Дмитрий ЖВАНИЯ
Дмитрия Солонникова я знаю очень давно. Во время Перестройки мы были студентами, и оба увлекались левыми идеями. Дмитрий, помню, имел доступ к копировальной машине и делал для нас, анархистов, ксерокопии книг Михаила Бакунина и Петра Кропоткина. Я переплёл их и храню эти «фолианты» на память о той эпохе. Сейчас Дмитрий – один из ведущих политологов и социологов Санкт-Петербурга. Трудно найти лучшего собеседника для обсуждения современной политической ситуации в мире, России и в Санкт-Петербурге.
– Упрощение процедуры регистрации политических партий – это завоевание движения «За честные выборы» или домашняя заготовка Кремля?
– Ни то и ни другое. Это отличное политтехнологическое решение. Власть, конечно, не ожидала, что результаты думских выборов вызовут такое недовольство. Было реальное представление, что всё пройдёт тихо-мирно, что народ вновь всё проглотит. Поэтому на съезде «Единой России» в довольно циничной форме было объявлено об очередной перестановке в тандеме. Кто-то, наверное, думал, что это такой красивый предвыборный ход. Но многих людей возмутило то, что о них вот так вытерли ноги – взяли и поставили перед свершившимся фактом. И десятки тысяч человек вышли на митинги на Болотной площади, а затем на проспекте Сахарова. Большинство из них — совершенно искренне. В Петербурге люди собирались на Пионерской площади.
Но надо отдать должное власти: она отреагировала довольно оперативно. Причём она ударила по недовольным их же оружием и тем самым обезоружила их. Вы хотели настоящей многопартийности? Вам не нравится, что в России мало партий? Пожалуйста! Создавайте сколько угодно партий. И сейчас в Минюсте находятся заявки от 150-ти партий! Теперь у нас будет с десяток партий, в названии которых будет обыграно слово «коммунизм»; либерально-демократических партий будет ещё больше, учитывая, что в этом спектре каждый лидер считает себя самодостаточным и хочет стать единственным центром притяжения симпатий либерального электората. На социал-демократическом поле тоже появится несколько игроков. Наверняка возникнут новые патриотические партии. Причём, заметьте, реформа в нынешнем её виде не подразумевает создания избирательных блоков. Значит, родственные партии, не имея права на создание общего выборного списка, будут ослаблять друг друга. Мелкие коммунистические партии откусят голоса от КПРФ, мелкие социалистические и социал-демократические – от «Справедливой России», а Дмитрий Дёмушкин и его коллеги перетянут часть голосов от ЛДПР.
Получается, что от этой реформы выиграет именно партия власти. Как мы видим по социологическим исследованиям, партия власти всегда имеет поддержку не меньше 15-20 процентов голосов электората. А при хорошей PR-кампании — заметно больше. И это без всяких чёрных технологий: вбрасывания бюллетеней, переписывания протоколов и т. д. И ведь такая партия всегда одна. Здесь не может быть в принципе размывания. Да и избиратель запутается в листе для голосовании, где стоит список из 150-ти партий. Зато он никогда не забудет название партии власти. Таким образом, благодаря этой реформе, именно она и выиграет. Да, она больше не будет собирать по 60-70 процентов, но она всё равно будет в большинстве, а её конкуренты с трудом будут преодолевать проходной барьер, пусть и пониженный с семи до пяти процентов. Гениальное решение! По форме весьма демократическое, а по сути – оно полностью отвечает интересам партии власти.
– То есть «Единой России» не о чем беспокоиться?
– Я сознательно не обозначал название партии власти. Как она будет называться – не так важно. Главное, что она будет всегда одна. А что касается «Единой России», то её судьба совершенно неясна. Может быть, со временем, она поделится по линии партийных клубов: либеральный, патриотический и социально-консервативный клубы превратятся в самостоятельные партии. Может быть, в партию власти трансформируется «Народный фронт». Но абсолютно точно, что партия власти никуда не денется, и представлять её на выборах будет лидер страны. А после демократизации процедуры регистрации политических партий без разрешения создавать предвыборные блоки победа ей обеспечена.
– Но в 90-е годы партии власти проигрывали выборы…
– Тогда была другая ситуация. Борис Ельцин выбирал между несколькими партиями, которые претендовали на звание партии власти. Одно время он поддерживал «Демократический выбор», потом – «Наш дом – Россия». Но всегда старался находиться как бы над схваткой. Чёткого определения единой пропрезидентской партии не существовало. А по сути, в те годы в массовом сознании легитимной партией власти оставалась КПРФ. Остальные партии воспринимались как случайные временщики. Большинство электората голосовали за КПРФ не потому, что они были за коммунизм (тем более, что КПРФ — совсем не коммунистическая партия), а потому, что она стала правопреемницей КПСС. Люди голосовали по инерции. Помню, в конце 90-х мы проводили социологический опрос в Карелии. Одна бабушка сообщила, что всегда голосует за КПРФ. Мы спросили: «Почему?» — «А потому, что, когда коммунисты вернутся к власти, они проверят, кто и за кого голосовал», – ответила бабуля. И не одна она так рассуждала, поверьте. И в этом нет ничего удивительного.
– Демократизация регистрации политических партий может облегчить появление настоящей коммунистической партии. Тем более, что общественный протест в России всё больше становится «стихийно левым» — например, студенческое движение, которое заявило о себе прошедшей зимой, стремительно левеет, социальные движения – тоже… Почему бы в России не появиться партии, которая бы занимала те же позиции, что, скажем, Левый фронт во Франции или Левая партия в Германии?
– Потребность в появлении такой партии налицо. Ведь КПРФ — коммунистическая партия только по названию, а с марксизмом-ленинизмом её вообще ничего не связывает. Эта партия поддерживает внедрение православия, в то время как марксизм-ленинизм стоит на позициях научного атеизма. Она поднимает на щит «русский вопрос», а марксизм-ленинизм подразумевает интернационализм. Она говорит о строительстве государственного капитализма и поддержке частного предпринимателя, а не о защите интересов наёмных рабочих. Конечно, КПРФ успешно играет на ностальгии по величию государства: победили в войне, первыми полетели в космос, выигрывали чемпионаты мира по хоккею… Но эти же образы использует и современная российская власть.
Верно, что сама социальная ситуация толкает наше население влево, как и население Европы. Но проблема заключается в кризисе идеологии вообще и левой идеологии в частности. Новая левая партия может появиться. На этом фланге уже началось активное движение. Бывшие члены петербургского отделения КПРФ приступили к созданию новой коммунистической партии на базе движения «Аврора». Наверняка скоро зарегистрируется «Рот-Фронт». Но что нового в области идеологии предложит Владимир Фёдоров, бывший руководитель петербургского отделения КПРФ, или Виктор Тюлькин? Они, возможно, хорошие организаторы, но за ними должен стоять и интеллектуальный ресурс.
Нужна разработка новой левой идеологии, которая бы оценила состояние общества после схлопывания постиндустриального проекта и смогла бы адекватно выразить интересы образующегося сейчас нового пролетариата. Что может прийти на смену постмодернизму? Конечно, можно и дальше для объяснения современности обращаться к тому, что написал Карл Маркс в «Капитале» или Адам Смит… Но вряд ли этого достаточно. Нужен левый идеологический прорыв, но для того, чтобы его совершить, необходимы усилия левых интеллектуалов. А есть ли они в нашей стране?
В Европе процесс ликвидации собственного промышленного производства и занятого на нём населения сменился постепенным сокращением роли среднего класса в новом обществе. Конечно, успехи Левого фронта во Франции, а тем более – Левой партии в Германии — внушают оптимизм и веру в людей, которые придерживаются левых политических взглядов. Но эти успехи во многом обусловлены тем, что, как в Германии, так и во Франции, на государственном уровне предпринимаются усилия по сохранению местного производства, а значит, в этих странах существует промышленный рабочий класс, который и является традиционным избирателем левых партий.
–В России отечественное производство существенно сократилось, а после вступления нашей страны в ВТО проблема только усугубится. И на кого будет ориентироваться новая левая партия? На офисный планктон?
– В России не всё так однозначно. Действительно, многие старые производства перестали существовать или сильно сократились. Однако появляются новые. Вот, буквально на днях, объявили об открытии нового завода по сборке автомобилей под Петербургом. Так что традиционный рабочий класс в России остаётся, и социальная база для левой партии в России есть. Но нет идей! А главное, в нашей стране люди голосуют не за программы, а за лидеров. А вот с этим проблемы. Пока левая среда не выдала нового лидера, который бы мог объединить и повести за собой протестный левый электорат. Сергей Удальцов пока не стал фигурой федерального масштаба, да и если бы стал — я не уверен, если честно, что это помогло бы обновлению левой идеологии.
– Во времена Маркса, а тем более – Ленина левая идеология была наступательной и суровой. В социализме были сильны эсхатологические настроения: «Это есть наш последний и решительный бой», «Мы наш, мы новый мир построим»… А сейчас левое движение ведёт какие-то бои местного значения. Даже не бои, а перебранки. Левое движение позаимствовало много от либералов, например, феминизм. Я не совсем понимаю, например, требование равного полового представительства в органах власти. Наверное, во власти должны быть самые достойные. Если среди достойных будет 90 процентов женщин – отлично. Но механическое закрепление за женщинами определённого процента представительства – это какое-то зеркальное отражение дискриминации женщин. А крайне левые вообще разбились на субкультуры: одни защищают животных и проповедуют вегетарианство, другие все свои силы тратят на отстаивание прав меньшинств, третьи кормят бездомных и обмениваются друг с другом старыми вещами. Что вообще произошло с левым движением?
– Всё, что вы перечислили – и есть показатель кризиса идеологии. Во второй половине XX века в связи с экономическим ростом произошло размывание социальной базы левого движения. И оно действительно многое позаимствовало от либерализма – от идеологии западного среднего класса. А сейчас мы наблюдаем общий кризис идеологии. Идеологии либерализма — в частности. Недаром американский идеолог современного либерализма Френсис Фукуяма выступил с новой статьёй «Будущее истории». Двадцать лет назад Фукуяма объявил об окончательной победе либерализма во всём мире в книге «Конец истории». Но теперь приходится пересматривать свои взгляды и говорить уже об упадке самого либерализма и его неспособности ответить на вызовы нынешнего перманентного мирового экономического кризиса.
Но на левом фланге дела обстоят не лучше. Кроме того, в связи с размыванием социальной базы левого движения, произошла гламуризация левых. Для многих левых проблемы рабочих отошли на задний план. Они предпочитают делать акцент на правильном питании или правильной одежде. И всё это подаётся под видом борьбы с корпорациями: я не хожу в одежде из кожи, чтобы нанести удар по кожаной индустрии, которая наживается на страданиях животных…
– Сейчас везде в Европе, да и в России всё громче заявляют о себе организации и движения, которые пытаются скрестить правые идеи с левыми. Например, во Франции Серж Аоуб – культовая фигура во французской праворадикальной среде (в 80-е он был главным парижским скинхедом, лидером группировки Национал–революционная молодёжь) сегодня заявляет, что необходимо создавать боевое профсоюзное движение для борьбы с «циничным капитализмом». В Италии набирает популярность организация “Casapaund”. В России и Украине тоже есть подобные группы. Чем вы это объясните?
– Да всё тем же – кризисом идеологии. Сейчас ни одна идеология не отвечает на вызовы современности. Традиционный национализм не отвечает тоже. Отсюда и поиск новых подходов, интерес части националистов к левым идеям. Кроме того, националисты не скованы политкорректностью, как левые. Например, от проблемы иммиграции левые отделываются гуманистическими рассуждениями о всеобщем равенстве, а правые не стесняются требовать от государства патерналистского отношения к местной рабочей силе. Кстати, одна из причин популярности Левого фронта во Франции и Левой партии в Германии – быстрая натурализация иммигрантов. Чтобы получить гражданство России, нужно преодолеть несколько кругов ада. А во Франции и Германии иммигранты достаточно быстро получают гражданство, а они – как раз тот самый новый пролетариат, который на выборах в основном голосует за крайне левых.
Очень долгое время либерализм удовлетворял запросы большинства населения Запада. Но эти времена прошли вместе со стабильностью. В США сегодня средний доход американской семьи по покупательной способности скатился до уровня 60-х годов двадцатого века. В Европе средний класс – социальная опора либеральной демократии – также постепенно перестаёт существовать. Мы прекрасно видим, что в таких условиях и Европейский Союз, в его нынешнем виде, может перестать существовать в любой момент. Это произойдёт, если Франция и Германия решат, что больше им не по силам быть локомотивами ЕС и тянуть его за собой. Это чисто вопрос политической воли нынешних лидеров евроинтеграции.
– А почему, на ваш взгляд, в России пока не пользуются широкой популярностью социал-демократические проекты?
– Я бы не стал так безоговорочно утверждать. В России есть легитимный представитель мировой социал-демократии – партия «Справедливая Россия». Кроме того, в партии «Яблоко» много лет действует социал-демократическая платформа. Сейчас Михаил Горбачёв решил возродить свою партию, которая так и называется – Социал-демократическая партия России. А если мы обратимся к программе КПРФ, то увидим, что в экономической и социальной областях – это патерналистская социал-демократическая программа. Да и тот факт, что на 20 апреля в реестре регистрируемых партий, помимо партии Михаила Горбачёва, мы находим такие объединения, как «Социалистическая партия России», «Социалистическая партия Российской Федерации», «Российская социал-демократическая рабоче-крестьянская партия», «Рабочая партия» — говорит о том, что на социал-демократические идеи в России спрос есть.
– Вернёмся к «завоеваниям» Болотной площади. Возвращение выборов губернаторов – это её достижение или вновь хитрый ход власти?
– Как и в случае упрощения процедуры регистрации политических партий, это попытка власти решить свои собственные проблемы под видом демократизации режима. Теперь федеральная власть, на фоне местного локального кризиса, всегда может сказать населению региона: «Вы сами выбрали этого губернатора!» Эта реформа позволит федеральной власти переложить ответственность на региональные элиты. А вот региональные элиты напряглись. А вдруг не выберут? Есть ещё одна причина для этой реформы — экономическая. Негативная оценка политических процессов в России западными экспертами привела к оценочному росту политических рисков в нашей стране. А это, в свою очередь, усложнило процессы внешнего кредитования для российских финансовых и промышленных структур. Россия в целом перестала быть привлекательной страной в инвестиционном отношении. В 2011 году отток капитала из РФ, по данным ЦБ, составил $ 84,2 млрд. Ещё несколько лет назад с большой помпой была подана информация, что Россия при Путине выплатила все внешние долги. Однако, в последние годы государство снова прибегло к внешним заимствованиям (хотя и не таким большим). Но даже не это главное. Огромный долг накоплен государственными корпорациями. Таким образом, общий внешний долг России достиг полтриллиона долларов, где основными заёмщиками являются госкорпорации, отвечать по счетам которых, в конце концов, должно будет государство.
Конечно, в современной экономике подразумевается, что долг отдавать не надо, его надо обслуживать. А для этого требуются новые кредиты. Пока тебе их дают под минимальные проценты – всё нормально. Но когда растут политические риски, растёт и неуверенность в платжёспособности. Стоимость кредитов увеличивается. Такой путь вполне может довести Россию и до греческого сценария. И вот тут важна политическая реформа, которая, по крайней мере – в глазах западных аналитиков, создаёт видимость демократических преобразований, а значит, – уменьшает, по их мнению, политические риски. Одновременно и некоторые отдельные регионы становятся вполне привлекательными для инвестиций.
Но в какой форме будет проходить реформа – пока не понятно. Что такое «президентский фильтр»? Если президент будет предлагать кандидатуры губернаторов «на выбор», то это мало чем будет отличаться от сегодняшнего положения вещей. Если кандидатуры будут предлагать партии, то какие это будут партии — все зарегистрированные или только те, которые представлены в местных парламентах и Государственной Думе? Однако и здесь для власти остаётся много лазеек. Сейчас появится много партий, которые власть может использовать как запасной аэродром. Скажем, возродится Аграрная партия. Отличная партия! Почему бы её представителю не стать губернатором Ленинградской области, например? И тогда мы увидим, как бывшие члены «Единой России» будут записываться именно в эту партию. Или другой сценарий. Предположим, что для чего-то потребуется, чтобы губернатором Петербурга стал представитель КПРФ. Тогда на сцене может появиться нынешний депутат Государственной Думы, прошедший туда по федеральной части списка КПРФ Виктор Васильевич Черкесов – бывший полпред президента в Северо-Западном федеральном округе и коллега вновь избранного президента страны по службе в органах государственной безопасности. То есть, в данной схеме нужные люди всегда смогут прийти к руководству региона, не зависимо от того, какая партия будет их выдвигать.
Что касается инициативы о создании «муниципального» фильтра для кандидатов в губернаторы, то это один из вариантов отсечения представителей внесистемной оппозиции и сильных фигур, которые не согласованы с властью или региональными элитами. Сказать, что есть очень сильные оппозиционные муниципалитеты, в которых есть ядро, готовое голосовать против Смольного, скорее всего, нельзя. Оппозиционных муниципалитетов – капля в море, поэтому в реальности оппозиционным политикам этот фильтр пройти будет невозможно.
Так что со стороны реформа будет выглядеть весьма демократично, а на деле позволит федеральной власти уходить от ответственности, сохраняя над регионами полный контроль. С самого начала, после объявления реформы выборности губернаторов, было понятно, что власть станет выстраивать целую систему, чтобы проводить только тех людей, которые так или иначе смогут с этой властью работать. Это могут быть управляемые партии, опека президента или контроль муниципалов.
Что мне не нравится во всей этой истории — так это то, что в нашей стране постоянно меняются законы и правила. То власть отменяет выборы, то их возвращает. То оставляет в игре только четыре думские партии, то разрешает создать партии в бесчисленном количестве. Ведь старый закон о партиях, на мой взгляд, был не так плох. Я согласен с тем, что партии должны быть большими общефедеральными объединениями, что общество должно привыкать к многопартийности. Только и тот закон не выполнялся. Реально большие общефедеральные партии создавались, но им всем отказывали в регистрации под надуманными предлогами. Поэтому нет никакой гарантии, что завтра власть вновь что-то не поменяет… Но что делать? Идей нет, как и политики. Остались только политтехнологии.
кпрф просто пустышка !