Я давно замечал, что люди, в реальной жизни очень далёкие от всего, что связано с армией и военным делом, часто отличаются большой словесной воинственностью. Взять, например, Андрея Песоцкого из «Другой России». Всё, что в Песоцком есть от армии и войны, так это куртка М-65, да и то поддельная. Но зато на воинственные фразы он не скупится.
Решил он тут написать рецензию на мой недавний текст о войне «Что скрывается под красивой этикеткой “победы над нацизмом”». Я бы не стал реагировать на этот выпад, если бы он был выдержан в стиле нынешнего Лимонова и его адептов, то есть если бы это была писанина с «крепкими выражениями» типа «мразь», «тварь», «подонок». Но Песоцкий до этого не опускается, что в наше время уже неплохо.
Песоцкий пытается высмеивать меня за пацифизм и отсутствие патриотизма. Его возмущает тот факт, что текст, в котором содержится критика союзников по антигитлеровской коалиции, появился на сайте, «занятым пропагандой икон футуризма и консервативной революции».
А что в этом удивительного в принципе? Именно потому, что мы обращаемся за вдохновением к идеям Эрнста Юнгера, Карла Шмитта, Филиппо Томмазо Маринетти, Габриэле д’Аннунцио, Джованни Джентилле, Николо Бомбаччи, Мирчи Элиаде, мы и не считаем, что союзники по антигитлеровской коалиции были «воинами света». Ведь все эти мыслители и политические активисты были на «той стороне». И выбор этот они сделали сознательно, по идеологическим причинам, а не в порыве патриотизма. Тот же Бомбаччи, один из основателей Коммунистической партии Италии, в середине 30-х годов, перейдя на позиции «пролетарского фашизма», в журнале La Verita («Правда») всячески обличал действия «мировой плутократии и её союзника – СССР».
Я помню, как члены партии Лимонова, тот же Песоцкий, благодарили меня за статьи о Жаке Дорио, Марселе Деа и других французских коллаборационистах левого происхождения. Жак Дорио – рабочий-металлург, основатель французского комсомола, один из лидеров французской компартии, с которой он порвал в 1934-м, а потом создал свою партию с немудрящим названием «народная». Когда Гитлер напал на СССР, Дорио отправился в составе «Легиона французских добровольцев против большевизма» на Восточный фронт, что интересно – в одном поезде с 70-летним фанатичным монархистом, капелланом Жаном Майолем де Люпе.
Но нежелание изображать союзников в образе «ангелов света», вовсе не приводит меня к идее оправдания коллаборационизма. Наша страна, воюя с Гитлером, отстаивала свою независимость и свой, отличный от буржуазного, социальный строй. Троцкий был прав, доказывая, что СССР – обюрокраченное рабочее государство. Рабочее государство прекратило своё существование почти 25 лет назад. И единственное, что осталось от победы СССР – наша национальная независимость.
Однако необходимо настаивать и на той мысли, которая подтверждается историческими фактами, что «мировая плутократия и её союзник – СССР», тесня гитлеровцев, следующим шагом, а то и одновременно, давили революционное движение в Европе и не только. И делали они это методами, которые были не менее жестокими, чем гитлеровские. Указать на это – задача революционеров. Их обязанность. Если же, конечно, «наша Родина – революция», как поётся в не самой плохой советской песне и как когда-то писал Александр Дугин в «Лимонке» в не самой своей плохой статье.
Есть одна поговорка или, если угодно, крылатое выражение: «Не учите Родину любить!» Вот не надо кого-либо учить любви к Родине. Особенно последователям не всегда последовательного Лимонова. Жак Дорио, как и его соратник по Народной партии, тоже бывший коммунист, а потом – один из основателей французского Национального фронта Виктор Бартелеми, без всякого сомнения, любили Францию и были её патриотами. Незадолго до падения гитлеровской Германии, в январе 1945 года, Жак Дорио объявил о создании «Комитета освобождения Франции» для организации сопротивления союзникам, считая, что национальным интересам Франции угрожают прежде всего Великобритания и США.
Как и был патриотом Франции Жорж Валуа (настоящее имя – Альфред-Жорж Грессан), который довольно быстро проделал путь от анархо-синдикализма до монархизма, затем стал основателем первой фашистской партии – Faisceau («Пучок»), а годы войны ушёл в Сопротивление. 18 мая 1944 года его схватили немцы и посадили в концлагерь Берген-Бельзен, где и он погиб в феврале 1945 года.
По мнению Песоцкого, я вытаскиваю из идеологий Юнгера и Кодряну их суть – «патриотизм и милитаристский пафос». «Таким образом, поклонники “Железной гвардии”, испанских фалангистов и республики Фиуме, а также пролетарской эстетики 30-х годов прошлого века, не сумевшие при этом принять сторону России во внешней политике века нынешнего, породили гомункулуса – виртуального скомороха в чёрной рубашке, форму без содержания, обёртку без начинки, заполняющую какую-то часть интернет-пространства», – выносит вердикт воинственный другоросс.
Замечу попутно, что я не отношу себя к поклонникам «Железной гвардии». И я бы не стал ставить её в один ряд с «Испанской фалангой» времён Хосе Антонио Примо де Риверы. Фалангисты не убили ни одного еврея. А вот «Железная гвардия» провела не один погром.
Что касается «заполнения интернет-пространства», то, как говорится, чья бы корова мычала. Я, правда, уже привык к тому, что лимоновцы считают себя единственными революционерами в России (которыми, как показал последний период, они не являются) и не замечают того, что делают другие в реальном времени и пространстве. А делают эти другие гораздо больше, чем «Другая Россия». Взять нас, Комиссариат социальной мобилизации». Мы не просто восхищаемся индустриальной эстетикой. Мы постоянно проводим акции против разрушения отечественной индустрии.
Виртуальные скоморохи – это нынешние друзья лимоновцев из кремлёвской молодёжи, которые делают ролики о якобы имевшей место видео проекции русских танков на Белый дом.
Песоцкий то и дело срывается в милитаристский пафос: «Если бы в окружении Путина был не циничный космополит Сурков или пиар-байкер Хирург, а футурист Маринетти, считавший войну “единственной гигиеной мира”, то мостовые Киева и Львова давно бы сотрясали новейшие русские танки “Армата”». И далее: «Будь Маринетти или д’Аннунцио русскими, живущими в наши дни, они бы, безусловно, устроили шабаш – воспели День Победы поэмами, запечатлевшими лязганье бронированных монстров, величественными одами, изображающими Сталина могучим гипербореем».
А главное: в России не было и нет своего Маринетти и д’Аннунцио. Есть лишь только жалкие пародии на них.
Оставим в покое тени Маринетти, Юнгера и д’Аннунцио. Что меня забавляет, так это воинственность Песоцкого. Я не был войне. Но я хотя бы служил в армии. Я знаю, что такое подъём по тревоге и ночной маршбросок, что такое зимние учения и кросс в костюме химзащиты под палящим кавказским Солнцем, что такое нести караул и дежурить по роте. И всё же я сугубо гражданский человек. И я не люблю, когда мужчины постоянно вспоминают о службе в армии, будто других событий в их жизни не было.
Я не был на войне, но я видел её последствия. Например, в лице инвалидов войны в Афганистане, которые проходили реабилитацию в госпитале Закавказского военного округа, в который я угодил с сильнейшим приступом аллергии. Один латыш, мой сослуживец, глядя на моё изуродованное аллергией лицо, помню, заявил: «Да, Жвания, с тобой теперь ни одна баба не ляжет». Но моя аллергия не шла ни в какое сравнение с увечьями «воинов-интернационалистов»! Словно укоряя нас, тех, кто служил в мирных округах, за свою долю, они, сидя на скамейках госпитального садика, выставляли свои культи напоказ. Помню, одного парня в коляске – из конечностей у него осталась одна нога, и та была короче раза в полтора, чем раньше. Её врачи собрали из того, что осталось, будто слепили из папье-маше.
У одного парня из Каракалпакии, раненого, кажется, под Джелалабадом, нога была, что сухумская пальма. Она гнила. В ногу каракалпака влетела пуля со смещённым центром тяжести и прошила все её ткани, покрошила кость. Этот парень, как и я, лежал в кожном отделении, так как на его ноге началось ещё и рожистое воспаление. Бинт на его слоновой ноге вскоре после перевязки окрашивался всеми оттенками жёлтого – гной растекался. От него, точнее – от его ноги, разило мертвечиной. Жуткий запах. 45 градусов жары, а рядом человек с гниющей ногой. Не знаю, что стало с ногой каракалпака, меня выписали за то, что я без разрешения убежал на футбол. Думаю, её отрезали.
Все знают, в чём интрига романа Хемингуэя «Фиеста». На Первой мировой войне парня ранило в детородный орган, и поэтому за интимной жизнью возлюбленной он вынужден был следить со стороны. В госпитале я познакомился с русским парнем из Армении. Осколок задел его левое яичко. После первой операции, проведённой в Афганистане, загноились швы. Его привезли в наш госпиталь для повторной операции. Врачи пообещали парню, что оставшееся правое яичко его не подведёт. Надеюсь, они не обманули.
Зачем я всё это рассказал? Затем, чтобы донести, пояснить свою мысль: если бы на войне был выбор только между жизнью и смертью, рисковые люди должны были её принять. Но ведь есть ещё третий вариант – остаться калекой. И если ты поёшь дифирамбы войне, то ты должен принять и его, этот третий вариант, а он самый страшный. Жить до старости неполноценным. Когда-нибудь все вокруг забудут о войне, а ты так и будешь ездить на коляске или передвигаться на костылях, мешая спешащей по делам или за развлечениями толпе. Ты не будешь напоминанием или предупреждением. Ты будешь помехой. Если ты готов принять этот вариант, тогда ладно. А если нет, то не надо спешить с пропагандой войны как гигиены мира.
Андрей Песоцкий – отличный пример того, как отражается на неглупом человеке членство в партии «Другая Россия». Все его тексты – это какое-то стучание ложками по кастрюле. Лимоновские публицисты похожи на заводных зайцев-барабанщиков. Одни только лозунги. Ни на чём не основанное самодовольство. Сплошное позёрство. Полная неспособность к рефлексии, а тем более – к саморефлексии. Форма без содержания.
Когда-то Песоцкий был автором сайта «Новый смысл». У него был цикл текстов про типичных: «Портрет типичного коммуниста», «Портрет типичного анархиста». Песоцкий был нетипичным лимоновцем, ибо старался шевелить мозгами. Но он так тщательно и долго скрывал это, что стал-таки типичным лимоновцем.
