Я, конечно, прекрасно осознаю, что очень многим наплевать на то, что думает Дмитрий Жвания о передаче Исаакиевского собора Русской православной церкви. Я не «лидер общественного мнения», не эксперт и не популярный блогер. Но есть всё-таки узкий круг тех, кому не наплевать. Вот к этим людям-то я и обращаюсь. Тем более что некоторые из них удивлены моей позицией.
С поверхностной точки зрения, я, поддерживая решение о передаче Исаакиевского собора Русской православной церкви, нахожусь в одной компании с Петром Толстым, НОДом, Виталием Милоновым, «Единой Россией» и прочими «мракобесами». Но обыденная логика, «здравый смысл», часто подводит, когда нужно понять суть явления. Его содержание.
НОД и Пётр Толстой поддерживают передачу Исаакиевского собора по одним причинам, а я — по другим. НОД — больные провокаторы, а такие, как Пётр Толстой, в принципе — поддерживают… Изменится ситуация и конъюнктура — они будут поддерживать что-нибудь другое.
Можно сколько угодно обсуждать дорогие часы архипастыря, Ferrari священников- «духовников» телезвёзд, реакционные, по сути — глупые, заявления дремучих «батюшек», а главное — окормление церковью власти, которая являет собой набор бывших стукачей и их патронов… Позволю себе переиначить известную пословицу: каков приход, таков и поп. В больном обществе и священники нездоровые. За редким исключением. Церковь — как организация — переживает все те же болезни, что и всё наше общество: иногда при более низкой температуре, а иногда и при более высокой.
Пусть будут музеи. Чем больше, тем лучше. Для них, например, можно освобождать особняки, отданные корпорациям под офисы. Но музей в церкви — это в лучшем случае компромисс. Музей и храм — совершенно разные сущности.
Но в споре о судьбе Исаакиевского собора важна символическая составляющая. А она — вневременная. Батюшки батюшками. Сегодня они одни, а завтра — другие. Церковь — это не поповская армия. Это — мистическая сущность. «Церковь — это материнское объятие, Тело живого Христа, собрание народа Божьего в его единстве. Церковь богодарована, она основана на крови Христа и мучеников. Её основание прочно, она не боится всякого рода сильных подземных бурь, а смело идёт против ветра, врагов и преследователей. Хозяином Церкви является Святой Дух», — проповедует старец Моисей Святогорец.
Или вот разъяснение, которое даёт греческий богослов, профессор афинского института политических наук и международных исследований Христос Яннарас: «Церковь представляет собой избранные народ, “новый Израиль”, облечённый особой исторической миссией — возвещать миру новый Завет-союз, заключённый Богом с людьми “во Христе Иисусе”. Единство этого нового “народа Божия” отныне не зависит от какого-либо этнического фактора. Церковь есть община, открытая “для всех языков”. Она основана на Новом Завете с Богом – Завете, запечатлённом жертвенной Кровью распятого Христа… Сегодня многие, похоже, забыли об этой основополагающей истине, определяющей и выявляющей Церковь: Церковь есть собрание вокруг Евхаристической трапезы. Не учреждение, не религиозный институт, не иерархическая административная структура, не здания и служебные конторы, но народ Божий, собравшийся ради преломления хлеба и благословения чаши, — вот что такое Церковь. Некогда “рассеянные чада Божие” (Ин. 11, 52) ныне собраны в живом единстве церковного тела».
Конечно, можно считать все эти рассуждения ахинеей. Не хотите верить, не верьте. Но тогда не надо касаться «церковного вопроса». Не нужно лезть в церковь со своим заветом и уставом. Лучше скромно пройти мимо. Иначе получается якобинство и большевизм, а даже не либерализм, так как в либеральных странах храмы, как правило, принадлежат церквям.
Не нужно лезть в церковь со своим заветом и уставом. Лучше скромно пройти мимо. Иначе получается якобинство и большевизм, а даже не либерализм, так как в либеральных странах храмы, как правило, принадлежат церквям.
Меня коробит тот факт, что обсуждение о передаче собора сводится либо к бухгалтерии, либо к рассуждениям о культуре. Во всяком случае — когда оно ведётся публично. С точки зрения всё той же формальной логики, собор — это стены, купол, иконы, церковные украшения. А если храм и его убранство выполнены как произведения искусства, то культовое здание воспринимается обывателем просто как «достопримечательность», обязательная для туристического осмотра. Или как «объект культуры», и хорошо, если он приносит прибыль. И вот это вот «окультуривание» и «омузеивание» — не что иное, как десакрализация храма. Когда люди идут в храм, как в музей, он перестаёт быть той мистической точкой, экклесией, где собираются призванные Христом, тем местом, где пестуется «Новый Израиль». Напомню, что с греческого языка слово «экклесия», которым обозначают церковь, буквально переводится как призыв (от глагола эк-кало — призывать).
Большевики, считая, что они, их партия, а не церковь, являются «Новым Израилем», чтобы вытравить из храмов сакральность, превратить их в «дома», в «здания», в «строения», в набор кирпичей, колонн и плит, размещали в них музеи, клубы, а то и заводы, как, например, в петербургском Феодоровском соборе, где в советские годы работал молокозавод. А взрывая храмы, они совершали символический богоборческий акт. Иначе нельзя объяснить, например, снос великолепного храма Воскресения Христа, возведённого в 1851-м и взорванного по решению Ленсовета в 1932-м. Храм стоял на месте, где раньше было Козье болото, и которое сейчас называется площадью Кулибина, где собирается пьяное отребье со всей Коломны. Да один ли храм Воскресенья Христа можно вспомнить, когда советская власть только в одном Ленинграде уничтожила 300 церквей, причём не в годы, когда бушевали революционные страсти и ненависть к попам как прислужникам старого режима лилась через край, а в 30-е и 60-е годы.
В лице противников передачи Исаакиевского собора церкви, если искренне радеют за музей (в чём я начинаю сомневаться), мы имеем поборников всё той же «религии разума», созданной французскими якобинцами по наущению «просветителей», а затем развитой большевиками под названием «научный атеизм». Вроде бы хорошо, когда в центр Вселенной ставят человека. Это кажется гуманным. Но на самым деле вера в человеческий разум при неверии в Бога выливается в человеконенавистничество. И весь ХХ век — тому доказательство.
В лице противников передачи Исаакиевского собора церкви, если искренне радеют за музей (в чём я начинаю сомневаться), мы имеем поборников всё той же «религии разума», созданной французскими якобинцами по наущению «просветителей», а затем развитой большевиками под названием «научный атеизм».
Бог прощает человеческие грехи. А религия разума эти грехи порождает. Бог — это вневременная сущность. Он за пределами нашего разума, который одновременно развивается и вырождается. Но это отдельная тема. Отмечу лишь, что большевики, подвешивая в Исаакиевском соборе маятник Фуко, полагали, что тем самым они доказывают отсутствие Бога. Сейчас это кажется смешным даже атеистам.
Пусть будут музеи. Чем больше, тем лучше. Для них, например, можно освобождать особняки, отданные корпорациям под офисы. Но музей в церкви — это в лучшем случае компромисс. Музей и храм — совершенно разные сущности. Собственно говоря, об этом я и написал текст для сайта «Интересант», который теперь выкладываю на «Новом смысле».
В церковь мы приходим за откровением, а не за знанием
Противники передачи Исаакиевского собора Русской православной церкви не устают доказывать, что «люди в рясах» разрушат «уникальный музей». Представители Московского патриархата оправдываются, утверждая, что как только собор перейдёт Русской православной церкви, развитие музея, находящегося в его стенах, получит новый импульс: экскурсий будет больше, а качество их — выше. А вообще всё «интеллигентское» обсуждение, а точнее — ругань, по поводу передачи Исаакия его законной владелице сводится к подсчётам налогов и сборов, которые собор платит или получает как… учреждение культуры. Будто собор — это дойная корова. Что-то типа нефтяной вышки, только в сфере культуры.
Понятно, что Русская православная церковь вынуждена реагировать на вызовы времени. Культовые здания, которые стали «достопримечательностями», привлекают отнюдь не только прихожан и паломников, как в былые века, но и туристов. Причём туристов — в большей степени. К сожалению. В Европе ситуация такая же. Прихожане заполняют, например, Собор Парижской Богоматери только по церковным праздникам. В остальное время Нотр-Дам из культового места превращается в учреждение культуры, где туристы делают селфи… А иначе никак. Иначе не поймут. Иначе заклюют борцы за «сохранение культурного наследия» и борцы с «клерикализмом».
Когда речь заходит не о театре в храме, а о музее, все, включая представителей церкви, воспринимают это как само собой разумеющееся. С обыденной точки зрения — всё логично. С метафизической — отнюдь нет. Христианский храм может лишь мириться с музеем, допускать его, идя на компромисс с требованиями времени, а точнее — с требованиями обыденности.
Однако всё не так просто, если рассмотреть вопрос о взаимоотношении музея и собора с метафизической точки зрения. А именно с этой точки зрения и нужно рассматривать этот вопрос.
В Тбилиси есть многострадальный храм, построенный в XIII веке на месте, где в VIII веке арабские завоеватели в день Крещения Господня замучили и обезглавили христианского проповедника, тоже араба по национальности, Або Тбилисского, ставшего небесным покровителем грузинской столицы, — Успенская церковь. Чаще её называют Храм Метехи — по названию района, где она стоит. Какие только учреждения не «квартировали» в её стенах, начиная с XIX века! И казачьи казармы, и царская тюрьма, и Государственный музей искусств Грузинской ССР, а с 1974-го по 1988 год — Экспериментальный молодёжный театр, ради сцены которого снесли древние церковные перегородки. Что не сделаешь ради культуры! И надо отметить, что в этом театре действительно ставили интересные эксперименты, развивая театральное искусство. И что? Когда Храм Метехи передавали Грузинской православной церкви, никто в Грузии даже не заикнулся, что нужно бы сделать так, чтобы театральные деятели и их зрители делили пространство церкви с «людьми в рясах» и прихожанами? Сдаётся мне, что всем понятно, что такая постановка вопроса абсурдна. Культ и культура — далеко не одно и то же.
Но когда речь заходит не о театре в храме, а о музее, все, включая представителей церкви, воспринимают это как само собой разумеющееся. С обыденной точки зрения — всё логично. С метафизической — отнюдь нет. Христианский храм может лишь мириться с музеем, допускать его, идя на компромисс с требованиями времени, а точнее — с требованиями обыденности. Напомню, что слово «музей» происходит от греческого понятия «мусейон», что означает «храм музы». Музы, а не духа. Затем в мусейонах стали открывать учебные заведения. Первый учебный мусейон был открыт в египетской Александрии Птолимеем I в III веке до Рождества Христова.
Музей — это рациональное учреждение. Оно работает для нашего разума (ratio по-латински — разум). А храм — иррациональное. И дело не в знаменитой максиме Тертуллиана «Верую, ибо абсурдно!», брошенной им в полемике с гностиками. Дело в сути христианства, которое есть религия откровения.
Музеи и поныне выполняют функции образования и просвещения. Люди приходят в них, чтобы узнать что-то новое — расширить свой кругозор, свою эрудицию, или полюбоваться прекрасным и любопытным. А сотрудники музеев занимаются ещё и научной работой. Если музеи и связаны с религией, то только лишь как с предметом изучения.
Музей — это рациональное учреждение. Оно работает для нашего разума (ratio по-латински — разум). А храм — иррациональное. И дело не в знаменитой максиме Тертуллиана «Верую, ибо абсурдно!», брошенной им в полемике с гностиками. Дело в сути христианства, которое есть религия откровения. Храм — это далеко не всегда красивое здание, украшенное мозаикой, фресками или иконами в золотых окладах. Часто это закопчённые стены с весьма скромным убранством, а порой и просто — пещеры.
Храм — это место для молитвы и обретения надежды, которая порой с рациональной точки зрения кажется абсурдной. В храм мы приходим за мистическим переживанием, за откровением, а не чтобы просветиться. В церкви совершаются таинства. «В церкви иной раз ни поемое, ни читаемое или не слышится, или не понимается; в таком случае — стойте перед Господом и творите молитву Иисусову… Нет лучше способа к раскрытию умно-сердечной молитвы, как бывать в церкви, на церковных службах. В службах церковных — дух молитвенный. Церковь — утешение ваше. Благодарение Господу, дающему вам ощущать благотворность пребывания в церкви», — проповедовал Святитель Феофан Затворник. Совместима ли эта атмосфера с музейной?
Храм — это место для молитвы и обретения надежды, которая порой с рациональной точки зрения кажется абсурдной. В храм мы приходим за мистическим переживанием, за откровением, а не чтобы просветиться. В церкви совершаются таинства.
Музей (в хорошем исполнении) — это храм разума. В истории были люди, которые, придя к власти, в христианских святынях размещали храмы разума — французские террористы-якобинцы. Напомню, что 24 ноября 1793 года коммуна Парижа, возглавляемая радикальными якобинцами, издала декрет о запрете католического богослужения и закрытии всех церквей. С этого момента все церкви Парижа, включая древний Собор Парижской Богоматери, стали превращать в храмы Разума. Церемонии культа Разума сопровождались проведением карнавалов, шутовских парадов, издевательством над священниками, разграблением церквей, уничтожением или оскорблением христианских священных предметов (икон, статуй, крестов и т. п.). Во время проведения в Соборе Парижской Богоматери 10 ноября (20 Брюмера) 1793 года «Фестиваля свободы», придуманного и организованного Пьером Гаспаром Шометтом, прокурором коммуны Парижа, вскоре гильотинированного его коллегами, артистка Парижской оперы Тереза-Анжелика Обри короновалась как «Богиня Разума». В энциклопедии написано ясно: культ Разума был рационалистическим. Его «святыми» были Жан-Жак Руссо и другие «просветители».
Я, конечно, не хочу сказать, что сегодня работники музеев, которые располагаются в стенах храмов, вынашивают планы по внедрению культа разума. Я просто показал, во что выливается ставка на разум при отрицании христианской веры. Хотя когда в христианском соборе хранятся предметы атеистической пропаганды, это сильно отдаёт якобинским духом.
Конечно, о прекращении музейной деятельности в Исаакиевском соборе речи быть не может. Но она должна быть освящена. И в соборе должны быть чётко расставлены приоритеты. Мысль об этом очень хорошо выразил художественный руководитель Александринского театра Валерий Фокин: «Так сложилось, что в течение нескольких десятков лет в здании работал достаточно активно музей. Я считаю правильным, что теперь на первое место вышла церковь. Думаю, что взаимодействие музея и церкви как происходило, так и будет происходить. Каждый знает, что верующие люди в храм приходят молиться. Чтобы молиться по-настоящему, а не формально, надо создать определённую атмосферу, как во время репетиций или театрального действа. Эту атмосферу надо сконструировать, выстроить в течение лет, намолить её. Нельзя просто сказать: “Товарищи экскурсанты, идите направо, потому что сейчас выйдут товарищи верующие и начнут креститься”. Для молитвы должна быть создана определенная атмосфера».
На дворе 2017 год. В этой связи позволю себе дополнить лозунг большевиков: «Землю — крестьянам! Фабрики — рабочим! Соборы — церкви!»
Конечно, непросто молиться под вспышки фотоаппаратов и щёлканье их затворов, когда то с одной стороны, то с другой будет раздаваться: «Посмотрите налево, посмотрите направо…». И, наверное, справедливо, если церковь будет решать, как будет функционировать музей в стенах храма, когда проводить экскурсии и так далее.
Вряд ли кто-нибудь стал возмущаться тем, что, например, стадион, где долгое время проводились ярмарки и концерты, отдаётся спортсменам. Но находятся те, кто возмущается тем, что собор передаётся церкви, при этом подсчитывая, сколько из его налогов уйдёт на его содержание (и это в стране, где прямые налоги большинство людей платит криво). На дворе 2017 год. В этой связи позволю себе дополнить лозунг большевиков: «Землю — крестьянам! Фабрики — рабочим! Соборы — церкви!»
Читайте также:
Дмитрий ЖВАНИЯ. Храмы под управлением «мракобесов»
Дмитрий ЖВАНИЯ. Клерикализация — отвлекающий манёвр власти
Дмитрий КАРАСЁВ. Воинствующий атеизм превращает левых в маргиналов
