Михаэль ДОРФМАН
Вторая статья цикла (первая статья цикла – «Американский либерализм: а был ли мальчик?)
Не без оснований считается, что правые в Америке круче либералов. Либералы редко находили в себе смелость открыто выступить против правой реакции. Они всегда пытались найти «золотую середину» там, где никакого золота никогда не было. В конце 1940-х годов обезумевший сенатор Маккарти начал охотиться на коммунистов уже не в Голливуде и Госдепартаменте, а в вооружённых силах и спецслужбах, и тогда на него ополчились не либералы, а военные, службисты и бюрократы.
Правые круче
Антикоммунистическая истерия в Америке никуда не делась и медленно тлеет до настоящего времени. Совсем недавно какой-то второстепенный республиканский конгрессмен по фамилии Вест заявил, что 81 членов конгресса от Демократической партии являются коммунистами, причём не скрытыми, а явными членами Коммунистической партии США. В Америке имеется серьёзная проблема: корпоративные СМИ готовы растиражировать всякую чепуху, лишь бы поднять рейтинг. Ответственность перед публикой здесь сменилась ответственностью обеспечить рекламодателям аудиторию для рекламы их товаров.
Не так давно солиднейшая газета США «Нью-Йорк Таймс» в лице её омбудсмена объясняла, что интервьюер не обязан разбираться, лжёт ли тот, кто даёт интервью. Мнения здесь часто заменяют факты. Сначала выбирают идеологию, а затем не дают фактам смутить себя. Говорящие головы в телевизоре заняты разбором «один сказал, другой сказал». Комментаторы и эксперты озвучивают позиции и аргументы, а не ищут истину. В лучшем случае, ведущий американского ток-шоу переспросит завравшегося гостя, и если тот, не смущаясь, повторит свою ложь, то ему сойдёт.
Американские политики не привыкли к тому, что им задают неудобные вопросы, поэтому они удивляются и теряются, когда сталкиваются с этим за рубежом. Если не отстают, они лгут. Как-то наблюдал за интервью бывшего американского военного министра Дональда Рамсфельда на «БиБиСи». Министр врал, а интервьюер Дейвид Димблби целых 40 минут не давал ему увернуться. Рамсфельд – опытный и умный политик, за словом в карман никогда не лез. Однако на «БиБиСи» глава Пентагона выглядел огорошенным. Он не привык в Америке, что кто-то способен не дать ему соврать.
Деятельности сенатора Маккарти освещалась аналогичным образом. СМИ сообщало о том, что он говорит, но не информировало читателей, что это – ложь. Американская конституция не запрещает врать. Верховный суд США постановил, что сообщение неверных данных, то есть ложь, сама по себе находится под защитой Первой конституционной поправки. Дело не в партийных и ангажированных правых или левых СМИ. Мейнстрим СМИ США всё меньше отличается от российских «зомбоящиков». Правду и вообще критику в адрес хозяев жизни говорят лишь маленькие издания: такие, как «The Nation» или «Эхо Москвы, «American Conservative» или «Независимая Газета».
Смена парадигмы
Определенная Франклином Рузвельтом либеральная парадигма как «правительства, уравновешивающего шансы и обеспечивающего равные стартовые возможности», царила в американской общественной жизни вплоть до 1980-х. С избранием президента Рональда Рейгана парадигма сменилась. Рейган провозгласил, что правительство само является проблемой, а не частью решения. Он начал ломку «государства-няньки» (так правые определяли «общество всеобщего благосостояния»). Либерализм начал становиться бранным словом уже не в узком междусобойчике маргинальных реакционеров, а в общеамериканском дискурсе. Постарались здесь и выкресты из марксизма в неоконсерватизм: такие, как Норман Подгорец, Вильям Кристол, Джин Кирпатрик. Многие приверженцы старого доброго либерализма стали предпочитать название «прогрессивные».
Реакции на либерализм помогло перерождение либерализма. В 1960-е годы многие группы, боровшиеся за свои права и интересы, за гражданские права почувствовали, что нуждаются в поддержке правительства. Их требования оправдывались исторической расовой, этнической и гендерной дискриминацией. Либералы повели борьбу против разных форм дискриминации, расизма, сексизма, антисемитизма, в защиту культурного разнообразия и свободы выражения различных групп. Такой социальный и культурный либерализм в Америке называется политиками идентификации (употребляют всегда во множественном числе). Политики идентификации вытеснили из повестки дня либерализм экономический. А без экономической, классовой борьбы политики идентификации не более, чем орудие в классовой борьбе в руках угнетателей.
Противники либерализма использовали политики идентификации для дискредитации либералов. Якобы либерализм предпочитает политический блат общественной пользе; якобы защищают не общий интерес, а только групповые интересы «своих», «элит». Многомиллиардная правая пропагандистская машина представляла в качестве элит профсоюзы, учителей, университетских профессоров, расовые меньшинства, инвалидов, государственных служащих. Большой бизнес не скупился на средства. Миллионные инвестиции в правую пропаганду возвращались миллиардными барышами, сэкономленными на ликвидации достижений трудящихся, налоговых льготах и приоритетном законодательстве. Реакционная правая пропаганда оказалась довольно успешной.
Любопытно, что большинство нынешних неолибералов, проповедующих неограниченный индивидуализм и вражду к социальным программам, являются выходцами из рабочих семей, всем обязанных именно рузвельтовскому «воинственному либерализму». Ультра-религиозный сенатор Рик Санторум, претендовавший быть кандидатом в президенты от Республиканской партии, заявил, что категорически против государственной помощи студентам. Его отец из нищей семьи католиков-горняков в Массачусетсе смог выучиться и выйти в люди исключительно благодаря рузвельтовским программам, дававшим государственные деньги демобилизованным солдатам Второй мировой.
«Либерализм означает борьбу за увеличение культурных возможностей тех, кто может их себе позволить», говорил Эрик Альтерман, автор книги об истории американского либерализма, на встрече с читателями в нашем книжном клубе в Нью-Йорке. О создании равного экономического старта (чем Америка жила с 1945 до 1979 года), уже нет речи. Неолиберальный капитализм считает возможным бросить на обочине значительную часть американцев, ради личного успеха немногих удачливых. Митт Ромни заявил, критикуя Барака Обаму: «Этот президент предпочитает благосостояние коллектива индивидуальному успеху». Надо заметить, что понятие «коллектив» в американском обиходе носит сугубо отрицательное значение, а для всемерно прославляемого корпоративного коллективизма есть название team (команда, а первоначально это слово означало упряжку). Для социального контроля есть гигантский аппарат подавления. В тюрьмах США содержится больше людей, чем в сталинском ГАЛАГе.
Демагогия с долей правды
Расхожая среди правых фраза гласит, мол, мы пробовали уже внедрить либерализм в Америке, но ничего не получилось. В этой «крылатой фразе» много демагогии, однако есть и доля правды. Речь идёт о самом значительном после Франклина Рузвельта и, как оказалось, последнем действительно либеральном президентстве Линдона Джонсона. С одной стороны, президентство Джонсона отличалось выдающимся законодательством в сфере гражданских прав и борьбы с бедностью и социальными проблемами. Джонсон сумел провести законы, эффективно покончившие с государственным расизмом в США. С другой стороны, Джонсон запомнился как президент, втянувший страну в провальную войну во Вьетнаме.
О президенте Джонсоне стоит поговорить отдельно. Здесь же надо отметить, что он был смелым человеком и дерзким политиком. Он занял бескомпромиссную позицию против коммунистов (под которыми подразумевались все левые), но, как и большинство либералов, не отличался особой храбростью в дискуссиях с правыми.
Джонсон прекрасно понимал, что Вьетнамская война наносит вред ему и его либеральному наследию во внутренней политике. Понимали это и его либеральные соратники, как вице-президент Хемфри, Роберт Кеннеди и многие другие. Джонсон позволил втянуть себя во Вьетнам, поскольку боялся открытой дискуссии с правыми, опасался их демагогии и обвинений в «слабости к коммунистам». Он рассчитывал, что если победит во Вьетнаме, то либералы не откажут ему в молчаливой поддержке, зато правые будут на его стороне. Почему он боялся, хорошо рассказано в блестящей многотомной биографии Джонсона, выходящей из под пера Роберта Карро (четвертый том вышел недавно). Вьетнам дискредитировал все ещё не родившиеся достижения и похоронил «Великое общество». Так, что Америка никогда по настоящему не «пробовала» либерализма.
Огромная вина за дискредитацию либерализма лежит и на самой Демократической партии. Замечательное законодательство о гражданских правах 1960-х годов, известное, как «Великое общество» Линдона Джонсона, вызвало к жизни порочные практики положительной дискриминации. Цену за рабство и дискриминацию чёрных бедняков, за внедрение закона о гражданских правах, равном трудоустройстве и т.д. заплатили не сверхбогатые элиты, а средний класс и белая беднота. Любое недовольство клеймилось, как расизм. Порочное внедрение социальных и антирасистских программ оттолкнуло от либерализма массы белой бедноты и рабочего класса. Во многих случаях ради политик идентификации либералы разрушали коалицию с профсоюзами.
Еврейские профсоюзы учителей большого Нью-Йорка пошли на открытый конфликт с либеральными властями города и афро-американскими активистами по вопросу назначения чёрных учителей в школы в обход более опытных и заслуженных белых. Белая ирландская беднота в Южном Бостоне с энтузиазмом голосовала за клан Кеннеди в 1960-х, но отказала в доверии младшему брату – Теду Кеннеди, одному из наиболее видных проводников положительной дискриминации. Впрочем, по словам другого члена клана Саржента Шривера (мужа сестры президента и сенаторов Юнис Кеннеди Шривер), возглавлявшего в 60-х годах при президенте Линдоне Джонсоне программы борьбы с бедностью в больших городах, обещания были, а денег на их реализацию всегда не хватало.
Железная пята олигархии
Важный фактор, приведший к демонизации «либерализма» – всё большая роль, которую играет олигархия и большие деньги в американской политике. Деньги ещё не все в политике, но 80% политических кампаний выигрывается теми, у кого больше денег. Вопрос о том, сколько денег собрал тот или иной политик, занимают куда больше места, чем политические программы (их зачастую и не публикуют). Америка всё больше превращается в рыночную демократию: вместо принципа один человек – один голос, по сути, работает принцип, один доллар – один голос.
Сверхбогатый класс живёт в своём пузыре, и в своей повседневной жизни не встречается с другими американцами, разве что со слугами, охраной и готовыми прыгнуть по первому их слову подчиненными. Нельзя сказать, что олигархия организовала какой-то заговор, и сознательно враждебна всем остальным социальным слоям. Корпорации созданы, чтобы потратить поменьше и заработать побольше. Они искренне уверены, что всё, что хорошо для них, хорошо для Америки. Раз за разом они производят пузыри, их эгоизм становится опасным для общества.
Либералы сами способствовали невиданному во времена Рузвельта (да и ни в одной старой западной демократии тоже) проникновению корпоративных денег в большую политику. С ослаблением профсоюзов в частном секторе (лишь 1 из 12 американцев в частном секторе состоит в профсоюз, 1 из 4-х состоял в 1960-е) корпорации стали основными спонсорами американской политики. Либералы тоже устремились туда, где есть деньги. Ведь профессия политика – войти во власть.
Даже самые либерально мыслящие люди с большими деньгами не любят платить налогов, чтобы помочь другим людям. Богатые культурные либералы обеими руками за однополые браки, право женщин на аборты, свободную эмиграцию, они не чувствуют необходимости носить оружие. Это высокообразованные городские либеральные элиты с высокой экологической сознательностью. Разумеется, это важно, когда борьба за всё это идет в русле борьбы за общественную справедливость. Когда же идентификационные политики отделяют от дела социальной справедливости, то они становятся средством в развязанной ими классовой войне, развязанной сверхбогатым корпоративным классом против всех остальных за максимализацию барышей и перераспределения национального богатства в свои карманы и на офшорные счета.
Многие спонсоры демократов – это люди либеральных убеждений, сделавшие состояние во время интернет-бума 90-х и биржевых пузырей 2000-х. В 2008-м Барак Обама победил в девяти из десяти самых богатых округов Америки. Да и либералы-политики, как правило, богаче республиканцев. 70% совокупного богатства членов Конгресса США находится в руках демократов. (Правда, важно не то, сколько политик имеет, а какие лоббисты и корпорации финансируют его политическую деятельность)
Когда дело доходит до шкурных интересов, то богатые либералы всячески противятся повышению налогов. А кто платит, тот и заказывает музыку. Когда Обама попытался (довольно вяло) отозвать несправедливые и вредные для американской экономики налоговые льготы времен Джорджа Буша-младшего, от которых получают преимущество в основном сверхбогатый 1%, то его собственные спонсоры тихо дали понять, что они против этого. В то же время они с энтузиазмом откликнулись на «зелёные» инициативы администрации Обамы, дававшие большие налоговые возвраты на улучшение энергетической эффективности домов, оснащение солнечными батареями и т.д. Ведь всем этим за счёт всех налогоплательщиков, опять же воспользовались только богатые, имевшие средства на благоустройство. Они любят и инициативы Обамы по внедрению экологических стандартов для автомашин, поскольку могут позволить себе дорогие гибриды и электромобили.
«Грабь вигов»
Четыре года президентства Барака Обамы показали, что даже самые робкие попытки экономического либерализма извращаются в пользу специальных интересов. Общественное здравоохранение, общепринятое во всех цивилизованных странах и популярное среди большинства американцев (64% неизменно высказываются за всеобщее общественное здравоохранение) даже не обсуждалось. Хилая «публичная опция», предполагавшаяся в реформе здравоохранения Обамы, была снята с повестки дня. Чтобы избежать сложностей с оппозицией, Обама попросту позаимствовал у правых их собственные идеи и проекты. Основные идеи реформы здравоохранения, прежде всего – обязанность всех граждан покупать на частном рынке страховку, были позаимствованы из программы крайне правого идеологического института Heritage Foundation.
Администрация Обамы грабила правые идеи и проекты сознательно и вовсе не из-за провозглашенной Обамой «пост-партийной политики». Ещё в 2007 году я попал на встречу с Рамом Эммануэлем, близким соратником Обамы, позже возглавившим его администрацию. Среди своих Эммануэль не стеснялся делиться сокровенным, мол, стратегия будет как у тори – британских консерваторов XIX века: «грабь вигов», т.е. они брали на вооружение все идеи либералов-вигов с тем, чтобы уничтожить тех политически. Понятно, что республиканцам, мягко говоря, «не понравилась» такая политика «послепартийного президента». Быстро выяснилось, что Обама – не боец, а скорей актёр, берущий, что дают и не способный бороться за лучшее решение, и робкий экономический либерализм президента испарился. Сегодня Рам Ээммануэль занял пост мэра Чикаго, и там ведёт непримиримую борьбу с профсоюзами учителей и городских служащих.
Правительство Обамы пыталось выдать Закон Френка-Додда за стержневую финансовую реформу, призванную искоренить дефекты, приведшие к финансовой катастрофе-2008 – переломному моменту американской и мировой истории. Закон оказался громоздким и беззубым. Как обычно, банкиры получили, что хотели, а у потребителя осталось лишь право платить за всё, что с них ни спросят. Правда, было создано агентство по защите потребителя финансовых услуг. Проблема американской государственной бюрократии в том, что она давно уже не стоит на защите интересов граждан, а обслуживает специальные интересы Большого бизнеса.
Когда готовился этот материал, вышла книга Нила Борофски, бывшего специального прокурора, назначенного для надзора за распределением 700 миллиардов долларов, предназначенных на выкуп прогоревших ипотечных ссуд. Деньги, вопреки предписанию Конгресса, ушли к банкам, а виновные в невиданной финансовой катастрофе, администрация Обамы не только спасла от правосудия, но и позволила снова загребать огромные бонусы. До своего назначения Борофски был старшим прокурором-следователем по борьбе с наркомафией, служил в Колумбии и Боливии. Во время встречи с читателями он рассказал, что в Вашингтоне его предупреждали, мол, можешь потерять всё. Это напомнило методы шантажа колумбийской мафии. «Однако затем я понял, что меня по-дружески предупреждают, как надо себя вести в коридорах власти в Вашингтоне, – рассказал Борофски в интервью. – В конце концов, в Колумбии можно расстаться с жизнью, а здесь лишь закроются двери для карьеры в госаппарате и частном секторе».
Альтерман тоже говорит, что нет ничего либерального в ключевых законах администрации Обамы: «В лучшем случае, это технократические, нейтральные меры… Независимо от того, как либералы будут пытаться найти компромисс, их всё равно будут обзывать, отрицать, а потому следует активней бороться за своё». Есть и другие мнения по поводу «третьего пути», по которому пошли либералы. Поскольку нет никакого второго пути, пишет Джон Уолш в рецензии на книгу Альтермана, – то и третий путь становится повторением первого»
Действительно, Билл Клинтон в Америке и Тони Блер в Великобритании, объявлявшие, что идут прагматическим третьим путём, по сути, были куда большими неолибералами, рейганистами и тэтчеристами, чем сами Рейган и Тэтчер.
Нынешние либералы тоже пренебрегают принципами в угоду практической политике, но только получается у них куда хуже, чем у Рузвельта. Клинтону ещё удавалось пожинать обильные плоды начала глобализации, когда вместо реального роста уровня жизни, народ заманивали в кредитную кабалу. Сейчас настало время платить по счетам и старые трюки больше не работают.
Когда выяснилось, что у либералов всё на продажу, то вверх пошли как раз акции крайне правых, якобы, идеологических и принципиальных, да ещё поддержанных огромной правой пропагандистской машиной и коммерческими СМИ. Только сейчас левая и либеральная блогосфера начинает что-то противопоставлять огромному правому пропагандистскому аппарату, тысячам право-экстремистских ток-шоу, Фокс-ньюс и т.д.
(Окончание следует)
