Религия прав человека. Окончание
Возвращение к буржуазному гуманитаризму
Сегодня идеология прав человека образует место сбора всех эгалитарных, как религиозных, так и светских течений, и не только потому что современная эгалитарная «цивилизация» нуждается в теоретической легитимации наивысшего уровня, но и потому что тема прав человека составляет, так сказать, общий эволюционный слой в пределах её дискурса. Либералы и рационалисты французской или англосаксонской традиции, умеренные социалисты, кантианцы, марксисты, приверженцы христианско-социального движения, и традиционалистские христиане, все когда-нибудь в течение своей идеологической «истории» проходили через рациональный идеализм прав человека. И по этой причине эта тема лучше всего подходит для того, чтобы собрать их в мировом масштабе к тому моменту, когда они больше всего в ней нуждаются.
Только идеология прав человека могла заново перегруппировать на широкой позиции отступления западную интеллигенцию, остававшуюся абсолютно растерянной и беспомощной уже примерно десять лет после распада её теоретического дискурса, а также после повторившегося краха её политических и общественных моделей.
Либералы и рационалисты французской или англосаксонской традиции, умеренные социалисты, кантианцы, марксисты, приверженцы христианско-социального движения, и традиционалистские христиане, все когда-нибудь в течение своей идеологической «истории» проходили через рациональный идеализм прав человека.
То, что сегодня марксисты и революционные социалисты, научная система которых жаждала когда-то преодолеть «мелкобуржуазный идеализм» (Ленин) и «формализм», снова начали выступать в защиту прав человека, свидетельствует о бесспорном теоретическом отступлении эгалитарного мышления. Это отступление, это идеологическое опровержение совпадает с развитием эгалитаризма, от его диалектической фазы до социологической. Начавшаяся в XVIII веке диалектическая фаза отличалась интеллектуальной изобретательной ловкостью: формулирование идей предшествовало их политическому и общественному воплощению. В социологической фазе происходит массированное распространение эгалитарных форм жизни, а также триумф буржуазного типа параллельно с упадком революционных идеологических формулировок и с новым проявлением псевдо-гуманитарной чувствительности: теперь социальный процесс управляет идеями, а не наоборот. Эгалитарная идеология перестает быть изобретательной. Она ограничивается «скромными» формулами. Она нацелена на гомогенизацию и стереотипизацию. Идеология прав человека как дискурс мировой буржуазии и смысл этого проекта образуют ось этой «стереотипизации» идей.
Интеллектуальные траектории нескольких французских экс-марксистов или экс-гошистов (леваков) — идёт ли речь о группе “Dire” в университете Венсенна или о более ранних ситуационистах, о Анри Лефевре и Роже Гароди, о Бернаре-Анри Леви и Андре Глюксманне, и о Морисе Клавеле и Жан-Поле Сартре — показывают этот «священный союз», вырисовывавшийся вокруг идеологии прав человека (и который до не слишком давнего времени порядком развеселил бы этих «антибуржуазных» гуру 60-х годов).
То, что сегодня марксисты и революционные социалисты, научная система которых жаждала когда-то преодолеть «мелкобуржуазный идеализм» (Ленин) и «формализм», снова начали выступать в защиту прав человека, свидетельствует о бесспорном теоретическом отступлении эгалитарного мышления.
На стороне христиан это развитие особенно показательно. Прежде всего, католическое христианство долгое время боролось с философией прав человека — появлению которой оно, тем не менее, весьма поспособствовало — когда эта философия перешла к тому, чтобы основывать «естественное право» больше не на проявленной в божественных откровениях морали, а на западных принципах. Сегодня, однако, христианству не нужно — если не обращать внимания на часть прошлого — секуляризировать себя, чтобы найти в Евангелии «гражданскую» мораль, базирующуюся на «естественном праве» и на приоритете индивидуума. Отец Мишель Лелонг несколько лет назад даже мог написать, что согласие с философией прав человека является более важным критерием для оценки отдельных учений, чем отношение к Апостольскому Символу веры. Находящееся под покровительством священника аббата Миро и Владимира Янкелевича объединение “Droits del’homme et solidarité” («Права человека и солидарность») недавно выразило желание собрать вместе католиков и масонов под этим лозунгом. Что касается Папы Иоанна Павла II, достойного продолжателя линии Папы Павла VI, то он в своих поездках также снова и снова выступает за «права человека».56
В строгой марксистской традиции, различавшей «формальные» (буржуазные) свободы и «реальные» (социалистические) свободы, идеологию прав человека ещё совсем недавно отвергали, так как она якобы соответствовала исторически устаревшей фазе. В Манифесте Коммунистической партии (1848) Карл Маркс высказал своё знаменитое проклятие: «Но не спорьте с нами, оценивая при этом отмену буржуазной собственности с точки зрения ваших буржуазных представлений о свободе, образовании, праве и т. д. Ваши идеи сами являются продуктом буржуазных производственных отношений и буржуазных отношений собственности, точно так же как ваше право есть лишь возведённая в закон воля вашего класса, воля, содержание которой определяется материальными условиями жизни вашего класса». Среди нынешних, больше озабоченных гуманистическими приличиями марксистов всё меньше тех, кто отвергает также и буржуазное право как дискурс экономической легитимации — хотя это отвергание представляет собой один из самых интересных аспектов марксистского анализа. Впрочем, можно было бы возобновить этот анализ и подтвердить при этом, что легитимация в меньшей степени относится к классу, нежели к функции: к экономической и коммерческой функции. Сегодня критика буржуазного гуманитарного «права» больше не представляется «приличной», с тех пор как революция попала под подозрение, что она якобы противится «счастью».
Ещё перед войной Франкфуртская школа оповещала о разочарованном и болезненном возвращении к идеологии прав человека, к которой за прошедшее время присоединилась и большая часть сегодняшней левой интеллигенции.
Истоки отказа от антигуманизма нельзя вывести от настроения некоего Роже Гароди. В действительности ещё перед войной Франкфуртская школа оповещала о разочарованном и болезненном возвращении к идеологии прав человека, к которой за прошедшее время присоединилась и большая часть сегодняшней левой интеллигенции. Эрнст Блох был одним из первых, кто расхваливал возвращение к Библии и отказ от какой-либо революционной перспективы. Затем последовал Эрих Фромм. Что касается Макса Хоркхаймера, одного из наиболее видных представителей этого движения, то его развитие особенно показательно. В 1933 году он всё ещё ортодоксален, когда пишет в «Материализме и морали»: «Призыв к морали является более бессильным, чем прежде, но ему этого также и не нужно. В отличие от идеалистической веры в “зов совести” как решающую силу в истории, эта надежда чужда материалистическому мышлению». Однако в 1970 году он в «Критической теории вчера и сегодня» выражался иначе: «Так случилось, что наша новая Критическая теория больше не выступает за революцию… В странах Запада революция снова стала бы новым терроризмом, привела бы к новому ужасному состоянию. Гораздо нужнее сохранить то, что нужно оценивать положительно, как, например, автономию отдельной личности…, не задерживая прогресс… Скорее мы должны сохранить, например, то, что когда-то называли либерализмом».
Теперь идеология прав человека образует место встречи всех тех, кого разочаровал эгалитаризм.
Недавно Ноам Хомски с полным основанием заметил, что «политика Картера в области прав человека составляет только крохотную долю того огромного предприятия, которое должно реструктурировать обрушившуюся в 60-е годы идеологическую систему в ее совокупности».57 Эта «реструктуризация», как уже было показано, является позицией для отступления. Теперь идеология прав человека образует место встречи всех тех, кого разочаровал эгалитаризм; место, где они в то же время признаются в своих блужданиях, признают свои провалы, сохраняют свои основные стремления и по-прежнему могут иметь чистую совесть. Она представляет собой идеологическое пространство, в которое будут стекаться все современные универсализмы, все исходящие из монотеистического менталитета системы. Эта идеология — религия заканчивающегося двадцатого столетия.
Примечания:
55. Alain Griotteray, Lettre aux giscardo-gaullistessurunecertaine idée de la France, 1980, 68.
56. В своей речи 22 марта 1979 года в Международном институте прав человека Папа Иоанн Павел II назвал Папу Пия XII современным пионером идеологии прав человека. 6 октября того же года он перед Организацией американских государств описал ООН как «высшую трибуну мира и справедливости». Он также заверял: «Если определённые идеологии или истолкования законного стремления к национальной безопасности вели к тому, чтобы запрячь человека вместе с его правами и достоинством в государственное ярмо, то они равным образом прекратили бы при этом быть человеческими». (Именно так!) По поводу его поездки во Францию Папа Иоанн Павел II заявил перед ЮНЕСКО: «Уважение к не подлежащим отчуждению правам человеческой личности является фундаментальным… Нужно отстаивать человека только ради человека, а не по какой-либо другой причине». Эти мысли разрабатываются также в Папской энциклике Redemptorhominis (март 1979 года), особенно в 2-ой части.
57. Noam Chomsky, in Le Monde, 22 марта 1980.
Читайте также:
Ален де БЕНУА. Религия прав человека. Часть 2 / «Культуры подвергаются опасности»
Ален де БЕНУА: «Мой друг Армин Мёлер»
Ален де БЕНУА. Второй лик социализма
Ален де БЕНУА: «Слова “правая” и “левая” потеряли своё значение»
Ален де БЕНУА: «Свобода либералов — это, прежде всего, свобода собственности»
