Дмитрий ГУДКОВ. «Мне хочется быть легальным представителем креативного среднего класса»

Дмитрий ЖВАНИЯ

Дмитрий Гудков выражает отнюдь не только своё мнение

С Дмитрием Гудковым, депутатом Государственной думы от партии «Справедливая Россия», мы побеседовали накануне выборов в Координационный совет  оппозиции, когда он приезжал в Санкт-Петербург на дебаты. Вначале я очень хотел успеть выложить текст нашего разговора до выборов. Но потом решил, что интересней будет сравнить ожидания одного из лидеров «белоленточного» движения с тем, что в итоге получилось. А вскоре после выборов в КС прошла конференция «Справедливой России», где лидеры этой партии раскритиковали соратников, которые активно участвовали в общем оппозиционном движении. Сергей Миронов и Николай Левичев ответственность за провал на региональных выборах 14 октября возложили на соратников, которые выступали на митингах за «Честные выборы» и «Маршах миллионов». Так или иначе, мы видим, что в «Справедливой России» идёт живая и острая дискуссия,  в которой Дмитрий Гудков выражает отнюдь не только своё мнение.  

Дмитрий ЖВАНИЯ: Дмитрий, вы сказали, что в политике с 1999 года, и возглавляли долгое время, да и сейчас возглавляете, движение молодых социалистов. В связи с этим вопрос: что такое социализм с Вашей точки зрения?

Дмитрий ГУДКОВ: Движение молодых социалистов России — это движение молодых социал-демократов. Я считаю, что в стране должна быть демократия и рыночная, но социально ориентированная экономика. Это пример европейской демократии. Это шведский, испанский пример. Если мы говорим о политике, то механизм «честных выборов», честная конкуренция должны быть обеспечены путём изменения конституции. Мы с 1993-го года живём по конституции авторитарно-самодержавной, которая писалась под Ельцина, после расстрела парламента – Верховного Совета. Если мы откроем конституцию, то увидим: у нас сегодня президент и судей назначает, и правительство формирует, более того – мы уже его избираем на шесть лет, а если он останется на второй срок, то на 12. У нас президент — это царь и бог. Сначала мы жили в царской России, потом была монополия КПСС, а теперь у нас монополия «Единой России». Практически мало что изменилось. Поэтому нам нужно принимать новую конституцию. Нам нужно ограничивать единоличную власть президента, перераспределять его полномочия в пользу парламента. И парламент должен формировать правительство или хотя бы участвовать в его формировании. Судей нужно вывести из-под контроля исполнительной ветви власти. Я очень осторожно отношусь к этой идее, но считаю, что нужно изучать опыт и рассматривать вопрос о выборности судей. И тогда у нас получается независимая исполнительная ветвь, законодательная и судебная. Это три кита, на которых строится современная демократия. Она обеспечит политическую конкуренцию, потому что если у нас будет независимый суд, мы всегда сможем доказать фальсификации на выборах, которых огромное количество. Если у нас парламент будет формировать правительство, то вряд ли министром обороны станет такой человек, как Анатолий Сердюков, которого ненавидит вся армия. Он является членом партии «Единая Россия». И «Единая Россия» подумает, стоит ли оставлять такого министра, ведь это очень негативно сказывается на имидже партии. Правительство будет политически ответственно. Это и есть парламентский контроль. Всем партиям  будут обеспечен равный доступ к средствам массовой информации (при разделении властей ни у кого не будет монополии на СМИ). Я сторонник парламентской республики, но готов согласиться с тем, что на переходный период нужен такой режим, где президент скорее царствует, но не правит. Типа конституционной монархии. У нас даже был лозунг: «Превратим Путина в английскую королеву!» Пусть встречает послов, перерезает ленточки, произносит пламенные речи, а управлением страной будет заниматься правительство, сформированное парламентом.

Если мы говорим про экономику, то я — однозначно сторонник рыночной экономики, потому что частник в любом случае эффективней, чем государство как собственник.

Д. Ж.: Не всегда. Есть обратные примеры. Частник думает об извлечении прибыли здесь и сейчас, и это не всегда в долгосрочной перспективе выгодно…

Д. Г.: Я ещё к этому не подошёл, но у нас есть такие сегменты рынка, где нет никакой конкуренции. Это газовая отрасль и прочие естественные монополии. Здесь необходимо обеспечить государственный контроль. Можно начать с государственного контроля не над ценообразованием, а над установлением тарифов на услуги всех естественных монополий. Такие решения предлагает «Справедливая Россия», и я с ними согласен. Цены контролировать бессмысленно, рано или поздно это приведёт к обвалу. Тарифы необходимо привязать к бюджету. Если тарифы повышаются раз в год, то они должны повышаться не выше инфляции, которая заложена. И они должны чётко быть привязаны к бюджету. Если повышается тариф – вносится поправка в бюджет. И это повышение учитывается в бюджете. Как раньше происходило: в бюджете выделялись деньги на содержание школы, школа тратила деньги на свет, газ, а потом в течение года происходило повышение тарифов. В итоге все школы и другие бюджетные организации были в долгах, как в шелках. Процесс формирования тарифов должен быть прозрачный. Мы должны знать, что включается в этот тариф. Если в него включается содержание телекомпаний, самолётов, вертолётов, футбольных клубов, то, значит, не имеет смысла тарифы повышать, потому что граждане не согласятся с этим. Но если какие-то расходы включены, и монополист может их как-то обосновать, то тогда да. Должен быть государственный контроль и это позволит нам сдерживать неконтролируемый рост цен.

«Да, предприниматель будет извлекать прибыль для себя, но если создать механиз — ввести, например, налог на роскошь, или прогрессивный налог, чтобы эффективно выстраивать работу предприятия — он не будет лишний раз инвестировать в яхты»

Что касается распределения бюджета. Совершенно очевидно, что нужна реформа межбюджетных отношений, которая приведёт к перераспределению налогов в пользу регионов. Сейчас 70 и более процентов налогов уходят в Москву, а потом их перераспределяют. Я считаю, что нужно сбалансировать: может, пятьдесят на пятьдесят, — но здесь должна быть серьёзная работа, нужно чётко просчитать. Очевидно, люди на местах должны решать, куда они хотят потратить свои деньги. И одновременно с этим нужно повышать роль муниципальной власти. Во-первых, она должна быть выборной без всяких фильтров, может, разве что относительно Кавказа должны быть сделаны какие-то оговорки. Но в целом губернатор, мэр должны быть избранными. Депутаты должны получить реальные полномочия, они должны решать на месте, куда тратить муниципальные деньги. А не так, как сейчас происходит, когда от депутатов ничего не зависит.

Если говорить о социал-демократии, то социал-демократы выступают за прогрессивную шкалу налогов. Причём нужно сделать такую шкалу, при которой средний класс не пострадает: снижение налогов для бедных за счёт повышения налога для сверхбогатых. Средний класс вообще трогать не надо, потому что средний класс – это основа стабильности демократии. Пусть средний класс как платит, так и продолжает платить, но при этом чуть-чуть надо снизить нагрузку на бедных и повысить на сверхбогатых.

Третий момент. Если говорить о пенсионной реформе, то я — сторонник сохранения накопительной части. И об этом у нас выйдет целая статья в газете «Ведомости». Я считаю, что левые ошибаются, когда говорят, что нужно перейти к распределительной системе. «Справедливая Россия» тоже призывает выступать против накопительной части

«Можно начать с государственного контроля не над ценообразованием, а над установлением тарифов на услуги всех естественных монополий»

Д. Ж.: То есть ваш проект противоречит предложениям Оксаны Дмитриевой? Она же — основной разработчик пенсионной реформы…

Д. Г.: Надо понимать, что у нас сегодня происходит: пенсионеров становится всё больше. Послевоенное поколение – поколение «бэби-бума» – переходит в пенсионный возраст, а новое поколение, люди, родившиеся в 90-х, когда образовалась  демографическая яма, приходит в трудоспособный возраст. Меняется соотношение работников и пенсионеров. Если раньше на одного пенсионера было два работника, то к 2020 году мы выходим на один к одному. Сегодня у нас, например, дефицит пенсионной системы — больше триллиона: 1,25 или 1,3 триллиона рублей. Для понимания: на все дороги России тратится 600 миллиардов, на здравоохранение — 400 или 500 миллиардов, а на закрытие дыры в пенсионном фонде — 1,3 триллиона. То есть, каждая четвёртая пенсия доплачивается за счёт денег с продажи ресурсов, нефтяных накоплений. Это большая проблема страны, потому что как только через некоторое время снизится цена на нефть, пенсионеры останутся без пенсии. У нас действовала накопительная система, которая позволяла гражданам, начиная с 1967 года рождения, делать пенсионные накопления. Из-за демографических проблем нагрузка на пенсионный фонд увеличивается. И власть такой бездарной политикой подталкивает нас к вилке. Вилка такая: увеличение налога и уменьшение пенсий или повышение пенсионного возраста. Эта вилка убийственна для любого политика, для любой партии. Вместо того чтобы проводить серьёзные реформы, развивать экономику и принимать последовательные решения, что делает власть? Все накопления наши за последние годы — а это порядка триллиона рублей — хочет перераспределить на выплату пенсий. Для чего это делается? Чтобы сейчас закрыть дыру в пенсионном фонде, а потом — хоть трава не расти. К чему это приведёт? К тому, что эти деньги просто будут потрачены нынешними пенсионерами, отсрочив решение проблемы на несколько лет. И в итоге через некоторое время мы приходём к полному провалу по пенсионной реформе. Во-первых, ни в коем случае нельзя трогать пенсионные накопления! Конечно, распределительная часть должна остаться. Нужно дать возможность людям самим решать, когда уходить на пенсию. Либо они уходят, как и сейчас в 55 и в 60 лет — и у них одна пенсия. А если пенсионер добровольно говорит: «Хорошо, я выйду на пенсию не в 60, а в 62 года» — при этом пенсия у него становится на 30 процентов выше. Если он уходит через пять лет – в два раза выше. Это опыт Швеции, основанный на добровольном выборе каждого пенсионера. Это серьёзно снимет нагрузку с пенсионного фонда. Во-вторых, нужно сделать, как в Сингапуре. Для того чтобы решить проблему трудоустройства людей пенсионного возраста, их страховые взносы свели к нулю. (Страховые взносы платит не работник, а работодатель.) Таким образом, работодателю выгодно нанимать не молодых сотрудников, а пенсионеров, потому что за них надо меньше налогов платить. Пенсионер не будет испытывать никаких проблем с трудоустройством, тем более с учётом того, что общество меняется, и можно работать на дому, дистанционно. В будущем, до тридцатого года, новому поколению пенсионеров будет проще найти работу.

И в-третьих,  о чём нельзя забывать. У правительства есть долгосрочная программа приватизации различных государственных предприятий, таких как «Газпром» и т. д. Понятно, что многим чиновникам это невыгодно.  Поэтому, чтобы решить проблему пенсионного фонда, надо положить туда акции этих государственных компаний. Таким образом государство будет прокручивать эти деньги, а пенсионный фонд получит акции и возможность управления госкомпаниями, а значит – дополнительные доходы и возможность инвестирования своих накоплений в акции крупных компаний. В Швеции есть два инвестиционных портфеля. Один портфель – для тех пенсионеров, которые должны вот-вот выйти на пенсию. Это короткие деньги, которые нельзя тратить на акции, чтобы избежать определённых рисков. И долгосрочный инвестиционный портфель для молодых, для нас. Я выйду на пенсию через тридцать лет. За эти тридцать лет лучше деньги вкладывать в акции компаний по строительству чего-то крупного, что даст отдачу не через пять, не через десять лет, а через двадцать и принесёт большие доходы. Такая реформа прошла в разных странах, в том числе в Латинской Америке. Это международный опыт, наработанный в странах с самыми высокими пенсиями. Эта система позволила пенсионерам Европы стать самыми массовыми туристами. Там пенсия больше тысячи евро, 60 процентов от зарплаты, и они реально путешествуют на эти деньги. И самое важное. Вот эти меры позволят нам сохранить пенсии до 2027 года. А с 2027 года на пенсию будут выходить люди, у которых уже есть накопления. Это те накопления, которые работают на тех, кто после 1967 года родился — они к 2027 году выходят на пенсию, у них помимо распределения будет накопительная часть, которая позволит снизить нагрузку на пенсионный фонд. Это целая программа, над которой работали специалисты.

Д. Ж.: Эта, как и любая другая модель, не учитывает нюансы, например, тот факт, что многие люди, которые родились после 1967 года, не имеют постоянной работы, или не имеют работы вовсе…

Д. Г.: Да, есть ещё одна тема, я забыл сказать. Надо дать гражданам возможность использовать свои пенсионные накопления на образование, приобретение недвижимости, выплату ипотеки. И, таким образом, люди почувствуют, что у них есть реальные накопления. Эта схема не идеальна в условиях коррумпированной страны, где у нас серые доходы, где не развивается экономика. Не будет экономика развиваться – будет соответствующая пенсия.

«Надо понимать, что у нас сегодня происходит: пенсионеров становится всё больше. Послевоенное поколение – поколение «бэби-бума» – переходит в пенсионный возраст, а новое поколение, люди, родившиеся в 90-х, когда образовалась демографическая яма, приходит в трудоспособный возраст»

Есть два варианта: во втором — мы через пять лет для всех на пять лет повышаем пенсионный возраст, к чему власть и подталкивает нас. Мы на пять лет вопрос закроем, а после этого повышаем пенсионный возраст. А у нас вообще никаких пенсий не будет, потому что развалят всю систему. Накопительная система не так долго работает, она не даёт ещё больших результатов. Вероятно, экономика рано или поздно заработает, не будет такого количества серых схем. Но даже и при серых схемах накопительная система гораздо эффективнее защитит нас от рисков. Мы, может, немного накопим, но через 30 лет государство при нынешнем подходе к этой проблеме нас никакими пенсиями не обеспечит. Сто процентов! Идёт разрушение той системы, которая потихонечку пытается вставать на ноги. Просто её нужно немного изменить новыми инициативами, которые успешно работают в Сингапуре, в Швеции, в США. Есть опыт, его нельзя игнорировать. Это лучше чем то, что власть предлагает сейчас.

Д. Ж.: Вы достаточно подробно описали ваше видение социал-демократической повестки. Как я понимаю, ваша программа не предусматривает антикапиталистической перспективы?

Д. Г.: Я могу сказать следующее. Идеи Левого фронта не близки мне, потому что я боюсь, что это приведёт к оттоку капиталов. Что значит антикапиталистическая? Давайте начнём заниматься национализацией с вашей квартиры. Готовы?

Д. Ж.: Я готов, чтобы её национализировали, если при этом появится фонд социального жилья, что позволит мне быть более мобильным и не тратить на съём жилья огромные деньги.

Д. Г.: Очень много «если». Я просто беру модель европейской социал-демократии, которая при рыночной экономике и государственном регулировании обеспечила достойную жизнь миллионам граждан.

«Государственный капитализм абсолютно неэффективен»

Д. Ж.: Но, тем не менее, посмотрите, что происходит сейчас в Европе. Везде социал-демократы потерпели поражение. Греческие социал-демократы, ПАСОК, потерпели позорное поражение, самое глубокое за всю историю существования греческой демократии после власти «чёрных полковников». Потому что они, по сути, выполняли работу, которую им предлагали те, кого левые называют неолибералами. Выполняли директивы Международного валютного фонда и других международных финансовых центров, погрязли в коррупции. Примеры поражений можно продолжать. В Испании, где было массовое недовольство социальной политикой, социал-демократы проиграли. Единственно, где мы видим победу социалистов – это Франция, но это в большей степени результат протестного голосования против политики Николя Саркози. И то выборы закончились практически пятьдесят на пятьдесят. Франция – это страна, разделённая надвое.

Значит, вот эти рецепты, которые вы описали, работают в более-менее стабильной системе. Когда производство развивается на местах. Сейчас корпорации переносят свои производственные мощности с дешёвой рабочей силой, в Китай, который стал мастерской мира, в Индонезию и т. д., а местные экономики провисают. Отсюда — все социал-демократические схемы, которые работали на протяжении всего послевоенного времени достаточно успешно,  больше не работают.

Д. Г.: Надо понимать, что Европа отличается от России. Это у нас, если ты проигрываешь — значит, выбываешь из игры. А у них идёт постоянная ротация, смена власти каждые четыре года. Поэтому, как замечают многие политологи, если происходит кризис и проседание, всегда побеждают правые. Победили правые, а не коммунисты, не социалисты. Но я уверен, что через четыре года будет реванш. Это абсолютно нормально, когда к власти приходят то одни, то другие. Но при всех этих массовых протестах в Испании и в других странах, в Европе люди всё равно живут лучше, чем у нас.

А вот в Белоруссии скоро будут проблемы. Потому что государственный капитализм абсолютно неэффективен. Что такое национализация? Это забрать у независимого предпринимателя и отдать чиновнику в администрацию. Да, предприниматель будет извлекать прибыль для себя, но если создать механизм, ввести, например, налог на роскошь, или прогрессивный налог, чтобы эффективно выстраивать работу предприятия, он не будет лишний раз инвестировать в яхты. Но он готов выдерживать риски экономической конкуренции. А что чиновники могут? Они могут сидеть на трубе и отпиливать. И уничтожать конкурентов, имея все рычаги.

Д. Ж.: Во всём спектре реформ, что вы перечислили, не было такого пункта, который с точки зрения левых очень важен – это демократия на производстве. Ведь люди часто жизнь проживают, так и не поняв, для чего они жили. Потому что им не интересно на своей работе. Если люди живут в ожидании пятницы — значит, это плохая жизнь. Процесс производства должен увлекать человека, а без самоуправления на производстве этого не добиться. Предусматривает ли ваша программа этот аспект?

Д. Г.: Однозначно – предусматривает. Допустим, сейчас на предприятии есть один профсоюз – официальный, и ты никогда не сможешь создать другой. То же самое в ВУЗах. Те же студенческие профсоюзы. Поэтому у нас разработан целый пакет законов для создания условий работы профсоюзов. Если бы у нас была прозрачная система прибыли, доходов, можно было бы применить шведскую модель, по которой есть определённые коэффициенты по зарплатам. Вот в Швеции разница по зарплатам — в 10 раз. То есть начальник не может получать зарплату, которая превышает зарплату подчинённого больше, чем в десять раз. Этот принцип надо обсуждать, считать и смотреть, чтобы не потерять специалистов, но совершенно очевидно, что его применение стимулировало бы руководителей к повышению зарплат на своих предприятиях. У нас есть абсолютная несправедливость, когда человек извлекает миллиарды, а платит копейки. Покупает яхты и прочее.

«У нас есть абсолютная несправедливость, когда человек извлекает миллиарды, а платит копейки»

Поэтому прогрессивная шкала была бы очень кстати. Мы снизим налог, если сотрудники будут получать больше. Либо обложим налогом на роскошь. Коли ты купил яхту – ты не вложил деньги в создание новых рабочих мест. Значит, плати, чтобы мы могли финансировать социальные программы. Конечно, у каждой отрасли своя специфика. Металлургия – это одно, а сельское хозяйство – другое. В сельском хозяйстве нужно уничтожать посредников, которые скупают продукты за копейки и втридорога продают их в магазинах. А без них попасть в торговые сети нельзя.

Д. Ж.: Уничтожив посредников, мы лишим кого-то заработка. Очень много людей как раз занято в сфере перепродажи. Раньше у нас было мощное производство. Потом пропаганда вбила людям в мозги, что всё, что мы производим, неконкурентоспособно. Тракторы не нужны, машины не нужны. Всё можно купить. В итоге производство загубили. В цехах гуляет ветер, или они отданы в аренду под склады. А люди занимаются перепродажей. Тут купят за пять рублей, а там перепродадут за десять. Допустим, завтра сформируется социал-демократическое правительство. Что будет с производством? Будем его возрождать, а, значит, вводить определённые автократические меры для ограждения своего внутреннего рынка? Или вписываемся в глобальный рынок дальше?

Д. Г.: Я думаю, что у нас просто нет другого выхода. Конечно, вступление в ВТО на этих условиях мы не поддержали однозначно. Необходимо создать условия для вступления в ВТО. ВТО – это с одной стороны, хорошо, потому что начинается конкуренция, с другой стороны – это плохо, потому что мы к этой конкуренции не готовы. И прежде чем вступать в ВТО, мало-мальски нужно было навести порядок. Должен быть государственный контроль. Необходимо убрать посредников. Это можно сделать через парламентский контроль, через борьбу с коррупцией. Есть антикоррупционные механизмы. Посредники делятся с администрацией. Администрация регулирует прохождение товара. Эту систему нужно сломать. Есть 20-я статья конвенции ООН – незаконное обогащение. Куда чиновник вложит бабки? Вот он наворовал. На Западе он сейчас ничего не купит. Что он их в чулан положит? Рано или поздно это всё равно всплывёт. Можно придумать массу антикоррупционных механизмов. Вот я внёс на рассмотрение закон о расширении перечня родственников, которые должны декларировать доходы и расходы. Не только супруги и несовершеннолетние дети, но и все братья и сёстры. Мы хотя бы посмотрим, как складывается их жизнь. Я понимаю, что это может быть не очень популярно. Это определённая жертва для того, чтобы появилась прозрачная система. Расходы надо контролировать. Прокуратура должна быть подчинена парламенту, как и Следственный комитет. Таким образом, мы элементарно избавились бы от посредников. Тогда можно конкурировать с кем-то при вступлении в ВТО. В нынешней же ситуации многие предприятия, например, например, АвтоВАЗ, обречены.

«ВТО – это с одной стороны хорошо, потому что начинается конкуренция, с другой стороны – это плохо, потому что мы к этой конкуренции не готовы»

Д. Ж.: В годы губернаторства Матвиенко в Петербурге для маршрутных такси закупили «Ютонги» – жуткие «мыльницы». А сейчас их заменили на наши российские ПАЗики, и никто не жалуется. Может быть, наша неконкурентоспособность в автомобилестроении – это просто либеральный миф?

Д. Г.: Да, можно на базе АвтоВАЗа сделать завод по сбору автомобилей других марок. Появились бы рабочие места. Понятно, что «Лада-Калина» не сможет конкурировать ни с «Фордом», ни с «Хендаем». У крупных автомобильных компаний модельный ряд спланирован вплоть до 50-го года. Как это происходит? Выпускает «Мерседес» модель, продает её. У них есть круче модель, можно запустить конвейер. Но зачем, если старая модель продаётся? Но как только на эту модель начинает падать спрос – они новую выдают. Всё рыночные механизмы регулируют. Поэтому, если мы сделаем «Мерседес» 12-го года, «Мерседес» выпустит модель 14-го года. По цене ниже. С ними конкурировать очень сложно.

Д. Ж.: Кстати, социал-демократические европейские партии, да и вообще левые партии, либо сотрудничают с «зелёными», либо включают в свои программы их требования. Либо вообще являются красно-зелёными коалициями. И один из пунктов – это деавтомобилизация, которая подразумевает развитие экологически безопасного общественного транспорта, прокладывание велосипедных дорожек и т. д. Ваш взгляд на это?

Д. Г.: Всё правильно, надо развивать общественный транспорт. Хотя это довольно сложно с учётом наших дорог, состоянием электричек, стоимостью билетов, как на поезд, так и на самолёт. Почему долететь из Парижа в Мадрид, Милан или Рим стоит 1000 рублей, а у нас за преодоление такого же расстояния надо заплатить 5000 рублей? В Европе билеты на скоростные поезда стоят гораздо дешевле, чем на наш «Сапсан». Это опять решается государственным урегулированием, демонополизацией. Без этих механизмов невозможно создать нормальную систему общественного транспорта. Нужна программа по развитию регионов. Иначе все и дальше будут уезжать в крупные города. Нужна система платных дорог, по которым может поехать замечательный автобус — он не будет стоять в пробках, и тогда в него все пересядут. Велосипедное движение можно попробовать, конечно, в городах с хорошим климатом. Но в Москве велосипед невозможно использовать как транспорт.

Но во всех больших городах, где население не меньше, а то и больше, чем в Москве на порядок, транспортная проблема решается с помощью дешёвого такси. Там вообще машины не покупают. Можно усложнить процедуру покупки автомобилей. Пользуйтесь дешёвым такси. Вот в Барселоне, по меркам Европы, — дешёвое такси. Там очень дорогая стоянка-парковка, проще потратить деньги на такси.

Д. Ж.: Хотел бы спросить про выборы в Координационный Совет. Некоторые оппозиционные силы и лидеры сознательно в них не участвовали. А за ними стоят какие-то силы, активисты. Я прежде всего говорю об Эдуарде Лимонове. Нравится он или нет, пусть он уже не очень молод, но он – авторитетный лидер и не глупый человек. Ну, выберут Координационный совет – и ладно. Сейчас уже говорят: электорат «Эха Москвы» выбирает лидеров оппозиции. А когда начнутся какие-то реальные движения, когда люди выйдут на улицы, протестуя против антисоциальной политики, кто будет слушать Координационный Совет? Вновь начнётся раздрай.

Д. Г.: Раздрай, конечно, будет. Я говорю не о Лимонове. Безусловно, он заслуженный человек, который много сделал для развития протестного движения в стране. Он революционер, у него своя философия. У нас разные методы. Я не думаю, что он пользуется огромным влиянием. К счастью или к сожалению. Да, есть Григорий Явлинский, есть Владимир Рыжков, есть Михаил Прохоров, есть Алексей Кудрин. Кудрин представляет ту часть элиты, которая выступает за перемены. И он, безусловно, наш союзник. Конечно, у всех есть шанс занять ту или иную нишу. Координационный совет не будет обладателем единственной печати от всей оппозиции. В этот орган войдут 45 человек. Мы же хотим демократии. Председателя не будет. То, что там Алексей Навальный самый популярный – прекрасно. Вот за меня на выборах проголосовало 112 937 человек — это те люди, которые галочки поставили. Я иду в совет не потому, что считаю, что мой депутатский мандат искусственный. У меня есть обязательства перед людьми, которые за меня проголосовали. Многим я помогаю, пишу депутатские запросы. Я им благодарен. И несмотря на то, что меня отодвинули от партийного руководства, я постоянно приезжаю в Рязань, Тамбов. Недавно был на митинге студентов Тамбова. Мне хочется быть легальным представителем креативного среднего класса. Эти люди мне очень близки по духу. Это новое поколение. Это не обязательно мои ровесники — они могут быть и старше, и младше, — но у нас одна и та же стратегия. Мы хотим быть не людьми второго сорта, которых из нас пытаются сделать в феодальном государстве, а свободными гражданами, принимать участие в выборах, в управлении государством. Папа Аркадия Дворковича как-то сказал: «А у меня работает Путин, Медведев, всё правительство. Ведь я налогоплательщик». Мы все так относимся к власти, а не так: они цари, и мы должны слушать, что они ещё придумают. Нет! Мы хотим участвовать в управлении.

Д. Ж.: У «Справедливой России» есть шанс стать реальной оппозицией?  

Д. Г.: Конечно.

Д. Ж.: Почему по спискам этой партии проходит так много людей, далёких от какой-либо социал-демократии? Например, недавно один справедливорос предложил запретить пропаганду конца света…

«Мне хочется быть легальным представителем креативного среднего класса. Эти люди мне очень близки по духу. Это новое поколение. Это не обязательно мои ровесники — они могут быть и старше, и младше, — но у нас одна и та же стратегия»

Д. Г.: «Справедливая Россия» – системная партия, а система больна очень сильно. И это, в том числе, отразилось на «Справедливой России». Все партии больны, они создавались по старым технологиям. Был лидер, он назначал региональных лидеров, те назначали муниципальных лидеров — а это уже не работает. И для того, чтобы партия стала партией креативного среднего класса, нужно, чтобы она функционировала по новым технологиям. Снизу должна быть поддержка. Надо не назначать людей в регионы — надо, чтобы их легитимно избирали. Вот что нужно сделать, и мы выступаем за эту реформу. Если нам удастся, то двери откроются для многих лидеров оппозиции. «Справедливая Россия» – партия не с лучшей кредитной историей, но у неё есть бренд, сеть, региональные отделения, много сильных региональных лидеров. Со своими пороками и болезнями. Но болезнь легче вылечить, провести оздоровление, чем всё уничтожить и создать что-то новое. Организм партии болен, но не смертельно. Есть вирус авторитаризма, которым заражена вся наша система. Надо запустить антивирусную программу. Что-то перезапустить. Но процесс трансформации партии не простой. Я молодой, и могу быстро меняться, я завишу от своих читателей. У нас идут мощные дебаты, мы сумели организовать в думе яркую «итальянскую забастовку». То есть перемены потихонечку происходят.

Добавить комментарий