крест на промышленном развитии нашей страны.
«При рассмотрении разнообразных стихийных протестов в современной России» Марлен Инсаров обнаружил, что «мелочные торговцы (как мелкие буржуа, так и торговые пролетарии) ведут себя порой куда решительнее и радикальнее, чем промышленные пролетарии». Он объясняет это тем, что «во время великого кризиса 1990-х годов с заводов в мелкую торговлю ушли наиболее психологически активные и инициативные, т. е. потенциально лучшие для революционной борьбы, люди, более способные к действию и протесту».
Подмеченная Инсаровым тенденция наблюдается не только в России. Например, движущими силами аргентинской революции в декабре 2001 года были разорённые мелкие буржуа и хронические безработные. Первые устраивали марши «пустых кастрюль», вторые образовали движение «пикетчиков» и перекрывали дороги. Эти слои создавали альтернативные органы власти – народные ассамблеи. Внутризаводская борьба, захваты предприятий происходили тогда только на мелких фабричках, где численность работающих не превышает 100-150 человек.
Когда в середине 2000-х Администрация Санкт-Петербурга во главе с губернатором Валентиной Матвиенко, продавливая интересы крупных сетей, громила ларёчный бизнес, ларёчники оказывали ожесточённое сопротивление. Они тогда просто потеряли страх! Дабы остановить снос торговых зон, продавцы запирались в магазинчиках, вставали живой цепью перед бульдозерами. Три работника торговой зоны у станции метро «Московская» в знак протеста заперлись в павильоне и объявили о голодовке. Через три дня одна из участниц акции, пожилая женщина, оказалась в больнице в критическом состоянии…
В 2004-2005 годах власти Петербурга ликвидировали около 3 тысяч магазинчиков. Каждый торговый павильон обслуживали от 4 до 10 человек. В результате без работы остались 20-30 тысяч человек. Большей частью это были бывшие бюджетники, как правило, немолодые женщины, которые не смогли найти работу по специальности после разрушения советской экономики.
Вообще, трудящиеся женщины «за сорок» – самая уязвимая часть населения. Им очень тяжело переквалифицироваться, найти новое рабочее место. Работодатели предпочитают иметь дело с контингентом до 35 лет. Это – жлобская традиция российского капитализма. Куда могли податься рабочие женщины после того, как закрыли завод или КБ, где они отработали лет 20-30? Либо на рынок, либо в ларёк, либо в музейные смотрители.
Зимой 2005 года на акции протеста ларёчников я разговорился с одной продавщицей, издерганной женщиной лет тридцати с лишним.
— У меня маленький ребенок, а мать болеет онкологией. Моя мама при смерти, понимаете?! Что мне прикажете делать? – негодовала она. — Я и так работаю на двух работах, и обе они связаны с торговлей около метро. А искать новое место при таких обстоятельствах не так-то просто. У нас есть люди, которые проработали на одном месте по 7-8 лет. И теперь их вышвыривают вон. На что жить?
«Средние сословия: мелкий промышленник, мелкий торговец, ремесленник и крестьянин — все они борются с буржуазией для того, чтобы спасти своё существование от гибели, как средних сословий. Они, следовательно, не революционны, а консервативны. Даже более, они реакционны: они стремятся повернуть назад колесо истории. Если они революционны, то постольку, поскольку им предстоит переход в ряды пролетариата, поскольку они защищают не свои настоящие, а свои будущие интересы, поскольку они покидают свою собственную точку зрения для того, чтобы встать на точку зрения пролетариата», — писал Карл Маркс в «Манифесте коммунистической партии». Может, в то время он был прав, правда, Пётр Кропоткин оспаривал его мнение в книге «Поля, фабрики и мастерские», которая ныне гораздо более актуальна, чем коммунистический «Манифест».
Однако, как верно замечает Инсаров, рассчитывать на то, что торговцы, экспроприированные крупным капиталом, пополнят ряды промышленного пролетариата, нельзя. Маркс писал о молодом прогрессивном капитализме, когда промышленность нуждалась в рабочей силе. Нынешний капитализм – застойный, в большом количестве рабочей силы он не нуждается. Разорённые торговцы и продавцы превратятся не в пролетариев, а в люмпенов. И если социалисты не сумеют наладить диалог с этой массой, её пригреют либо либералы, либо реакционные националисты, как это случилось в Германии в 20-е годы. Маркс, утверждая, что крупный капитал пожирает мелкий, указывал на вектор исторического развития. Его прогноз в целом подтвердился: миром правят транснациональные корпорации, которые появились благодаря сращиванию национальных монополий. Однако разделения общества на огромное большинство фабрично-заводских рабочих и магнатов капитала не произошло. Да и не могло произойти: как потому, что капитализм нуждается в промежуточных слоях для самовоспроизводства, так и потому, что капиталистическое производство и рынок имеют свои пределы.
Где народные трибуны?
Митинги ларёчников в Санкт-Петербурге проходили под белыми флагами «Яблока» и СПС. Красные знамёна замечены не были. Социалисты и коммунисты решили тогда, что борьба за ларёчников их не касается. Напомню, что писал кумир марксистов-ленинцев в программной брошюре «Что делать?» Владимир Ленин. Он настаивал, что политическое воспитание рабочего класса «должно состоять в агитации по поводу каждого конкретного проявления угнетения со стороны самодержавия». «А так как это угнетение падает на самые различные классы общества, так как оно проявляется в самых различных областях жизни и деятельности, и профессиональной, и общегражданской, и личной, и семейной, и религиозной, и научной, и проч. и проч., то не очевидно ли, что мы не исполним своей задачи развивать политическое сознание рабочих, если мы не возьмём на себя организацию всестороннего политического обличения самодержавия?» — задаётся Ильич риторическим вопросом.
Ленин считал, что поводами для обличений служат такие проявления гнёта, как «телесное наказание крестьян, взяточничество чиновников и обращение полиции с городским «простонародьем», борьба с голодающими и травля народного стремления к свету и знанию, выколачивание податей и преследование сектантов, муштровка солдат и солдатское обращение со студентами и либеральной интеллигенцией».
По его мнению, «идеалом социал-демократа должен быть не секретарь тред-юниона, а народный трибун, умеющий откликаться на все и всякие проявления произвола и гнёта, где бы они ни происходили, какого бы слоя или класса они ни касались, умеющий обобщать все эти проявления в одну картину полицейского насилия и капиталистической эксплуатации, умеющий пользоваться каждой мелочью, чтобы излагать пред всеми свои социалистические убеждения и свои демократические требования, чтобы разъяснять всем и каждому всемирно-историческое значение освободительной борьбы пролетариата».
Ленин полагал, что партия социалистов, если она «не на словах только стоит за необходимость всестороннего развития политического сознания пролетариата», должна «идти во все классы населения», «и в качестве теоретиков, и в качестве пропагандистов, и в качестве агитаторов, и в качестве организаторов». «Главное, разумеется, — заключает товарищ Ульянов, — пропаганда и агитация во всех слоях народа».
Как мы только что поняли, Ленин не боялся упрёков в мелкобуржуазности. Он прекрасно понимал, что если социалисты хотят быть авангардом общенародной борьбы против самодержавия, они «непременно должны руководить… активной деятельностью разных оппозиционных слоёв». Иначе роль авангарда возьмёт на себя либеральная буржуазия. Правда, если бы Ленин писал прямо противоположное, социалисты всё равно должны были бы защищать малый бизнес от насилия со стороны власти. Справедливые высказывания Ленина я привёл лишь для того, чтобы его последователи не считали себя святее римского папы.
Тактика выдавливания
Конечно, «непромышленные пролетарии» и «мелкие буржуа» привносят в протестное движение не только свою энергию, но и свои предрассудки. Мелкие буржуа порой — гораздо более жестокие эксплуататоры, чем крупные. Жажда наживы заставляет их крутиться от рассвета до заката, что, с их точки зрения, даёт им моральное право выжимать все соки из батраков. Работники малых предприятий часто не знают, что такое выходные, отпуск, больничные. Если работник осмелится робко напомнить о трудовом кодексе, хозяйчик обрывает его фразой: «Не нравится – убирайся прочь!» В России вообще господствует патерналистское отношение работодателей к работникам. Хозяева, все эти Пал Палычи, полагают, что купили работника с потрохами («поступил работать, значит, продался»), не хотят замечать в работнике личность. Платя копейки, хозяева считают себя благодетелями сирых и убогих. Социальная физиономия Пал Палычей — отвратительна. Знаю это на своём опыте: моя молодость пришлась на годы «дикого капитализма», и я, студент и аспирант, подрабатывал, где только мог. В своё время на все политические инициативы они отвечали высокомерно: «Работать надо!» А когда их начали теснить сети, они вспомнили о политике.
Практика показывает, что настоящим компасом в активистской деятельности является народнический субъективный метод, а не марксов «объективно-исторический». Если социал-демократы исходили из бездушной «объективной» социологии, то эсеры, вслед за революционными народниками, придерживались субъективного метода в социологии, разработанного великими умами русского социализма – Петром Лавровичем Лавровым и Николаем Константиновичем Михайловским. Социолог осознает беды угнетённого лишь после того, как «переживёт его жизнь, перемыслит его мысль, перечувствует его чувство, перестрадает его страдания, переплачет его слезами», учил Михайловский. Поэтому эсеры считали своим долгом защищать каждого конкретного угнетённого, обиженного и оскорблённого, и им не важно было – представитель он «прогрессивного класса» или отживающего. А наши объективисты со спокойным сердцем часто проходят мимо страданий «пролетариев торговли», продавцов мелких магазинчиков, «торговцев с рук». Это ведь – «отживающий класс»! Чего его жалеть и защищать!
Социалисты должны защищать гражданские права всего населения, в частности, мелкой буржуазии. Однако это не значит, что им надо рыдать вместе с разорившимся хозяйчиком над его разбитым корытом. Защищая малые торговые предприятия, мы отстаиваем рабочие места для пролетариев торговли, например, для той женщины, что из силы выбивается, воспитывая детей и ухаживая за больной матерью.
Промежуточные слои сохранятся до коренного преобразования общества, доживут до «часа Ч». А если промежуточные слои дотянут до «часа Ч», причём в большом количестве — значит, после «часа Ч» надо будет с ними что-то делать. Конечно, их можно обобрать, лишить бизнеса и… новый социальный строй получит заклятых врагов. Значит, опять узурпация власти диктаторской партией, «красный террор», ограничение свобод и, как следствие, — бюрократическое вырождение революции. Это — большевистский путь на кладбище социальной революции. Большевики настроили против себя крестьянство (продовольственная диктатура, комбедовская истерия 1918 года, «изоляция середняка» и пр.), получили крестьянские восстания, жестоко их подавили, уничтожили оппозицию, а потом новая бюрократия ликвидировала революционные фракции самой большевистской партии (самыми честными из них были «Рабочая оппозиция» и «Демократический централизм»).
Чтобы не превращать промежуточные слои во врагов, надо учесть их интересы, предоставить им право в честной борьбе победить коллективные формы производственного и торгового сотрудничества (кооперативы, артели, товарищества). Если борьба будет честной, хозяйчики проиграют. Свободная коллективная инициатива тружеников одержит верх над частной инициативой мелкого буржуа. В социально-революционном государстве (трудовой республике) частные предприятия будут постепенно замещаться кооперативными, артельными, коммунальными и т. д. В конце концов, буржуа останутся без наёмных работников, потому что все работники уйдут от них в кооперативы и артели. Капитализм с рыночными отношениями надо изжить, его нельзя отменить, иначе мы опять получим бюрократический государственный капитализм большевистского типа с «чёрным рынком» и спекуляцией дефицитами. Конкуренцию в буржуазной форме придётся изживать, выдавливать по капле, заменяя её коллективной инициативой, соревнованием коллективов, подвижническим трудом.
