Алексей ИЛЬИНОВ. Нам нужны рыцарские субъекты

«Правые и левые — это неполные ценности»

«Для нас существует понятие общей судьбы народов и личностей в этом мире»

Хосе Антонио Примо де Ривера

Огромное наследие европейской консервативной революции XX века вполне востребовано в наше время, ибо оно весьма интересно, необычно, пластично и разносторонне. Определённый ренессанс консервативно-революционной мысли наблюдается сегодня в России, когда, к счастью, появляются многочисленные адекватные мировоззренческие проекты, стремящиеся не копировать слепо дурные ошибки прошлого и творчески исследующие право-левый опыт минувшего столетия.

В 90-х годах прошлого столетия в постсоветской политической среде превалировал так называемый «красно-коричневый» дискурс, когда национальные правые и национальные левые выступали единым фронтом против преступного развала страны, катастрофического роста «дикого» капитализма и засилья олигархических кланов. И идейно-политических достижений тут, в общем то, было немало — это оборона Белого Дома в Москве в октябре 1993 года, ранние национал-большевики и неоевразийцы, «русские новые правые» (журнал «Нация» Русского Национального Союза Константина Касимовского), православные консервативные революционеры (газета «Правое Сопротивление» и ресурс nationalism.org) и революционные монархо-социалисты (Александр Елисеев и его превосходные публицистические работы).

В нулевых годах нашего века ситуация была несколько иной, ибо прежний стратегический союз стал постепенно распадаться — кто-то нашёл общий язык с новой властью, а кто-то спелся с либералами (как тот же Эдуард Лимонов), а кто-то, напротив, ещё больше маргинализировался и ушёл в подполье. Сейчас в России можно обнаружить тенденции, схожие с ситуацией 90-х годов. Примером тому — появление ряда внятных народническо-социалистических и лево-националистических инициатив, которые стали сотрудничать с национал-коммунистами и небезуспешно вытеснять на обочину совсем уж «непримиримых» косных маргиналов.

Как правило, идейный опыт германской консервативной революции (к сожалению, часто воспринимаемый некритически и излишне однобоко) был всегда востребован в наибольшей степени. Однако были и немало любопытные исключения. Например, деятельность ультраправо-католической организации «Русская Фаланга», учредителем которой стал писатель и политолог Игорь Лавриненко в конце 90-х годов прошлого века. Это «испанское» веяние было, конечно, очень даже ново. Но и эта инициатива, несмотря на интерес к ней, причём местами даже скандальный (см.: Максим Шевченко «Фалангисты без Ватикана»), так и осталась «экзотикой» с неприемлемо-экстремистской идеологией, и сошла в итоге с политической сцены.

Помимо этого нужно отметить работы по истории испанской консервативной революции историка, культуролога и экс-главного редактора журнала «Атеней» Павла Тулаева и, наконец, полноценную публикацию сборника текстов основателя Испанской Фаланги Хосе Антонио Примо де Риверы (Хосе Антонио Примо де Ривера «Стрелы Фаланги», Москва, «Слава!», 2010). Появились и контакты с испанскими правыми интеллектуалами — консерваторами, традиционалистами и национал-революционерами. Здесь опять же стоит упомянуть отношения упомянутого выше Павла Тулаева с журналом «Тьерра э Пуэбло» («Земля и Народ») и его главным редактором Энрике Равельо.

В рамках Международного Евразийского Движения Александра Дугина также осуществляется сотрудничество с испанскими национал-большевиками из Социал-Республиканского Движения Хуана Антонио Йопарта («Испанский вариант: Евразийцы на «Днях сопротивления» в Мадриде»).

Однако испанский революционный консерватизм в правой России никогда, в принципе, так и не был взят на вооружение в полной мере, хотя в нём есть много ценного и важного для отечественных наработок и проектов. Причём иногда обнаруживаются поразительные параллели и даже сходства.

Испанская Фаланга (Falange Espanola de las J.O.N.S.), созданная в 30-х годах прошлого века Хосе Антонио Примо де Риверой, Рамиро Ледесма Рамосом и Онесимо Редондо Ортегой, была явлением уникальным, ибо испанский фалангизм стремился соединить почвенную архаику, традиционализм и революционный динамизм. В этом движении должен был осуществиться в идеале синтез органической демократии, духовно-религиозной соборности и подлинно народного государства. Сначала Хосе Антонио апеллировал к кшатрийскому «римскому стилю» итальянских фаши, создавших вождистско-корпоративное государство. Ранний фашизм 1920-х годов был во многом пролетарским и даже левым движением с героикой бойцов (arditi – храбрецов) без какого-либо оголтелого расизма и антисемитизма (что, разумеется, ни в коем случае не отменяет его осуждение). Конечно, он был отрицательно настроен к марксизму и коммунизму, но именно Италия Бенито Муссолини, бывшего левого социалиста и, что примечательно, большого почитателя Ленина, одна из первых установила дипломатические связи с большевистским Советским Союзом.

В начале 30-х Хосе Антонио ещё был благожелательно, хотя и с большими оговорками, настроен к итальянскому государственному варианту, но вскоре признал его неприемлемость для Испании, ограниченность и отверг категорически. Он прямо заявил 19 декабря 1934 года, что «Falange Espanola no es un movimiento fascista» — то есть «Испанская Фаланга не является фашистским движением». Расхождение с фашизмом произошло, прежде всего, из-за разного понимания роли государства и места человеческой личности в нём. «Новое государство» итальянских фашистов действительно увлекало многих в предвоенной Европе в 20-30-х годах ХХ столетия, ибо в нём видели разумное преодоление острых социальных и классовых противоречий.

Однако Хосе Антонио отринул его авторитарно-охлократическую сущность и высказался в пользу надклассового национального синдикализма, опирающегося, в свою очередь, на базис христианской традиции и исторический опыт нации. Первоначальный фалангизм взял также немало от самобытного испанского анархо-синдикализма и перенёс его на незыблемый фундамент традиционно-консервативных ценностей. В хаосе Гражданской войны в Испании погибли сотни фалангистов, а их лидер Хосе Антонио Примо де Ривера был брошен в тюрьму и расстрелян республиканцами. Дальнейшая история Фаланги — это уже военно-диктаторский режим Франсиско Франко, превративший Фалангу в официозную правительственную партию и впоследствии совсем упразднивший её.

В нашем случае особую ценность представляет послевоенный фалангизм и деятельность «Независимой» и «Аутентичной» Испанской Фаланги. Фалангисты первого призыва (Нарсисо Пералес, Мануэль Эдилья) и их молодые единомышленники, находившиеся в оппозиции к Франко, в 60-х годах обратились к истокам Фаланги и сосредоточились на революционном — рабочем и молодёжно-студенческом — национальном синдикализме. Фактически они возродили Фалангу как движение НАЦИОНАЛЬНЫХ ЛЕВЫХ, как его определял сам Хосе Антонио Примо де Ривера в середине 30-х годов. Неофалангисты, как и их предшественники, выступали как против реакционных правых (к которым относили и Франко), так и против леваков-марксистов и либералов. Далее, в 70-х годах, произошла легализация возрождённых фалангистских организаций. В последующие годы появлялись и исчезали всё новые и новые фалангистские и национал-синдикалистские инициативы. В 2004 году произошло эпохальное слияние Независимой Испанской Фаланги (Falange Espanola Independiente) и «Аутентичной» Испанской Фаланги  — Хунт национал-синдикалистского наступления (Falange Espanola de las J.O.N.S.).

В наши дни в Испании существуют три крупные фалангистские партии, официально претендующие на наследие и идеологию Фаланги: Испанская Фаланга – Хунты национал-синдикалистского наступления (Falange Espanola de las J.O.N.S.), лидер Норберто Пико  (Norberto Pico), Аутентичная Фаланга (Falange Autentica), лидер — Энрико Антигуедад (Enrique Antiguedad) и Фаланга (La Falange), лидер — Мануэль Андрино Лобо (Manuel Andrino Lobo). Первые две организации обращаются к более демократическому, народническому и социалистическому фалангизму. Так, летом 2012 года Испанская Фаланга — Хунты национал-синдикалистского наступления во главе с Норберто Пико поддержала крупную забастовку испанских шахтёров и неоднократно высказывалась за ускоренное проведение социальных реформ в стране. Прочие острейшие проблемы — это местный сепаратизм, терроризм (прежде всего баскский) и непродуманная государственная автономная политика, провоцирующая сепаратистские настроения и антигосударственную агрессию. На первом месте для испанцев однозначно стоит сохранение целостности страны и создание социально ориентированного народно-синдикалистского государства взамен нынешнего либерально-капиталистического, подчинённого Европейскому союзу. Что касается Фаланги Мануэля Андрино Лобо, то эта организация безуспешно пытается создать сообщество крайне правого толка с соответствующей «реакционно-ностальгической» риторикой.

А теперь попробуем ответить на следующий вопрос — чем именно ценен фалангистский левый консерватизм и синдикализм конкретно для современной России? В заметке на одном из испанских неофалангистских Интернет-сайтов некогда было сказано, что Фаланга — это не какой-то там «священный ритуал», но, в самую первую очередь, ИДЕЯ и ФИЛОСОФИЯ, которые нужно объективно сопоставлять с реалиями нашего времени. Российский правый публицист Анатолий Иванов в статье «Наследники Фаланги в современной Испании» высказался ещё точнее: «Не нам, конечно, решать, какая там Фаланга “подлинная”, а какая нет. Но верно подмечено, что Фаланга в первые годы своего существования не успела разработать целостную идеологию: приближалась гражданская война, не до того было. Так что никакой догмы нет и, соответственно, нет и её непорочных хранителей. И не надо клясться именами Хосе Антонио или Рамиро Ледесмы, а надо развивать их идеи применительно к нынешней ситуации. Мы живём не в эпоху героизма и самопожертвования, а в эпоху гедонизма и потребительства, и сегодня обращаться с пафосными призывами, что к русскому, что к испанскому народу бесполезно».

Фалангизм XXI века никак не может быть таким, каким он был в 30-х годах прошлого века, когда два глобальных проекта Модерна, «коммунистический» и «фашистский», готовились к смертельной схватке в 40-х. Итог этой битвы хорошо известен — самоубийство мятежно-героического духа эпохи и триумф планетарной «духовной буржуазности», низводящей человечество до уровня потребительской биомассы. И именно потому неофалангизм сегодня — это не бездумно-абсурдное повторение прошлого, но оригинальные МЕТАИДЕЯ и МЕТАПОЛИТИКА, оценивающие адекватно вызовы времени и обдуманно конструирующие альтернативный социум. Испанские неофалангисты и национал-синдикалисты, осовременивающие опыт Фаланги и успешно очищающие его от всевозможных правоэкстремистских «спекуляций», обращаются к христианскому персонализму, традиционализму, демократизму, народничеству, солидаризму, консерватизму и антиглобализму. Они защищают национальное единство страны и противостоят попыткам его намеренного раскола. Они решительно отвергают логику западного мондиализма и внимательно присматриваются к странам Восточной Европы и особенно — к России. Испанские интеллектуалы из журнала «Тьерра э Пуэбло» выдвинули свой геополитический проект — континентальную ось «Мадрид-Париж-Берлин-Москва», ориентированную на союз с Россией. То есть все предпосылки к сближению консерваторов, традиционалистов и солидаристов России и Испании существуют.

Если для России 2010-х годов как никогда важна евразийская интеграция, восстановление континентального порядка и решительный поворот к здоровому государству социальной справедливости, то традиционно-консервативная и неофалангистская Испания выступает за новый формат европейской интеграции вне ЕС, НАТО и глобализации по-американски. Испанские неофалангисты проявляют также особый интерес к испаноязычной Латинской Америке — Испаноамерике. Они понимают её как симфонию этносов, культур и традиций, нуждающихся в новейшем интегральном проекте, который мог бы реально защитить самобытность латиноамериканских народов, победить нищету, ограничить диктат международного капитала и построить традиционно-социалистическое общество без резкого классового антагонизма. Где-то неофалангизм даже смыкается с христианско-революционной латиноамериканской «Теологией Освобождения», но и полемизирует с ней, ибо считает неприемлемой и ошибочной марксистскую идеологию. Евразийство XXI века, понимаемое как интегральное единство народов Европы и Азии, и испаноамериканизм XXI века, понимаемый как соборное единство народов Латинской Америки и европейской Испании — это проекты со сходными во многом целями и задачами, ориентированные на построение многополярного мира.

Фаланга, понимаемая метаполитически, в соборно-евразийском контексте, должна стать содружеством сильных и ответственных личностей, наделённых рыцарскими добродетелями и творческим мышлением. Нужно воспитать таких личностей, ибо им предстоит преобразовать существующее государство и пересоздать его на новых (но не чересчур «новаторских») основаниях. Об этом мудро писал в начале XX века русский философ Николай Бердяев, к чьим словам стоит прислушаться: «Право организованной общественной борьбы со злом, зверством и преступлением не подлежит сомнению, это долг рыцарства направлять общественные силы на предупреждение всякого насилия, убийства и разбоя, но охрана слабых от посягательств сильных и постановка злых и преступных в условия, при которых воля их могла бы переродиться и очиститься, не достигается насильственными путями старого государства. Для этого необходим морально более высокий общественный союз, необходима сила не государственная уже, а и религиозная. Ведь перерождение государства в церковь, переход от общественного насилия и принуждения к общественной свободе и любви есть абсолютная норма».

Как и в России, так и в Испании, есть понимание того, что идеологии «старого государства» — коммунизм, фашизм, либерализм — неизбежно исчерпали себя и потому существует потребность в качественно иной мировоззренческой парадигме. Фалангизм является порождением эпохи Модерна и потому в нём, так или иначе, присутствуют его ошибки и пороки. Это нужно учитывать. Но есть надежда и на его перерождение и выход на более высокий духовно-нравственный уровень. По крайней мере, в философских и публицистических работах неофалангистов Испании (например, в исследованиях историка Фаланги Густаво Моралеса) она присутствует.

В России-Евразии «морально более высокий общественный союз» способны создать Личности с большой буквы. Александр Елисеев, замечательный исследователь и идеолог русского христианского социализма, так характеризует миссию этой Личности: «Русская волевая идея… призвана создать нового русского… Это будет русский, устремлённый, в первую очередь, внутрь себя и внутрь своей нации. Русский, не боящийся плыть даже против самого сильного потока. Русский, восторгающийся любым мигом родной Истории, способный увидеть в нём особый смысл, особую оправданность. Русский, воскрешающий Прошлое в Будущем и делающий тем самым невозможное» (см.: Александр Елисеев «Волевая Русская Идея»).

Следовательно, наша задача предельно ясна — нам нужны Личности, Рыцарские Субъекты, не «боящиеся плыть даже против самого сильного потока» и сплочённые в Фалангу. На том и будем стоять.