«Меня, знаете ли, тошнит от одной мысли, что попы будут трогать мой любимый Исаакий своими жирными немытыми лапами. Я бы их туда не пускала даже на разовые службы» — откровенно говоря, этот фейсбучный пост одной дамы из журналистской среды меня несколько озадачил. Кстати, в оригинале слово «Исаакий» написано с одной буквой «а». Учитывая, что автор-дама — человек грамотный, это очевидная опечатка. Видимо, её так распирало от ненависти к жирным попам с немытыми пальцами, что она желала побыстрее вылить свою ненависть на просторы «Фейсбука», вот в спешке и пропустила «а».
А озадачил меня пост не столько своей бесноватостью, сколько тем, что дама взяла и добровольно подтвердила то, что противниками возвращение Исаакиевского собора Русской православной церкви движет вовсе не желание спасти музей, который никто и не собирается ликвидировать, а иррациональная ненависть к Церкви. И ведь никто из комментаторов её не одёрнул, не успокоил, ей, наоборот, настойчиво начали объяснять целесообразность продолжения протестов против возвращения собора Церкви.
Можно было бы понять возмущение граждан, если бы, например, Эрмитаж должен был выехать из Зимнего дворца со всеми картинами и другими экспонатами, чтобы верующие получили беспрепятственный доступ в его придворный собор Спаса Нерукотворного. Но ведь речь идёт совсем о другом. Музейные экспонаты в Исаакиевском соборе, не считая маятника Фуко, — это предметы культа, как и собственно сам Исаакиевский собор — культовое здание. Да и «борьба за музей» потеряла всякий рациональный и явный смысл после обращения Патриарха Кирилла, в котором он дал чётко понять, что музейная деятельность в Исаакиевском соборе будет только развиваться.
Надо быть деликатней, обсуждая всё, что связано с Церковью. Просто из уважения к памяти погибших и замученных лишь за то, что они принадлежали, как бы написали в судебном постановлении, социальной группе — священники.
Истеричных постов, вроде того, что написала журналистская дама, в Сети множество. А иррациональная истерика, по определению, лишена всякой логики. Если человек так сильно ненавидит Церковь и её служителей, то почему тогда Исаакий — любимый? Ведь это православный собор, а не просто красивое здание с колоннами, в которое решили заселиться попы с жирными пальцами и немытыми лапами… Трудно себе представить, чтобы человек, настроенный против мусульман, признавался в любви к мечети только потому, что это красивое сооружение с куполами.
Никто не будет спорить с тем, что священники — это социальная группа. С социологической точки зрения. А значит, раздувание ненависти к священникам подпадает по статью Уголовного кодекса. Я вовсе не хочу, чтобы эта журналистская дама, да и не только она — имя им легион, столкнулись с юридическими проблемами. Бог им всем судья. Но я почти уверен, что если бы подобный пост или текст какой-нибудь не слишком умный правый автор написал о какой-нибудь национальности или профессиональной группе, например, о журналистах, она, эта дама, как и её «хомячки», подняли бы вой. Стенания бы стояли такие, что уши бы закладывало.
Очень не хочется морализаторствовать, но всё же нельзя не указать на то, что по официальным данным, приведённым в своё время председателем Комиссии при президенте Российской Федерации по реабилитации жертв политических репрессий Александром Яковлевым, за годы советской власти в СССР были уничтожены 200 тысяч священнослужителей, а ещё полмиллиона подверглись репрессиям. Многие из тех, кто служит сейчас в Русской православной церкви, — потомки репрессированных священников. И поэтому надо быть деликатней, обсуждая всё, что связано с Церковью. Просто из уважения к памяти погибших и замученных лишь за то, что они принадлежали, как бы написали в судебном постановлении, социальной группе — священники.
Многие участвуют в антицерковных протестах именно потому, что, как им кажется, они этим доказывают свою… интеллигентность, прогрессивность или, как принято говорить в наши дни, — продвинутость.
Пиарщики антицерковного протеста внедряют идею, и довольно успешно, что за Исаакий борются петербургская интеллигенция, с одной стороны, и одноклеточные мракобесы, которые расшибают лбы о церковные полы, а также «жирующие попы» — с другой. Думаю, многие участвуют в антицерковных протестах именно потому, что, как им кажется, они этим доказывают свою… интеллигентность, прогрессивность или, как принято говорить в наши дни, — продвинутость.
А коли так, то не лишним будет поговорить об интеллигентности и интеллигенции.
«Интеллигенция… в самой наличности этого нескладного на русское ухо слова есть нечто отчасти утешительное, отчасти прискорбное и, во всяком случае, обусловленное особенностями русской истории», — писал идеолог русского народничества Николай Константинович Михайловский. И вот из-за прискорбных особенностей русской истории (к которым в частности относится полное слияние Церкви с государственным аппаратом) дореволюционная русская интеллигенция в большинстве своём и в лице властителей её дум выбрала путь богоборчества. На это обратили внимание ещё авторы сборника «Вехи», вышедшего вскоре после Первой русской революции, который Ленин назвал «сплошным потоком реакционных помоев, вылитых на демократию». Будущего «вождя мирового пролетариата» злило то, что авторы «Вех», отойдя от марксизма, «ударились в богоискательство».
«Вообще, духовными навыками, воспитанными Церковью, объясняется и не одна из лучших черт русской интеллигенции, которые она утрачивает по мере своего удаления от Церкви, например, некоторый пуританизм, ригористические нравы, своеобразный аскетизм, вообще строгость личной жизни; такие, например, вожди русской интеллигенции, как Добролюбов и Чернышевский (оба семинаристы, воспитанные в религиозных семьях духовных лиц), сохраняют почти нетронутым свой прежний нравственный облик, который, однако же, постепенно утрачивают их исторические дети и внуки, — отмечал в «Вехах», в статье «Героизм и подвижничество» Сергей Булгаков — будущий отец Сергий. — Отбрасывая христианство и установляемые им нормы жизни, вместе с атеизмом или, лучше сказать, вместо атеизма наша интеллигенция воспринимает догматы религии человекобожества, в каком-либо из вариантов, выработанных западноевропейским просветительством, переходит в идолопоклонство этой религии. Основным догматом, свойственным всем её вариантам, является вера в естественное совершенство человека, в бесконечный прогресс, осуществляемый силами человека, но, вместе с тем, механическое его понимание».
Из-за прискорбных особенностей русской истории (к которым в частности относится полное слияние Церкви с государственным аппаратом) дореволюционная русская интеллигенция в большинстве своём и в лице властителей её дум выбрала путь богоборчества.
Вот и сегодня люди, которые искренне считают (если такие ещё остаются), что, протестуя против возвращения Русской православной церкви Исаакиевского собора, они защищают прогресс, — будто бы выскочили из XIX века с его позитивизмом, давным-давно опровергнутым. Это — какие-то товарищи Базарова, Рудина, Лопухова и Кирсанова. Или их перевоплощения. Глядя на их плакаты, слушая их заявления и читая их тексты, начинаешь верить в существование параллельных реальностей, который порой накладываются друг на друга.
«Скоро для всех будет поставлен вопрос о том, “прогрессивен” ли “прогресс” и не был ли он часто довольно мрачной “реакцией”, реакцией против смысла мира, против подлинных основ жизни», — предупреждал Николай Бердяев в далёком 1924-м (работа «Новое средневековье»).
Человечество в XX веке множество раз могло убедиться, что наука и прогресс не только лечат, но и калечат, что людям, чтобы не потерять себя в этом жестоком мире, нужна вера в нечто сверхличное, надысторическое (а что это, если не Бог?), и вдруг в двадцать первом веке рядом с нами появляются люди из века девятнадцатого с его «верой в разум»… Чудно!
На первый взгляд, кажется, что нынешние борцы с Русской православной церковью — наследники той самой русской интеллигенции, которая, повторяя зады западного Просвещения, на место Бога пыталась поставить прогресс и научное знание. Но нет. Связь между дореволюционной русской интеллигенцией и нынешней весьма эфемерна. Та старая, дореволюционная, русская интеллигенция была, по наблюдению Сергея Булгакова, «неотмирной», жила эсхатологической мечтой о Граде Божием на земле, где все будут избавлены «если не от греха, то от страдания». Как замечали авторы «Вех», современная им русская интеллигенция была неким антирелигиозно-гуманистическим орденом. И она — та старая русская интеллигенция — была почти полностью изведена в советские годы, её заменил слой, для которого образование было не основой для духовных исканий, а залогом безбедной, комфортной, «почётной» жизни. Этот слой Александр Солженицын назвал «образованщиной».
Прогулялся с лентой голубого цвета — и ты интеллигент, который борется с мракобесами. И над книгами корпеть не надо — достаточно читать посты про жирные лапы попов.
«Если обвиняют нынешний рабочий класс, что он чрезмерно законопослушен, безразличен к духовной жизни, утонул в мещанской идеологии, весь ушёл в материальные заботы, получение квартир, покупку безвкусной мебели (уж какую продают), в карты, домино, телевизоры и пьянку, — то на много ли выше поднялась образованщина, даже и столичная? Более дорогая мебель, концерты более высокого уровня и коньяк вместо водки? А хоккей по телевизору — тот же самый», — писал Солженицын в 1974-м.
Но и с советской образованщиной нынешняя «интеллигенция» имеет не так много общего. Ведь чтобы принадлежать образованщине, нужно было для начала получить образование. Далеко не все, кого коробит возвращение Исаакиевского собора Русской православной церкви, имеют право называть себя образованными людьми. О чем говорить, если для них маятник Фуко всё ещё является доказательством отсутствия Бога… Речь, конечно, не о лидерах протеста против Русской православной церкви (эти люди, без всякого сомнения, — самая настоящая образованщина), а об их «хомячках».
Бердяев мечтал о появлении «церковной интеллигенции», которая «соединяла бы подлинное христианство с просвещённым и ясным пониманием культурных и исторических задач страны». Кстати, в День православной молодёжи такого рода интеллигенции было немало в Исаакиевском соборе на Божественной литургии, но те, кто выступает от имени интеллигенции и культуры, предпочли её не заметить.
Иван Ильин (этот философ не несёт ответственности за то, что его любят цитировать президент Путин и его «бояре») верно замечал, что «безбожие сливается с нравственным идиотизмом». «Влачась в противодуховных страстях, он (атеист — Д.Ж.) выговаривает свою природу в соответствующей противодуховной “идеологии”», — писал он в работе «О сопротивлении злу силой», намекая, видимо, на большевиков. Но если большевики были действительно приверженцами «противодуховной идеологии», которой они оправдывали взрывы храмов и убийства священников, то нынешние «нравственные идиоты» идеологии вообще не имеют, если не считать идеологией заболтанные до мозолей на языке либеральные общие места. Или у них есть идеология, но они тщательно это скрывают, выдавая себя просто за «друзей Просвещения»? Но стоп. Дальше начинается «теория заговора». На самом деле всё гораздо проще: прогулялся с лентой голубого цвета — и ты интеллигент, который борется с мракобесами. И над книгами корпеть не надо — достаточно читать посты про жирные лапы попов.
Вариант текста на сайте «Интересант»
