Выборы президента России, акция женской группы «Pussy Riot» в здании под названием «Храм Христа Спасителя», очередной пасквильный фильм на НТВ и прочие текущие события как-то затмили тот факт, что ровно 95 лет назад, 17 марта 1917 года, Россия стала республикой.
Всем известные факты
Вначале напомню, как развивались события 95 лет назад. «23 февраля было международным женским днём. Его предполагалось в социал-демократических кругах отметить в общем порядке: собраниями, речами, листками. Накануне никому в голову не приходило, что женский день может стать первым днём революции. Ни одна из организаций не призывала в этот день к стачкам. Более того, даже большевистская организация, притом наиболее боевая — комитет Выборгского района, сплошь рабочего, — удерживала от стачек, – пишет Лев Троцкий в «Истории русской революции». – <…> Считалось заранее несомненным, что, в случае демонстрации, солдаты будут выведены из казарм на улицы, против рабочих. К чему это приведёт? Время военное, власти шутить не склонны». Троцкий утверждает, что в революционных кругах никто не думал, «что день 23 февраля станет началом решительного наступления на абсолютизм. Речь шла о демонстрации с неопределёнными, но, во всяком случае, ограниченными перспективами».
На Путиловском заводе, на котором работало 36 тысяч рабочих, ещё 21 февраля (6 марта) началась стачка с требованием повышения заработной платы. Администрация завода заявила о закрытии завода на неопределённый срок – объявила локаут. 23 февраля (8 марта) в Петрограде обострились перебои с хлебом, и путиловцы организовали манифестацию под лозунгами «Долой войну!», «Долой самодержавие!», «Хлеба!». Они подходили к проходным других заводов Нарвской стороны и силой останавливали производство. Забурлило и на Выборгской стороне, где на улицы вышли текстильщицы. По мнению Троцкого, «факт, следовательно, таков, что Февральскую революцию начали снизу, преодолевая противодействие собственных революционных организаций, причём инициативу самовольно взяла на себя наиболее угнетённая и придавленная часть пролетариата – работницы-текстильщицы, среди них, надо думать, немало солдатских жён». 23 февраля в Петрограде бастовало около 90 тысяч работниц и рабочих. Боевое настроение вылилось в демонстрации, митинги и схватки с полицией. 23 и 24 февраля в Петрограде рабочие избили 28 полицейских. 25 февраля стачка развернулась ещё шире: бастовало уже 240 тысяч рабочих. «Разоружение фараонов становится тем временем общим лозунгом. Полиция – лютый, непримиримый, ненавидимый и ненавидящий враг. О завоевании её на свою сторону не может быть и речи. Полицейских избивают или убивают. Совсем иное войска: толпа изо всех сил избегает враждебных столкновений с ними, наоборот, ищет путей расположить их к себе, убедить, привлечь, породнить, слить с собою», – пишет Троцкий. Я всё время вспоминаю эти слова Троцкого, когда участники современных акций и манифестаций, как правило, из числа либералов, кричат: «Милиция с народом! Не служи уродам!»
27 февраля (12 марта) в Петрограде началось вооружённое восстание. Первой подняла мятеж учебная команда запасного батальона Волынского полка в числе 600 человек во главе со старшим фельдфебелем Тимофеем Кирпичниковым. Солдат поразила расправа над восставшими на Знаменской площади, которой руководил их командир штабс-капитан Лашкевич (офицер лично застрелил несколько десятков человек). Волынцы застрелили Лашкевича и присоединились к рабочим. Вскоре восстание поддержали и другие части Петроградского гарнизона. Что касается Тимофея Кирпичникова, то его судьба сложилась незавидно. Временное правительство произвело его в прапорщики, а генерал Лавр Корнилов лично наградил его Георгиевским крестом. Волынский полк избрал Тимофея в состав Петроградского совета. Однако слава народного героя отрицательно сказалась на политическом поведении Кирпичникова. Он стал рьяным защитником Временного правительства и потерял популярность. После Октябрьской революции он призывал солдат поддержать антибольшевистский поход генерала Петра Краснова на Петроград, но успеха не добился – на его призывы откликнулись лишь юнкеры. Затем он бежал на Дон, чтобы влиться в ряды формировавшейся Белой армии. По иронии судьбы Кирпичников прибыл в расположение части полковника Александра Кутепова – одного из последних защитников самодержавия в Петрограде 27 февраля 1917 года. «Однажды ко мне в штаб явился молодой офицер, который весьма развязно сообщил мне, что приехал в Добровольческую армию сражаться с большевиками “за свободу народа”, которую большевики попирают, — вспоминал после белогвардейский генерал. — Я спросил его, где он был до сих пор и что делал, офицер рассказал мне, что был одним из первых “борцов за свободу народа” и что в Петрограде он принимал деятельное участие в революции, выступив одним из первых против старого режима». Через дежурного офицера Кутепов вызвал наряд и приказал немедленно расстрелять Тимофея Кирпичникова.
В ночь с 1 (14) на 2 (15) марта на сторону революции окончательно перешёл гарнизон Царского Села, где находилась императрица. Сам царь Николай II перед самым началом волнений отбыл в Ставку Верховного Главнокомандующего (орган высшего полевого управления русскими войсками во время 1-й мировой войны). Вернуться он уже не смог: его поезд блокировали революционные солдаты у станции Малая Вишера, и царь вынужден был поехать в Псков. 2 (15) марта около царь Николай II принял решение отречься от престола в пользу своего наследника, цесаревича Алексея при регентстве младшего родного брата — великого князя Михаила Александровича. Затем царь отрёкся также и за наследника. Отречение произошло во Пскове в 23 часа 40 минут в штабном вагоне императорского поезда в присутствии эмиссаров Временного комитета Государственной думы Александра Гучкова и Василия Шульгина, а также генералов Николая Рузского и Юрия Данилова. Революционным комендантом Петрограда стал Лавр Корнилов, который вскоре (5 (18) марта) взял семью царя под арест в Царском Селе. Великий князь не рискнул вступить на престол, а призвал граждан России подчиняться распоряжениям Временного правительства вплоть до созыва Учредительного собрания, которое и решит вопрос о форме правления страной.
4 (17) марта в газетах было опубликовано два манифеста — Манифест об отречении Николая II и Манифест об отречении Михаила Александровича, а 7 (20) марта — декларация с политической программой Временного правительства. 9 (22) марта Николай под именем уже арестованного «полковника Романова» прибыл в Царское Село.
Гниль царского трона
Сейчас путинская пропаганда запугивает граждан России призраком любой смуты. Достаётся и Февральской революции, которая смела самодержавие. Мол, под воздействием агитаторов, которые работали на германские деньги, люди взбунтовались против царя-батюшки, и это обернулось поражением в войне и многомиллионными жертвами. А ведь Россия честно выполняла свой союзнический долг… Однако эта басенка о великом царстве-государстве полностью противоречит фактам. Очень интересные наблюдения о жизни России перед падением монархии оставили как раз её союзники. В январе 1917 года в Россию приехала делегация английских, французских и итальянских высших офицеров, политиков, экономистов, специалистов по снабжению военным оборудованием для того, чтобы провести с российской стороной переговоры о координации военных усилий и поставках вооружений. Фактическим руководителем делегации был английский военный министр Альфред Милнер. Сразу по прибытии в порт Романов-на-Мурмане (Мурманск) гости ужаснулись: присланное из Англии вооружение, которое доставлялось с таким риском сквозь минные поля и под угрозой нападения германских рейдеров и подводных лодок, ржавело под дождём и снегом. «Тысячи тонн снаряжения были свалены в доках и на набережной, и не чувствовалось никакой надежды, что их вскоре отправят дальше, на юг» (Wrench J.E. Alfred Milner. The Man of No Illusions. 1854-1925. London, 1958, р. 322). В Петрограде делегацию 16 (29) января встречал французский посол в России Морис Палеолог. Он сразу предупредил делегатов: «Здесь перестают интересоваться войной. Все правительственные пружины, все колеса административной машины портятся одно за другим. Лучшие умы убеждены в том, что Россия идёт к пропасти. Надо нам спешить» (Палеолог М. Царская Россия накануне революции. Москва, 1991, с. 436-437).
По мнению английского посла Джорджа Бьюкенена, положение в России «с каждым днём становилось всё более и более угрожающим. Революция носилась в воздухе, и единственный спорный вопрос заключался в том, придёт ли она сверху или снизу. Дворцовый переворот обсуждался открыто, и за обедом в посольстве один из моих русских друзей, занимавший высокое положение в правительстве, сообщил мне, что вопрос заключается лишь в том, будут ли убиты и император, и императрица или только последняя; с другой стороны, народное восстание, вызванное всеобщим недостатком продовольствия, могло вспыхнуть ежеминутно» (Бьюкенен Д. Мемуары дипломата. М., [б.г.], с. 180).
Жили делегаты-союзники в самом центре Петрограда, в гостинице «Европейская», где их навестил Роберт Локкарт, британский генконсул в Москве. «Я нашёл атмосферу в Санкт-Петербурге ещё более удручающей, чем когда-либо… Шампанское лилось рекой.. “Астория” и “Европа”, два лучшие столичные отеля, переполнены офицерами, чьё место должно бы быть на фронте. Не считалось зазорным быть “уклоняющимися” или искать синекуру в тылу… На улицах же длинные очереди бедно одетых мужчин и громко возмущающихся женщин, которые ждали хлеба, а его всё не подвозили» (Lockhart R.H.B. British Agent. New York, 1933, p. 156). В Москве делегаты услышали то же самое, что и в столице: царская чета – угроза для страны. Генерал Вильсон записал в дневнике: «Они потеряли свой народ, своё дворянство, а теперь и свою армию, и я не вижу для них никакой надежды; однажды здесь произойдёт что-то ужасное. <…> Император и императрица на пути к свержению. Все офицеры, купцы, женщины открыто говорят, что надо избавляться от них» (Callwell C.E. Field-Marshal Sir Henry Wilson, v. 1. London, 1927, p. 319.)
Всё это свидетельства не революционеров, которые порой склонны выдавать желаемое за действительное, а наоборот, людей, которые очень боялись того, что революция в России вспыхнет до окончания 1-й мировой войны. Максимум, что могло их устроить, – это дворцовый переворот, который бы отстранил от самодержавной власти человека, «созданного для семейной жизни» (по наблюдению Пьера Жильяра – воспитателя детей последнего императора), но искренне считающего, что многомиллионный народ должен заслужить его монаршее доверие. (В беседе с английским послом Джорджем Бьюкененом Николай II заявил: «Так вы думаете, что я должен приобрести доверие своего народа, или что он должен приобрести моё доверие?»). Но произошёл не переворот, а настоящая народная революция, которая покончила с монархией. Однако, похоже, вырвать с корнем монархические корни она не смогла.
95 лет спустя
Есть страны, чьё название прочно связывается со словом «республика»: Французская республика, Итальянская республика, Республика Грузия… Но почему-то говорить «Российская республика» не принято, несмотря на то, что наша страна стала республикой почти на 30 лет раньше, чем Италия. Наверное, это – следствие того, что реально республикой Россия была очень недолгое время: с 1917 года до установления «комиссародержавия» и на излёте Перестройки. Ведь что такое республика? Это строй, при котором всё население страны участвует в политической жизни (на латыни res publica — «общее дело»). В настоящей республике все включены в ежедневный процесс творческой государственной работы и работы на государство. Республика – это воплощение коллективной воли. В России до этого ещё очень и очень далеко. Наш народ никак не избавится от «наивного монархизма». Это видно при сравнении результатов последних парламентских и президентских выборов. Люди высказываются против «Единой России», а после этого с лёгким сердцем голосуют за Путина – за лидера этой самой партии.
Но проблема даже не в этом. Наши люди не заняты «общим делом». Русская общинность давным-давно сдана в музей истории. Сегодня в России – каждый за себя. Каждый выживает, как может. На общие усилия надежды почти никто не возлагает. Настоящие профсоюзы и низовые гражданские организации очень малочисленны. Наши люди перестали видеть друг в друге товарищей. И разобщённостью народа пользуются те, кто не прочь поиграть в царей. Если бы в России в 90-е годы успело сформироваться настоящее гражданское общество, то ельцинская «операция преемник» никогда бы не была осуществлена. Да и никакого бы «царя Бориса» не было и в помине. Вот и сегодня в Кремль возвращается человек, вся сила которого заключается в гражданской слабости нашего населения.
