Дмитрий ЖВАНИЯ, кандидат исторических наук
Михаил Александрович Бакунин
То, что нынешняя «элита» являет собой сборище проходимцев, прощелыг, тупых ханжей и аморальных типов, в приличном обществе объяснять не надо. С этим соглашаются даже некоторые представители самой «элиты», так как им поручили играть в оппозицию. Но споры начинаются при обсуждении вопроса: кем заменить нынешний правящий класс. Большая часть интеллигенции мечтает о власти учёного люда. Михаил Александрович Бакунин почти 150 лет назад объяснил всю опасность реализации этой химеры…
Деспотизм академии
«Апостол анархии» доказывал, что власть учёных – самый худший вид деспотизма. Опасность кроется в экзистенциальных и профессиональных качествах людей науки, ибо «учёный уже по своему существу склонен ко всякому умственному и нравственному разврату, и главный порок его — это превозвышение своего знания, своего собственного ума и презрение ко всем незнающим». Эти качества, помноженные на обладание государственной властью, приведут к тому, что «он (учёный — Д. Ж.) сделается самым несносным тираном, потому что учёная гордость отвратительна, оскорбительна и притеснительней всякой другой». «Быть рабами педантов — что за судьба для человечества!» — восклицает Бакунин.
Придя к власти, учёные будут управлять обществом в соответствии со своими профессиональными навыками и запросами. И это обернётся для человечества катастрофой: «Дайте им (учёным — Д. Ж.) полную волю, они станут делать над человеческим обществом те же опыты, какие, ради пользы науки, делают теперь над кроликами, кошками и собаками» (1). Далее Бакунин рисует жуткую картину общества будущего, «которое стало бы повиноваться законодательству, исходящему из научной академии» (2): «Такое общество было бы обществом не людей, а скотов. …Такое общество не преминуло бы спуститься на самую низкую ступень идиотизма» (3). «Жизнь иссякла бы, а человеческое общество обратилось бы в бессловесное и рабское стадо. Управление жизни наукой не могло бы иметь другого результата, кроме оглупения (так в тексте Бакунина – Д. Ж.) всего человечества» (4).
На каких соображениях основывает Бакунин данные выводы?
Власть и привилегии убивают «ум и сердце» учёных. Самый крупный научный гений «с того момента, как он становится академиком, официальным патентованным учёным, неизбежно регрессирует и засыпает». Настоящий учёный обладает революционной смелостью, не укладывающейся в общие рамки «дикой энергией». Он призван «к разрушению отживших миров и закладке основ новых миров». «Патентованный» же, вошедший во власть, учёный «выигрывает в хороших манерах», но теряет «в мощности мысли» и «вырождается».
Надо отметить, что недоверие Бакунина к учёным вовсе не означало презрения к науке вообще. Он был поборником «всенародного образования». Бакунин считал также, что учёные и в анархическом обществе будут составлять определённую социальную группу, ибо наука «останется одною из многочисленных общественных специальностей», и «энциклопедических голов… будет очень немного». Но эта специальность перестанет быть доступной только для привилегированных классов и сделается достоянием «всех лиц, имеющих призвание и охоту заниматься ею» (5).
Ярые возражения Бакунина против возможной власти учёных были исторически обусловлены. В науке того времени господствовал позитивизм. Позитивисты выступали против любых научных обобщений и признавали содержанием научного исследования только опытные данные. Воспитанный же на диалектике Гегеля Бакунин ратовал за умение «обобщать факты и выводить из них более или менее правильные заключения» (6). Протестуя против возможного прихода к власти «учёных и неучёных поклонников богини науки», он выступал и против провозглашаемого позитивистами рационального практицизма.
Антиинтеллигентский настрой Бакунина унаследовали революционные синдикалисты. «Интеллигенция, — писал, например, Юбер Лагардель в статье «Интеллигенция и синдикализм», — действительно, образует обособленную касту, которая выделяет себя из общества, чтобы лучше грабить его. Нужды нет, что партии борются между собой: они все походят друг на друга. Интеллигенты, одновременно образуя и их генеральный штаб и их клиентуру, направляют их к завоеванию Государства, чтобы эксплуатировать его в свою пользу» (7).
В наше постмодернистское время, когда «игра со смыслами» оправдывает беспринципность, доверять власть учёным, особенно – гуманитариям, ещё более опасно, чем в XIX веке, когда жил и боролся Бакунин.
Народная палка
Да, анархист Букунин был против власти вообще. С его точки зрения, любая форма государственной власти препятствует свободному развитию личности. В монархическом государстве «чиновный мир» притесняет и грабит народ «для вящей пользы привилегированных, имущих классов, а также и своих собственных карманов» во имя монарха; в демократической же республике он «будет точно также теснить и грабить народ для тех же карманов и классов, только уже во имя народной воли», «народу отнюдь не будет легче, если палка, которою его будут бить, будет называться палкой народною» (8).
По убеждению Бакунина, представительная форма правления освящает деспотизм мнимой народной волей. А «…деспотизм не бывает так страшен и так силен, как тогда, когда он опирается на мнимое представительство мнимой народной воли» (9). Демократия, объясняет Бакунин, основана на деспотизме «скрытом» и «тем более опасном» (10).
Пороки власти распространяются на всех, независимо от социального происхождения. Перерождение вошедшего во власть пролетария неизбежно. Теоретик анархизма предсказывает: «работники, как только сделаются представителями или правителями народа, перестанут быть работниками и станут смотреть на весь чернорабочий мир с высоты государственной; будут представлять уже не народ, а себя и свои притязания на управление народом». Однако Бакунин, в отличие от большинства анархистов, не имел иллюзий насчёт человечества. Он объяснял, что «притязания» же на «управление народом» кроются в человеческой сущности. «Кто может усомниться в этом, тот вовсе не знаком с природой человека», — заключает Бакунин (11).
Интересно, что другой известный русский анархист — известный своим безграничным гуманизмом Пётр Алексеевич Кропоткин, тоже доказывал: человеческая природа слишком слаба, чтобы выдержать испытание властью. Объясняя, чем плоха представительная форма правления, он сослался на слова Жан-Жака Руссо: «Чтоб можно было передать свои права выборному собранию, оно должно состоять из ангелов. Да и у них вырастут рога и когти, как только они примутся за управление людьми — “этим стадом скотов!”» (12). Если ангелы превратятся в бесов, управляя людьми, то чего говорить о людях со всеми их страстями? Как Бакунин, так и Кропоткин, исходя из того, что власть развивает в человеке дурные элементы его природы, приходят к мысли, что необходимо уничтожить государство. Однако здесь-то и проявляется самая слабая сторона концепций идеологов анархизма. Ни тот, ни другой не понимают, что уничтожение государства (мы сейчас не рассматриваем, насколько это реально в принципе) вовсе не означает ликвидации власти. Ведь что такое власть? Это отношение господства и подчинения. Господство одного человека над другим (или над целым сообществом) вовсе не обязательно осуществляется в государстве. Например, власть главаря банды над сообщниками или какого-нибудь атамана чаще является гораздо более тиранической, чем власть самого жёсткого президента над населением, так как она не ограничена никакими формальными рамками. Государство оформляет рамки власти. Государство – это аппарат власти.
Метафизическая свобода
Михаил Бакунин разносит теорию свободного общественного договора, согласно которой свобода и общество — диаметрально противоположные понятия. Человек самобытен и свободен только вне общества. Внешняя необходимость — труд и война — заставляет индивида «при помощи своего рода договора» объединиться с себе подобными. При заключении же общественного договора каждый индивид теряет часть своей свободы. Бакунин же считает, что «изолированный человек не может осознать своей свободы. Я могу назвать себя и чувствовать себя свободным лишь в присутствии и по отношению к другим людям» (13). Свобода должна быть отражена и подтверждена «равно свободным сознанием всех людей». «Моя личная свобода, подтверждённая, таким образом, свободой всех, становится беспредельной».
По либеральной теории общественного договора, общество создаёт государство, чтобы обуздывать индивидов, следить за тем, чтобы свобода одного заканчивалась у кончика другого. Бакунин – коллективист. Он понимает, что свобода проявляется в коллективном порыве. Но что же делать с человеческой природой, в которой, как доказывает сам Бакунин, заложены притязания на власть? Бакунин на это вопрос отвечает слишком общо. Он заявляет, что не имеет «намерения и малейшей охоты» навязывать «нашему или чужому народу» какой бы то ни было идеал общественного устройства, «вычитанного из книжек или выдуманного». Народные массы, «жаждущие освобождения», должны организовать свои стихийные силы «вне государства и против него». По мнению Бакунина, «народные массы носят в своих более или менее развитых инстинктах, в своих насущных потребностях и своих стремлениях, сознательных и бессознательных, все элементы своей будущей нормальной организации» (14).
Бакунин понимает: «чтобы поднять целые народные массы», необходим «общенародный идеал» (15). Но искать идеал надо в самом народе. Народ же может быть только тогда «счастлив, свободен», когда, «организуясь снизу вверх, путём самостоятельных и свободных соединений и помимо всякой официальной опеки, но не помимо различных и равно свободных влияний лиц и партий, он сам создаст свою жизнь» (16). Итак: вместо государства должна быть «вольная организация снизу вверх посредством новых союзов, — разнузданной чернорабочей черни» (17); «вольный союз земледельческих и фабричных рабочих товариществ, общин, областей и народов» (18).
Но какая сила введёт в рамки порывы «разнузданной чернорабочей черни»? Ответ Бакунина прост — самодисциплина. «При всей враждебности к тому, что зовется дисциплиной, — пишет Бакунин, — я признаю тем не менее, что известная дисциплина, не автоматическая, но добровольная и продуманная, прекрасно согласуемая со свободой индивидов, необходима и всегда будет необходима, когда многие индивиды, свободно объединившись, предпримут какую-нибудь работу или какие-либо коллективные действия. При таких условиях такая дисциплина — не что иное, как добровольное и обдуманное согласование всех индивидуальных усилий, направленных к общей цели» (19). В момент действия или в разгар борьбы роли должны быть распределены в соответствии со способностями каждого члена коллектива: «…одни управляют и распоряжаются, другие выполняют распоряжения. Но никакая роль не окаменевает, не закрепляется и не остаётся неотъемлемой принадлежностью кого бы то ни было». В самоуправляющемся коллективе распорядитель — временная роль. Если кто и «возвышается», то лишь для того, чтобы, «немного спустя снова пасть, подобно морской волне, вечно возвращаясь к спасительному уровню равенства». Власть растворяется в самоуправляющемся коллективе и делается «действительным выражением свободы каждого, верным и серьёзным осуществлением воли всех» (20).
Однако мы с удивлением обнаруживаем в программе Бакунина требование всеобщего обязательного ручного труда. Удовлетворить материальные потребности можно только «посредством коллективного труда, для всех обязательного и для всех равного» (21). Праздность вносит деморализацию и дезорганизацию в общество. Бакунин даже сетует: «Пилат сделал ошибку, повесив Иисуса Христа за его религиозные и политические мнения. Он должен был бы посадить его в тюрьму, как бездельника, лентяя и бродягу» (22).
В стремлении Бакунина навязать всем членам общества «обязательный ручной труд» нашёл отражение бакунинский комплекс «кающегося дворянина». Обязательный ручной труд — средство морального искупления праздности предков. За свою жизнь Бакунин несколько раз порывался бросить литераторство и зарабатывать на жизнь трудом пролетария, уважал французского собрата Пьера Жозефа Прудона не только за его идеи, которые по сравнению с бакунинскими были весьма умеренными, но и за то, что тот вышел из ремесленных низов.
Однако Бакунин уходит от ответа, кто и что заставит работать тех, кто будет отлынивать от трудовой повинности, обязательной для всех. Анархист отделывается от этого вопроса абстрактными рассуждениями. Мол, только в свободном обществе может развиться качественно новое сознание свободного человека. Но пока существует государство — хоть трижды демократическое — сознание человека не освободится от духа авторитаризма, алчности, зависти и подхалимства. Свободное бытие определит свободное сознание. Психология человека изменится в корне. Внешнее давление свободы наполнит индивида свободой внутренней. Необходимое тождество будет достигнуто.
Свобода по-бакунински — метафизическая абстракция. А ведь сам Бакунин, споря с Марксом, заявил: «Кто опирается на абстракцию, тот и умрёт в ней» (23). Бакунинская концепция сильна критической частью. Он совершенно верно подметил, чем опасна власть учёных; объяснил, почему выборные во власть рабочие вскоре будут взирать на свой собственный класс «с высоты государственной» — оторвутся от своего класса. Но слабость концепции Бакунина – в механическом противопоставлении государства и воли, власти и свободы. Это странно, учитывая, что Бакунин был изысканным диалектиком. Ещё в 1842-м в «Немецком ежегоднике» под псевдонимом Жюль Элизар была опубликована его статья «О реакции в Германии». Статья эта заканчивается броской диалектической формулой, которая стала затем девизом анархистов: «Страсть к разрушению есть вместе и творческая страсть!» (24).
Однако Бакунин критиковал государство не с диалектической, а с метафизической точки зрения. Иначе бы он призвал не к его разрушению, а к расширению сферы государства, превращению его во всеобщее, тотальное, которое накрепко срастётся с обществом и через различные низовые организации включит каждого гражданина в процесс созидания. Такое государство не будет государством в нынешнем понимании этого слова. Тотальное государство — это настоящее гражданское общество. Бакунин же остановился на антитезе – на отрицании государства, на пороге тотального государства. И реализация этой бакунинской антитезы чревата разгулом фашистской анархии…
Список использованной литературы:
1. Бакунин М.А. Государственность и Анархия // Полн. собр. соч. Под ред. Бакунина А.И. Т. 2. Б. м.: Изд. Балашова И.Г., б. г. С. 164.
2. Бакунин М.А. Кнуто-Германская империя и социальная революция // Избранные сочинения. Т. 2. М.: Голос труда, 1919. С. 166.
3. Там же. С. 167.
4. Бакунин М.А. Речи и воззвания (с приложением статьи А.И. Герцена и биографического очерка М. Драгоманова). Б. м.: Изд. Балашова И. Г., 1906. С. 28.
5. Бакунин М.А. Государственность и Анархия. С. 164-165.
6. Там же. С. 165.
7. Лагардель Юбер. Интеллигенция и синдикализм.
8. Бакунин М.А. Государственность и Анархия. С. 26.
9. Там же. С. 28.
10. Там же. С. 40.
11. Там же. С. 217.
12. Кропоткин П.А. Речи бунтовщика.
13. Бакунин М.А. Кнуто-Германская империя и социальная революция. С. 264.
14. Бакунин М.А. Государственность и Анархия. С. 165.
15. Там же. С. 37.
16. Там же. С. 166.
17. Там же. С. 240.
18. Там же. С. 38.
19. Бакунин М.А. Кнуто-Германская империя и социальная революция. С. 24.
20. Там же.
21. Бакунин М.А. Государственность и Анархия. С. 38.
22. Бакунин М.А. Кнуто-Германская империя и социальная революция. С. 253.
23. Бакунин М.А. Государственность и Анархия. C. 162
24. Бакунин М.А. Речи и воззвания (с приложением статьи А. И. Герцена и биографического очерка М. Драгоманова). Б. м.: Изд. Балашова И.Г., 1906. С. 28.
