Я подзабыл обстоятельства, при которых 15 лет назад я взял для «Комсомольской правды» интервью у украинского театрального режиссёра Андрея Жолдака-Тобилевича IV… Кажется, мы общались в его гостиничном номере. Или на съёмной квартире в центре Петербурга, где он остановился. Но не в этом суть. Понятное дело, я подразумевал, что Жолдак-Тобилевич большой оригинал, если к своей двойной фамилии присовокупил ещё и число. А главное — его постановки. Тогда все бредили постмодерном. Перенос классического произведения в другой временной контекст был модным приёмом. И пан Жолдок тоже это делал.
Дмитрий Жвания, 27 сентября 2015
«Украинское общество очень вялое, а я дуже шустрый и быстро соображаю», — говорит киевский режиссёр Андрей Жолдок-Тобилевич IV.
Режиссёр Андрей Жолдок-Тобилевич IV — анфан террибль украинской театральной сцены. На родине ни один его спектакль не удостоился положительной критики. Земляки его ругают на чем свет стоит! Их раздражают эксперименты Тобилевича. Зато заграницей Андрей всегда желанный гость. В России его уважают тоже. В петербургском театре «Балтийский дом» пан Жолдок недавно поставил спектакль «Тарас Бульба», где все актеры одеты в самурайские одежды и за всё действие звучит только три предложения. А киевский театр имени Ивана Франко показал спектакль Тобилевича «Три сестры» в рамках фестиваля «Балтийский дом». Эта постановка украинского режиссёра также далека от классической версии — пан Жолдок перенес действие в послевоенные годы.
Дмитрий ЖВАНИЯ. Пан Тобилевич, вы полагаете, что самураи чем-то схожи с казаками?
Андрей Жолдок-Тобилевич IV. Сейчас я с большим интересом изучаю период Чингисхана. Оказывается, многие обычаи и традиции воинов-монголов всплыли потом в казачьей Запорожской сечи. Тот же порядок построения войска (десятки, сотни, тысячи, тьмы), та же тактика штурма города и даже тот же ритуал погребения павших! Недаром некоторые учёные говорят, что славяне — родственники тюрков. А уже тут, в Питере, я прочёл в одной книге о Японии, что самураи брили головы так же, как казаки. Только чуб у них по ухо, а у казаков длинней. Всё это и подвигло меня выйти за традиционные этнические рамки «Тараса Бульбы».
А почему вы лишили спектакль текста?
В Петербург я приехал с пьесой. Но город и питерские актёры так сильно поразили меня, что я оставил только три предложения на весь спектакль. А он идет два с половиной часа! В итоге получился спектакль-притча. Монголы верили, что существует субстанция, которая создала видимый и невидимый мир. В моём «Тарасе Бульбе» очень много зашифрованных знаков и символов.
И чем же вас так поразил Петербург?
Я прожил в Питере три месяца и понял: это сумасшедший город. Тут сконцентрирована такая колоссальная энергия! Чтобы получить вдохновение, в белые ночи я гулял по пустым питерским улицам. До этого я работал и жил в Киеве, Париже, Варшаве, Бухаресте, учился в Москве, посещал театральные семинары в Венеции, но нигде не испытывал того же, что Питере. Здесь рождаются и сюда приезжают люди, которые, подобно антеннам, улавливают невидимые миры. В Москве такого нет! Ваш город жаждет настоящего художественного сумасшествия! Поймите правильно: я не подразумеваю какие-то там дилетантские перфомансы, когда люди выходят на площадь и какают в блюдечко… Вот мой «Тарас Бульба» — это художественная провокация!
На Украине или в Польше я бы поставил совершенно другой спектакль. Ибо географическое положение страны или города, климат, люди, местные традиции — всё это оказывает сильное воздействие на замысел режиссёра. В «Тарасе Бульбе» много славянских патриотических мотивов. В произведении есть такие пласты, которые сегодня очень опасно затрагивать. Например, тема еврейства или тема столкновения католицизма с православием. Я бы мог устроить художественный, да и не только художественный скандал. Но я отказался от этого! Я считаю, что искусство должно уходить от политики.
А петербургские актёры сразу поняли ваш замысел, пан Жолдок?
На меня сильнейшее впечатление произвела петербургская актёрская школа. Здешние актеры, во всяком случае, те, с кем я работаю, молниеносно схватывают режиссёрские установки.
Пан Жолдок, как Вы считаете, Гоголь украинский писатель или русский?
Как-то в Варшаве режиссёр Гжиштов Зануси (я у него учился) сказал мне: «Андрей! А ведь Гоголь — предатель». Я, оторопев, спросил: «Почему, пан Гжиштов?». «Да потому что он уехал в Петербург!» Но всё это политика! С художественной точки зрения Гоголь — гений вселенского масштаба. В петербургский период он предвосхитил экзистенциализм Сартра, Ионеско, сюрреализм в литературе. То есть вышел на космический уровень!
А Гергиев, кто он? Осетинский или русский дирижёр? Это звезда мировой величины! Или возьмём Сальвадора Дали. Он родился в Испании, потом жил в Париже, Нью-Йорке. Великие художники — люди планеты Земля. Чем больше талант у человека, тем меньше он связан с какой-либо национальной общностью.
А что вас подвигло поместить чеховских «Трёх сестёр» в послевоенный контекст?
Некоторые ваши, русские, критики возмущаются: «Нельзя трогать нашего Чехова, писавшего о тоске, о небе в алмазах!». Неужели они, критики эти, не понимают, что Чехов, как горы Гималаи, существует вне зависимости от пана Жолдока! Я попробовал посмотреть на «Трёх сестёр» своими глазами — вот и всё. Разве это плохо?! Я отказался от классической чеховской эстетики, но при этом сохранил чеховский дух. Если лет через 50-60, в каком-нибудь 2060-м, поставят «Трёх сестёр» с участием киборгов, Чехов от этого только выиграет. Благодаря этому продлиться его жизнь!
Надеюсь, моих «Трёх сестёр» хорошо встретят в Белграде, куда я уезжаю сразу после окончания фестиваля в Питере. Моя постановка должна задеть за живое югославов. Ведь спектакль начинён военной тематикой. Югославия производит сейчас странное впечатление. Разбомбленная страна. Всё взорвано! Всё! А Белград, как Париж, бурлит до пяти утра.
Вы — Тобилевич IV. Что из себя представляют первые три Тобилевича?
На Украине Тобилевичей очень много. В театральном мире до меня было три знаменитых Тобилевича. Я назвал себя Тобилевичем IV, чтобы меня не путали с ними.
На вас одеты индийские веревочки и бусы. Вы что, кришнаит?
Я — язычник. Я верю в то, что все предметы наделены душой. Конечно, я не совершаю жертвоприношения идолам. Но ведь и не каждый христианин ходит в церковь. Раньше, когда я работал в Польше, мне был близок католицизм. А сейчас я очень хочу поставить спектакль на Востоке.
Говорят, вы просто эпатажник и скандалист…
Я эпатажник только на родине. На Украине говорят: «За Жолдоком-Тобилевичем золотые вербы растут». Это значит, что я всегда могу выкинуть что-нибудь эдакое. Великий японский режиссёр Курасава говорил: «Если хочешь снять фильм о публичном доме, иди в публичный дом». Я из тех режиссёров, что пробуют всё на себе. Когда ставил «Идиота», дневал и ночевал в психиатрической лечебнице. Чтобы почувствовать своеобразные ритмы, я иногда переодеваюсь и иду по злачным местам. Очень люблю гонять на машинах! Я придумываю спектакли на скорости. На трассе разгоняю автомобиль до максимума. И гоняю до изнеможения! Со мной боятся ездить близкие, жена, любимые. Я разбил уже много автомобилей. Сейчас у меня два «Пежо». Раньше зимой я ходил в шортах и босиком. Но не ради эпатажа, а ради здоровья. В скором времени начну голодать, буду целый месяц сидеть исключительно на воде. Я выдержу. Ведь у меня большие запасы! Я уже пробовал голодать в Румынии. Ты знаешь, происходит чудо — свечение в мозгах и открывается третий глаз!
И как вас воспринимает украинская театральная общественность?
На Украине я самый дорогой режиссёр. То есть я получаю очень высокие гонорары, хотя деньги, конечно, не показатель. У меня есть средства, машины, собака. Я очень независимо себя веду: говорю, что думаю, делаю, что хочу. Мои друзья — известнейшие на Украине банкиры и министры, которые летают в Лондон на футбол. Вот наши театральные круги и решили, что я не их человек, что я предал их идеалы. Украинское общество очень вялое, а я дуже шустрый и быстро соображаю.
