Белые в Америке – новый угнетённый класс

Михаэль ДОРФМАН

В 1920-е годы в Коминтерне всерьёз планировали национально-освободительную революцию в Америке или, по крайней мере, в её южных штатах. Её движущей силой должны были стать угнетённые чернокожие. Книга либертарианского социалога Чарльза Мюррея «Разваливаемся по швам: Состояние белой Америки 1960-2010» рассказывает об образовании в США новой угнетённой социальной группы – белых рабочих. «Разваливаемся по швам», – это буквальный перевод. По-английски это выражение более красочное, оно передаёт, как давление пара изнутри взрывает паровой котёл.

Правительство Дуайта Эйзенхауэра в шутку называли «девять миллионеров и сантехник». В нём действительно было девять миллионеров и один министр из рабочих – Мартин Даркин, руководитель профсоюза сантехников и сварщиков из Иллинойса. Как тогда было принято, всё правительство — белые мужчины англо-саксонского происхождения. Кабинет Барака Обамы включает в себя выходцев из афроамериканцев, латиноамериканцев, евреев, женщин, даже одного американского китайца. Такое разнообразие в правительстве – результат борьбы новых левых 1960-х годов. Новые левые пытались отменить Марксову классовую борьбу, подменив её борьбой против расизма, сексизма, шовинизма, гомофобии, религиозного засилья, за охрану среды обитания, за право распоряжаться своим телом (делать аборты) и т.д. Всё это очень важно. Однако всё это размывало смысл существования левого движения, заключающийся в борьбе за социальную справедливость. Родители восьми из девяти миллионеров в правительстве Эйзенхауэра были выходцами из семей бедных фермеров о мелких торговцев. В правительстве Обамы уже нет, и не может быть такого социального состава, тем более министра, начинавшего карьеру рабочим. Дело не в злой воле Обамы, а в том, что американское общество утратило свою социальную мобильность.

Америка – меритократическое общество, где образование якобы решает всё. По крайней мере, так считалось до последнего времени. На этом основании в американском взгляде на вещи отметаются классовая борьба, и вообще понятия социальных классов. Известно мнение, что американцы делятся на два класса – богатых и тех, кто хочет стать богатым. Может быть, это было верно во времена Эйзенхауэра, когда американское общество находилось на пике феноменальной социальной мобильности (для белых). В ходу было выражение «я белый и свободный», означавшее, что белый человек, достигший 21 года (совершеннолетия), мог делать всё, что душе угодно, и лишь небо ему граница.

Сейчас образование уже всё не решает. Размывание среднего класса, расширяющаяся имущественная пропасть и огромная безработица поразила как раз  самое образованное поколение в истории США. Да и цена хорошего образования растёт куда быстрей, чем доходы. Образование всё менее доступно для выходцев из социальных низов и доступ к хорошему образованию становится классовым достоянием. Наверху оказываются те, кто имеет образование и способен дать его своим детям. Внизу те, кто не имеет доступа к образованию. Во второй категории оказалось большинство американских белых. На основе собранных данных, Мюррей утверждает, что этот новый угнетённый класс куда менее предприимчив, не слишком склонен созданию крепкой семьи, не религиозный, и куда более изолированный культурно, социально и политически.

Сосредоточившись исключительно на белых, Мюррей утверждает, что он пытается исправить ситуацию в американской социологии, где считается, что линии общественного неравенства совпадают с расовым неравенством. Сегодня классовый раздел уже преодолел расовые границы. «Разговоры о том, что у чёрных или латиноамериканцев есть большие социальные проблемы – говорит Мюррей, – не отменяет угрожающей ситуации с белым большинством Америки, а лишь подчёркивает его угнетённое и безнадёжное положение». По подсчётам Мюррея, 20 процентов белого населения входят в высший класс. Угнетённый белый рабочий класс – это 30 процентов белых американцев. За последние 50 лет эти две группы отделились друг от друга культурно и даже географически. Образованный класс – меритократия – всё больше становится многорасовой, даже транснациональной. Эта элита усваивает новые культурные привычки, вкусы и предпочтения и всё дальше удаляется от белого рабочего класса Америки.

«Разделение проходит во всём, – говорит Мюррей. – Обе группы употребляют даже разные алкогольные напитки, предпочитают покупать разные марки автомобилей, у них разная диета, разный стиль жизни, они по-разному воспитывают своих детей… К этому следует добавить и географическое разделение». Действительно, любой политический стратег или маркетолог в Америке хорошо умеет различать бедные и богатые районы по почтовым индексам. Есть бедные и богатые почтовые индексы, и они представляют собой разные миры. Мюррей не стесняется слова «балканизация», и считает её пагубным явлением.

«Люди, которые заправляют в Америке, имеют огромное влияние на культуру, политику и экономику страны, – говорил Мюррей на презентации его книги в Нью-Йорке. – И всё чаще они не имеют понятия о том, как живёт большинство американцев. Они никогда не испытывали этой жизни. Они не смотрят те же фильмы, они не смотрят те же телевизионные шоу – часто они не смотрят телевизор вообще. Понятно, почему некоторые политические решения у нас воспринимаются народом, как шокирующие…»

Выводы Мюррея входят в противоречие с тем, как принято представлять Америку и американскую элиту. Считается, что американская элита – либеральная и светская, особенно белая. Мюррей находит там незначительный уклон влево (по американским понятиям), но не более того. Цифры говорят, что богатые американские белые куда чаще ходят в церковь или синагогу, зачастую куда сильней чувствуют приверженность к своей религии, чем белый рабочий класс. Богатые куда чаще женятся, куда сильней стремятся сохранить семью, рожать детей и воспитывать их в полной семье с двумя родителями. Именно богатые и являются хранителями «американских ценностей». «Американская мечта» – полный дом, образование для детей, хорошая должность – это про них. То, что девять из десяти самых богатых почтовых индексов в США голосовали за Обаму в 2008-м – вовсе не признак их левизны. Да и Обама, изображавший из себя представителя анти-истеблишмента, верно служит этим элитам всё своё президентство.

Мюррей проводит сравнения между высшими и низшими классами XIX века и находит, что тогда было куда больше контактов, куда больше социальной подвижности. Он анализирует масонские ложи, игравшие огромную роль в американской истории вплоть до начала ХХ века: «Туда принимали людей из всех социальных классов, и люди гордились этим». Сегодня членство в кантри-клубе, в синагоге или в церкви зависит исключительно от величины ежегодной дотации. У кого нет денег, тому нечего там делать. Кто теряет положение в обществе, первым делом отменяет членские взносы в церковь. Да и жить в богатом районе невозможно для людей со скромным достатком. Школьные налоги, установленные местным самоуправлением, быстро выгонят оттуда всех, кто не дотягивает до планки, даже если они владеют там недвижимостью, доставшейся от родителей.

Мюррей подробно показывает отсутствие коммуникации между различными классами. Он напоминает, что Алексис де Токвилль находил забавным, что в Америке «состоятельные классы очень заботятся о том, чтобы ежедневно общаться с низшими классами и держать тесный контакт с ними». То, что было важным в начале 1800-х, уже не важно в начале 2000-х. Даже в 1923 году, во времена больших социальных и религиозных трений, не существовало ещё такой классовой пропасти по той простой причине, что наиболее успешные люди происходили из рабочего или среднего класса и помнили о своих корнях.

Критики полагают, что Мюррей зашёл слишком далеко. Что невозможно игнорировать чёрных и другие небелые группы. Некоторые критикуют его за произвольно выбранные временные рамки. Мол, если сравнивать не 1960-70-ми годами, а скажем, в 1920-30-ми, то можно получить иную динамику белой Америки. Однако с хорошо аргументированным анализом Мюррея о постепенном сползании большинства белой Америки в бедность трудно спорить.

Вот с рекомендациями – иначе. Чарльз Мюррей по американским меркам считается правым, и рецепты у него соответствующие. Он призывает правящие элиты отбросить политкорректность («не судите, да не судимы будете») и начать активно проповедовать свой образ жизни, свои ценности. «Они пашут, как сумасшедшие, они сохраняют семью… Они живут лучше, ходят в церковь… Они должны сказать вслух, что это не выбор, который мы для себя делаем. Это образ жизни, который нас делает богатыми».

В современной ситуации, когда богатые становятся богаче, а бедные бедней, работа на полную катушку уже не даёт возможности осуществить американскую мечту. Многие белые и так работают на трёх-четырёх работах и всё же не сводят концы с концами. Для них рекомендации Мюррея звучат пустым морализаторством. Правые критики существующего положения напуганы катастрофическими последствиями развития свободно-рыночного корпоративного капитализма. Но реальной альтернативы борьбе за социальную справедливость ни Мюррей, ни либертарианские фундаменталисты, ни радикальный консерватизм вообще предложить не способны.