Дмитрий ЖВАНИЯ
Левые и выборы – эта тема всегда вызывала самые горячие споры в среде социалистов. Участвовать или нет? Поддерживать кого-нибудь на них или обличать их как «фарс буржуазной демократии»? Каждая из позиций имеет, как сильные аргументы, так и демагогические.
«Чистым» быть легче
Анархистам, как всегда, проще всего. За них позицию выработал Михаил Бакунин ещё 140 лет назад, который не уставал доказывать, что буржуазная демократия — «ложь, за которой кроется деспотизм управляющего меньшинства». Он видел, что «конституционные или народно-представительные формы не мешают государственному, военному, политическому и финансовому деспотизму». Они даже «могут значительно увеличить его крепость и силу», придавая ему «ложный вид народного управления». «Деспотизм не бывает так страшен и так силен, как тогда, когда он опирается на мнимое народное представительство мнимой народной воли», а «народу отнюдь не будет легче, если палка, которой его будут бить, будет называться полкой народной», — писал Бакунин в полемической книге «Государственность и Анархия» (1872).
Революционные синдикалисты тоже обличали механизмы буржуазной демократии. «Раз внимание сосредоточено на выборах, приходится подчиниться известным общим условиям, которые неустранимым образом выдвигаются для всех партий во всех странах и во все времена: когда господствует убеждение, что будущность мира зависит от избирательных программ, от соглашений, заключённых между влиятельными лицами, и от торговли собой, то тут уже нельзя считаться с моральными препятствиями, не позволяющими человеку идти туда, куда влечёт его несомненный его интерес, — размышлял Жорж Сорель. — Опыт показывает, что во всех странах, где демократия свободно может развиваться, сообразно своей природе, господствует подкуп в самом бессовестном виде, причём никто не считает нужным скрывать своих мошеннических проделок». По мнению Сореля, «демократия, основанная на выборном начале, имеет большое сходство с биржевыми кругами: в том и другом случае приходится рассчитывать на наивность масс, покупать содействие большой прессы и создавать удачу путём бесконечных хитростей» (Размышления о насилии. 1907).
Соглашения «влиятельных лиц»
И жизнь, надо отметить, не однажды доказывала правоту анархистов и синдикалистов. Наиболее вопиющий пример зависимости от «соглашений, заключённых между влиятельными лицами», показали французские коммунисты в мае-июне 1936 года, когда в стране бушевала всеобщая забастовка и рабочие оккупировали предприятия. Напомню, что в июне 1936 года во Франции произошло 12142 забастовки, в том числе 8941 с занятием предприятий, а общее количество бастующих приблизилось к двум миллионам человек. Франция до этого не знала такого размаха забастовочной борьбы. (Ю.В. Егоров. Народный фронт во Франции. Ленинград. 1972. С. 124). Однако коммунисты, связанные с социалистами и радикалами предвыборным соглашением о «народном объединении», сделали всё, чтобы доказать, что они – партия порядка. 15 июня главный их печатный орган, газета «L’Humanite» даже вышла под огромным заголовком «Коммунистическая партия – это порядок!». Один из лидеров компартии и видный деятель Всеобщей конфедерации труда (ВКТ) Бенуа Фрашон пытался убедить рабочих, что «забастовка не является единственным средством». Он «откровенно заявлял» смелым пролетариям, которые за короткое время сами освоили новый вид забастовки – занятие предприятий, что «дальнейшее расширение забастовочной борьбы, продолжение занятия предприятий нанесло бы ущерб их интересам».
Ещё за две недели до выхода этого номера «сын народа», лидер ФКП Морис Торез, выступая на собрании коммунистов Парижского района, заявил: «Речь ни в коем случае не идёт о том, чтобы рабочие взяли в свои руки заводы или установили прямой контроль над производством». А Поль Вайян-Кутюрье 11 июля 1936 года в «L’Humanite» похвалялся тем, что «наша дисциплина и наша любовь к порядку дают народу то, в чём он больше всего нуждается, чтобы восстановить своё равновесие, а именно – чувство меры. Наша партия благодаря своему уважению к моральном и культурным ценностям, благодаря и культурным ценностям, благодаря своему здравому смыслу, благодаря прославлению труда и своей склонности к чёткости и ясности – является необходимым этапом в развитии вечной Франции». Однако французские рабочие в мае-июне 1936 года не нуждались в «прославлении труда», они стремились полностью изменить общество и порядки на производстве. Прогоняя с заводов хозяев, они покушались на «священный принцип частной собственности». Но из-за коммунистов, которым рабочие верили, небывалая рабочая борьба закончилась банальной торговлей за коллективные договоры и повышение заработной платы. Великая стачка, о которой только могли мечтать Жорж Сорель и Энрико Леоне, утонула в вопросе о «паштете из гусиной печёнки». ФКП боялась, что расширение всеобщей забастовки с неминуемой постановкой вопроса о власти испугает средние слои, а точнее – партию радикалов, которая незадолго до этого вошла в «Народное объединение» (официальное название Народного фронта). Жан Берлиоз справедливо отмечал в «La correspondance internationale», что во время всеобщей забастовки ФКП вела себя как «правительственная партия».
История пока не знает примеров осуществления социал-демократической мечты, когда победа социалистов на выборах послужила бы отправной точкой процесса преодоления капитализма. А вот обратных примеров, когда социалисты, побеждая на выборах, превращались в партию порядка, история знает немало. Так, социалист Роже Салангро, который в правительстве «Народного фронта», возглавляемом Леоном Блюмом, занимал пост министра внутренних дел, в середине июня отдал приказ ввести в Париж и его пригороды, охваченные забастовкой, дополнительные отряды полиции и жандармерии и предупредил, что «парижская полиция без колебаний выполнит свою миссию». А сам Леон Блюм заявил тогда же, что он полон решимости не допустить беспорядков на улицах, ибо его кабинет — не «правительство анархии», а «правительство порядка».
Левые реформы
Конечно, нельзя утверждать, что левые кабинеты ничего не делали для трудящихся. То же правительство Леона Блюма в первые же месяцы своего существования приняло (июнь 1936 года) и ввело в действие законы об оплачиваемых отпусках, 40-часовой рабочей неделе, коллективных договорах. Если в октябре 1936 года, когда началась реализация закона о 40-часов рабочей неделе, трудящиеся Франции в среднем работали по 46,3 часа в неделю, то уже в июне – 1937 года – 39, 7 часов. Если до прихода к власти правительства Народного фронта переговоры о коллективном договоре могли начаться лишь при желании обеих сторон, то новый закон разрешал рабочим принуждать работодателя к разработке колдоговора. Закон о коллективном договоре от 24 июня 1936 года – большая победа рабочего класса, он существует и поныне, и именно на него сейчас нападают неолибералы. Большое значение имел и закон об оплачиваемых отпусках, который гарантировал рабочим двухнедельный оплачиваемый отпуск за счёт предприятия с мая по сентябрь. Этот закон был настолько популярным, что после развала Народного фронта, когда была фактически отменена 40-часовая рабочая неделя, и перестал действовать закон о коллективных договорах, власти побоялись лишить рабочих права на летний отдых. Оплачиваемые летние отпуска были сохранены даже в годы оккупации и режима Виши. Чтобы сделать более доступными для трудящихся курорты и другие достопримечательные места Франции, министр по вопросам отдыха и спорта, социалист Лео Лагранж, которого правая печать называла не иначе, как «организатором лени рабочих», добился для отпускников снижения стоимости проезда в оба конца на 40% (а для специальных поездов – даже на 60%). Только за август 1936 года этими билетами воспользовались более 600 тысяч простых французов. А всего за это время миллионы трудящихся реализовали своё право на летний отдых. Завсегдатаи Лазурного берега, Довиля, Биарицца были шокированы и возмущены, когда в эти прекрасные «аристократические» места в августе 1936 года хлынул поток рабочих и служащих с заводов и фабрик, которые раньше и не мечтали об отдыхе на море. Тема этого буржуазного возмущения тогда часто обыгрывалась в сатире. Так, 12 августа популярное левое издание “Canard enchaîné” («Наплыв уток») вышло с карикатурой, на которой была изображена важная дама в ванной, установленной на пляже, а в море купались люди. Надпись гласила: «Надеюсь, вы не думаете, что я буду купаться в одной воде с этими большевиками!»
Немало сделало для рабочих правительство Фронта «Народное единство» Сальвадора Альенде в Чили (1970-1973). Оно раздало крестьянам 500 тысяч гектаров земли, понизило процент кредита в аграрной сфере (с 18 до 12%), создало 260 тысяч новых рабочих мест, добилось роста реальной заработной платы на 18,8 %. Правда, в стране наблюдалась огромная инфляция, но её рост всё равно отставал от роста уровня жизни чилийских трудящихся. Однако мы помним, чем закончился эксперименты «Народного фронта» во Франции и правительства «Народного единства» в Чили. Не разрушая старый государственный аппарат, в полной мере осуществить социальные реформы невозможно. Мы помним, что заговор против правительства Сальвадора Альенде возглавил Аугусто Пиночет, командующий сухопутными войсками, которого 23 августа 1973 года Альенде назначил министром внутренних дел вместо генерала Карлоса Пратса. При этом реформы правительства «Народного единства» при всей прогрессивности нельзя назвать социалистическими. Это были обычные демократические реформы в рамках буржуазной системы. Например, в Мексике подобные реформы осуществил президент Лео Карденас (1934-1940). Напомним, что Карденас национализировал большие поместья и роздал крестьянам 16,2 млн. га земли. В результате проведенной аграрной реформы было организовано множество крестьянских кооперативных хозяйств, т. н. эхидо, а для предоставления новым землевладельцам ссуд для закупки сельскохозяйственного инвентаря и семян правительство Карденаса создало Национальный банк эхидального кредита.
Но обычно «левые кабинеты» больше обеспокоены тем, чтобы не напугать бизнес, а не тем, чтобы реализовать чаяния трудящихся и бедняков. Так, за всё время правления Партии трудящихся Бразилии так и не была осуществлена радикальная аграрная реформа, которой ждали безземельные крестьяне, что в июне 2006 года привело к массовым беспорядкам, крестьяне просто-напросто подняли бунт. А о современной западной социал-демократии как о социалистической силе просто смешно, когда её видным представителем является Доминик Стросс-Кан, до недавнего времени председатель Международного валютного фонда.
«Тактика участия»
«Тактика участия в Думе затемняет революционное сознание народа. Дело в том, что все реакционные и либеральные партии принимают участие в выборах. Какая разница между ними и революционерами, — на этот вопрос тактика участия прямого ответа массе не даёт. Масса легко может спутать нереволюционных кадетов с революционными социал-демократами. Тактика же бойкота кладёт резкую грань между революционерами и нереволюционерами, которые с помощью Думы хотят спасти основы старого режима. А проведение этой грани имеет большое значение для революционного просвещения народа», — Владимир Ленин утверждал это, когда в России полыхала социальная революция 1905-107 годов. Затем, когда движение масс пошло на спад, он призвал отказаться от тактики бойкота.
Большинство революционных левых (начиная с Ленина) признали и признают, что во время затишья классовой борьбы участие в выборах позволяет им донести свои идеи до широких масс населения, проверить свои силы, способность к мобилизации и посчитать число потенциальных сторонников. Можно сколько угодно смеяться над тем, что французская троцкистка из партии «Lutte ouvrière» («Рабочая борьба») Арлетт Лагийе начиная с 1974 года последовательно участвовала по всех президентских выборах, то есть шесть раз на протяжении 33-х лет. Можно называть её вечным кандидатом. Действительно, как правило, она собирала около 2 процентов, давая повод позубоскалить реакционерам и мещанам. Однако на выборах 1995 года, когда после развала СССР только и было разговоров, что о крахе социализма, она взяла 5,3 %. То есть больше полутора миллионов французов в обстановке торжества реакции отдали свои голоса женщине, которая шла на выборы с революционной программой. В 2002-м, когда реакционные настроения господствовали в мещанском сознании, что выразилось в выходе лидера «Национального фронта» Жан-Мари Ле Пена во второй тур (16,18 % в первом туре), она даже немного улучшила свои показатели: за Арлетт проголосовали 5, 72 %. Очень убедительно на выборах 2002 года выступил и молодой Оливье Безансно, представитель троцкистской Революционной коммунистической лиги (4,25 %). А в целом крайне левые на выборах 2002 года собрали около 16%. Разве эти показатели не воодушевляют сторонников революционного преобразования общества? Тот факт, что революционные идеи поддержали, пусть пассивно – с помощью избирательного бюллетеня, пусть исходя из соображений протестного голосования около 5 миллионов французов, отличный козырь в социалистической пропаганде.
Наши реалии
Мы живём в России, где, к сожалению, вообще нет независимой левой политики. А выборы близятся. Легче всего сделать вид, что их нет, не замечать их, заявить, что мы не участвуем в этом пошлом спектакле. Однако вряд ли такой подход можно назвать продуктивным. Как ни крути, предвыборная кампания в слабой форме воспроизводит первое условие революционной ситуации, которое Ленин характеризовал следующим образом: «тот или иной кризис «верхов», кризис политики господствующего класса, создающий трещину». В ходе предвыборной кампании фракции господствующего класса выливают друг на друга ведра помоев, создавая между собой трещины. Часто в этой брани проскальзывает верная информация, которой мы можем пользоваться, обличая господствующий класс в целом.
Понятно, что до выборов допустят только полностью системные партии. Партия РОТ-Фронт, единственная сила, где есть приверженцы революционного социализма, пять раз подавала документы на регистрацию и пять раз получила отказ. Она собирается подавать документы шестой раз. Скорее всего, ответ Минюста будет тем же. У нас нет своей русской Арлетт Лагийе, и вряд ли скоро появится свой Оливье Безансно. И что делать? Тратить свои силы на призыв бойкотировать выборы? Это было бы неплохим решением, если бы в России существовал порог явки. Провал выборов мог бы стать отличным показателем недоверия масс к системе в целом. Но порог явки отменили, и от того, что протестный электорат не дойдёт до урн, выиграет та сила, которая пользуется административным ресурсом, то есть «Единая Россия». Ситуации для революционеров непростая, если они, конечно, хотят участвовать в политическом процессе.
Единственным выходом в создавшейся ситуации могло бы быть следующее решение. Революционные левые совместно вырабатывают программный документ, с которым бы они пошли на выборы, если бы их допустили до участия в них. И агитацию на основе этого документа следует сочетать с призывом голосовать против «Единой России». Пусть наши потенциальные избиратели соотнесут наши программные требования с программами системной оппозиции, и отдадут голос той силе, чья программа ближе всего к нашей. В такой позиции не будет ни грамма оппортунизма. В конце концов, такие последовательные борцы за дело рабочего класса, как Арлетт Лагийе, после первого тура президентских выборов 2007 года заявила, что во втором туре будет поддерживать кандидата от Социалистической партии Сеголен Руаль. А мы вообще не будем призывать голосовать за кого-то как за «меньшее зло», а, выступая под своим знаменем и со своей программой, будем просто призывать принять участие в выборах. И всё.
