Александр ШАРОВ. Стяжатели

Панк-молебен, устроенный «Pussy Riot» в Храме Христа Спасителя, достиг, казалось бы, недостижимой цели: неожиданно он поставил Русскую православную церковь (РПЦ) в центр общественной дискуссии, которая никак не начиналась, так как в постсоветское время Церковь позиционировала себя как жертву «кровавого большевицкого» режима. В лихие 90-е и в годы путинской стабильности она виделась многим как последняя хранительница высокой духовности и морального авторитета. Неоправданно тяжёлые репрессии, которые карательные органы государства обрушили активисток на молодых девушек с благословения церковных иерархов, продемонстрировали другую сторону Церкви.

Ещё больше имидж РПЦ подпортила история с отфотошопленными часами Патриарха, живо напомнившая о сталинской школе ретуширования фотоснимков. Масла в разгорающийся скандал добавила тяжба вокруг нехорошей квартиры и волшебной пыли, которая испортила мебель Патриарха стоимостью ни много, ни мало 20 миллионов рублей. Россияне, впечатленные фильмом «Остров», ждали от РПЦ примера апостольской бедности и милосердия, пример которого демонстрирует в фильме герой Петра Мамонова. Однако все последние события указывают на то, что внутри Церкви возобладала противоположная тенденция, выразителем которой в фильме является отец-эконом в исполнении Дмитрия Дюжева. Стоит, однако, повнимательней присмотреться к истории РПЦ, чтобы понять не случайность победы отцов-экономов над новыми нестяжателями.

От Крещения до Нашествия

Если верить летописной легенде, то князь Владимир не сразу выбрал византийское православие в качестве общегосударственной религии. Первоначально он попытался опереться на исконные языческие верования и приспособить их к нуждам государства. Однако доморощенные волхвы, конечно, не могли составить конкуренцию христианским, исламским или иудейским проповедникам, опиравшимся на разработанную религиозную традицию, уходящую своими корнями вглубь столетий. Почему среди всех вероучителей выбор пал именно на православных? Ответ кроется, конечно, не в непреодолимой тяге киевлян к хмельным напиткам или в обидах многолетней давности, а в политической ситуации, сложившейся в это время.

Византийская империя находилась в самом зените своего могущества, она была своеобразным центром тогдашнего мира. Мировая политика, экономика и культура создавалась в Царьграде. Тесные экономические связи Киевского княжества/каганата с Византией всем известны, собственно даже само государство начало складываться вокруг «пути из варяг в греки».

Что могли противопоставить этому латыняне, иудеи или мусульмане? Европа, ещё не оправившаяся после Великого переселения народов, не выглядела равным противником греческого базилевса. Исповедовавшие иудаизм хазары были разгромлены войсками Святослава и выгодную партию не представляли. Центр исламского мира также был далёк от Киевской Руси. Ближайшая страна, где исповедовали религию пророка Мухаммеда, — Волжская Булгария, сама представляла периферию тогдашнего мира, далеко не равнозначную Руси. Не последнюю роль сыграл, видимо, и тот факт, что православие в соответствие с концепцией «симфонии властей» не только не представляло конкуренцию светской власти, но, напротив, обязано было служить ей верой и правдой.

Итак, подобно тому, как Борис Ельцин в начале 90-х присягнул идеалам «Вашингтонского консенсуса», сформированного в нынешнем мировом имперском центре США, так и князь Владимир за много веков до него принял крещение из рук священников Византийской империи. Распространение новой веры шло как путём «меча и огня», так и благодаря заимствованию богатой византийской культуры. Попав в орбиту главной мировой державы, Киевская Русь и сама постепенно превращалась в одного из ведущих политических игроков на Европейской сцене.

Принято считать, что культурный расцвет молодой православной страны был прерван завоевательным походом монгольской Орды. Однако если государственная власть и потерпела ущерб, потеряв на некоторое время самостоятельность, то Православная Церковь не только не было обижена завоевателями, но и получила ряд преференций. Ни гонений, ни кровавых гекатомб, ни мучеников за веру. Если не брать в расчет рядовое духовенство, которое, — например, в Тверском восстании, — время от времени возбуждало население против монголов. Стоит ли удивляться тому, что в годы Великой Отечественной войны на оккупированных нацистами территориях православные священники вполне себе успешно сотрудничали с новой властью? Эта традиция – уживаться с любым кесарем – может считаться своего рода визитной карточкой РПЦ.

Независимость от независимости?

Постепенное ослабление Византии позволило РПЦ обрести каноническую независимость от Царьградского Патриарха, но не от московских властей. Интересно, что примерно в то же время внутри церкви формируются первые инакомыслящие. Ересь «жидовствующих», — информации о которой до нас дошло ещё меньше, чем об этрусках, — призывала к отказу от церковных землевладений и оспаривала некоторые догматы церкви. С похожей программой выступали и так называемые нестяжатели (последователи преподобного Нила Сорского) . Проповедуя аскетизм, отказ от землевладений, скромность в обрядах, они на некоторое время сумели заручиться поддержкой Ивана III, однако их слишком прямое следование библейской букве и интриги их противников –иосифлян, в конце концов, привели к тому, что государство повергло их репрессиям.

В то же самое время, спор о том, имеет ли церковь право владеть собственностью или нет, вёлся не только на Московской Руси, но и в Европе. Там последователи Франциска Ассизского вели дискуссии с представителями папства о том, имел ли Иисус собственность и подобает ли Церкви владеть богатствами? Отзвуки этих споров достигали и Московии. Задолго до формирования нестяжателей как идейного течения внутри церкви проповедниками бедности, смирения и аскезы внутри РПЦ выступали юродивые.

Одним из ярких примеров может служить судьба святого Прокопия Устюжского, который не только раздал всё свое имущество бедным и отказывался от мирских удобств, но и поражал окружающих странными выходками, например, он носил при себе три кочерги. В житии Прокопия говорится, что «если сострадательные и добрые люди подавали ему милостыню, он принимал с любовью и благодарностью, но не каждый день. А от богачей, нажившихся неправдою, никогда ничего не брал, хотя был голоден, а нередко и по несколько дней оставался совершенно без всякой пищи».

Против апологетов апостольской бедности выступали сторонники Иосифа Волоцкого. В отличие от нестяжателей они не видели никакой проблемы в наличии у церкви огромных земельных наделов. Иосиф возглавил беспощадную борьбу против всех сторонников нестяжательства в Церкви. В немалой степени его успеху способствовало то, что именно иосифляне, по сути, разработали идеологическое обоснование царской власти — концепцию «Москва — Третий Рим». Исходя из неё, власть государя имела «божественное происхождение», а само Московское государство не только выступало наследником Византии, но и последним оплотом истинного православия после падения Константинополя. Не удивительно, что иосифляне поддержали опричнину, а уже в наши дни Патриарх Кирилл объявил Иосифа Волоцкого покровителем православных предпринимателей.

Бунташный век

XVII век, начавшийся смутой, потрясшей основы Московского государства и продолжившийся чередой бунтов, народных восстаний, расколом страны, для РПЦ оказался весьма успешным. Церковь вошла в это столетие полноправным наследником византийских патриархов. Она превратилась в мировой центр православия и избрание Патриарха только подтвердило этот статус. Конечно, в годы Смутного времени предстоятель церкви менялся довольно часто, так же часто, как и сама верховная власть. Пожалуй, только отцу будущего царя и будущему Патриарху Филарету удалось вполне успешно сочетать верность и «тушинскому вору», и его противникам. Однако перед лицом возможного распространения католичества РПЦ выступала как вполне патриотическая сила.

По окончании смуты, — в период, когда государственное устройство страны еще не пришло в порядок, — церковь играла роль цемента для укрепления государства. При Алексее Михайловиче это настолько вскружило голову Патриарху Никону, что он возомнил себя ровней царю. Отрезвление наступило очень быстро. Вчерашний глава Церкви, проклинаемый старообрядцами, сам оказался в опале, но проведённые им реформы остались неприкосновенны. Не в последнюю очередь, это произошло по причине того, что ревнители древнего благочестия, сталкиваясь с репрессиями со стороны не только духовных, но и светских властей, всё более критично относились и к самой царской власти. Это превратило старообрядцев в своего рода внутренних диссидентов, испытывавших на себе репрессии вплоть до начала XX века.

Духовное министерство

Петр I нанёс смертельный удар по автономии РПЦ. В 1700 году после смерти Патриарха Адриана он запретил избирать нового, а в качестве управлявшего церковью органа была создана сначала Духовная коллегия, а затем — Святейший правительственный синод. Членов Синода назначал сам царь, и они подчинялись в своих решениях Обер-прокурору Синода, который также не был представителем духовенства. Эта административная реформа оказалась для церкви гораздо худшим испытанием, чем изъятие колоколов и переплавка их на пушки после поражения под Нарвой или секуляризация церковных земель при императрице Екатерине II. Церковь утратила всякое влияние на императорскую власть и выполняла функцию идеологической обслуги монархии. На этом пути временами возникали курьёзные ситуации. В 1817 году ведомства духовных дел попытались объединить с Министерством народного просвещения, итогом чего стала подотчётность обер-прокурора Синода министру просвещения. Все это вызвало сильное раздражение в церковных кругах, а само это двухголовое министерство в среде духовенства именовали не иначе, как «игом египетским». Эта попытка скрестить духовное и светское воспитание закончилась ничем семь лет спустя, но не послужила уроком для нынешних экспериментаторов.

Не удивительно, что революционные события 1917 года наполнили сердца верующих и священников надеждой на перемены. Православное духовенство в основной своей массе вполне дружественно отнеслось к итогам Февральской революции. Летом 1917 года проходили выборы епископов по епархиям — явление беспрецедентное в синодальный период: на соответствующие кафедры были избраны Тихон (Беллавин) в Москве, Вениамин (Казанский)в Петрограде, Сергий (Страгородский) во Владимире. Всероссийский Поместный Собор, собрался 15 августа 1917 в Успенском соборе Кремля. Однако подлинную свободу РПЦ получила из рук атеиста Ленина.

Социализм и религия

Если послушать выступления современных священнослужителей и их светских клевретов, то не было для РПЦ страшнее времени, чем годы революции, и не было страшней гонителя, чем Ленин. Попробуем разобраться, как сам Ленин относился к религии. В статье «Социализм и религия» он следующим образом описывает отношения между церковью и государством: «Мы требуем, чтобы религия была частным делом по отношению к государству, но мы никак не можем считать религию частным делом по отношению к нашей собственной партии. Государству не должно быть дела до религии, религиозные общества не должны быть связаны с государственной властью. Всякий должен быть совершенно свободен исповедовать какую угодно религию или не признавать никакой религии, то есть быть атеистом… Не должно быть никакой выдачи государственной церкви, никакой выдачи государственных сумм церковным и религиозным обществам, которые должны стать совершенно свободными, независимыми от власти союзами граждан-единомышленников».

В соответствие с этим Православная Церковь получила полную автономию от государства и впервые за 200 лет самостоятельно смогла избрать Патриарха (28 октября 1917 года). Однако мощные социальные силы, вырвавшиеся на поверхность в годы революции, не обошли стороной и Церковь. Старорежимная костная часть духовенства не приняла новую власть всерьёз, считая, что большевики – временное явление, и не стремилась установить контакт с ними. Вместе с тем, внутри Церкви проявили себя и новые силы, вдохновленные импульсом революции и призывавшие к реформированию церкви и даже готовые сотрудничать с советской властью, — так называемое «обновленчество».

Сталинская реконструкция

В действительности репрессии обрушились на Церковь уже после смерти Ленина. Волна репрессий, начатая Сталиным, не обошла стороной и представителей духовенства. Так, в 1937 было закрыто более 8 тысяч храмов, ликвидировано 70 епархий и викариатств. В течение 1937—1938 НКВД провёл несколько операций по арестам и расстрелам духовенства. В тридцатые годы прокатилась и волна антирелигиозной пропаганды. Однако ситуация изменилась в годы Великой Отечественной войны. Сталин отказался от поддержки «обновленцев», сделав ставку на Московскую Патриархию. С этого момента Церковь вновь превращается в верного спутника государства, а официально пропагандируемый атеизм не мешает их взаимовыгодному сосуществованию. Открываются богословские школы, возобновляются богослужения, но Церковь остается в своеобразном гетто, и это ведёт к постепенному сокращению числа верующих и прихожан. Отдельным нелицеприятным эпизодом в истории РПЦ является сотрудничество высших иерархов церкви не только с партийными органами, но и спецслужбами. Фактически, ни один епископ не назначался без одобрения органами партии и КГБ.

Не трудно заметить, что в постсталинское время Церковь вновь была взята под плотную опеку государства. Именно это возвращение делает Сталина приемлемой для РПЦ фигурой в отличие от Ленина, который предоставил церкви свободу, оказавшуюся слишком тяжёлым для неё бременем.

Наши дни

Перестройка открыла ворота для религиозного ренессанса. В первое время он питался искренним стремлением людей обрести в полузабытой вере новую истину. Однако сама структура РПЦ не была готова к работе с верующими, зато она быстро занять опустевшее место идеологического отдела партии рядом с чиновниками новой капиталистической России. Первоначально Церковь смущённо принимала знаки внимания от новой власти, но постепенно вошла во вкус и стала требовать большего. Отъём музейной собственности и предметов искусства, гонения на неугодных деятелей искусства, попытки принять участие в образовательном процессе. Всё это осуществлялось при прямом или косвенном согласии государства.

Церковь платила кесарю той же монетой. Патриарх Алексий призывал россиян голосовать за президента Ельцина на выборах 1996 года, а Патриарх Кирилл — за президента Путина на выборах 2012 года. Симфония церковных и светских властей оказалась вновь восстановлена. Не стесняясь той роскоши, в которой всё глубже и глубже утопает РПЦ, голос Московской Патриархии поп Чаплин называет «тяжёлым послушанием» ношение Патриархом часов «Breguet» стоимостью 30 тысяч у.е. Церковь всё больше и больше приобретает черты государственной бюрократии, тесно связанной с бизнесом. Ещё немного и ироничный рекламный слоган, придуманный одним из героев Виктора Пелевина, — «Солидный Господь — для солидных господ!», — превратится в официальную доктрину Церкви.

Впрочем, внутри церкви всегда существовали и сторонники нестяжательства, близко к сердцу принимавшие слова Иисуса: «Легче верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем богачу войти в царствие небесное». Именно эти священники способны изменить современную Православную Церковь, повернув её лицом к простому народу. Политическое пробуждение граждан России в минувшую зиму поставило под вопрос не только легитимность правящей клики, но и всех тех, кто выступает в тесном союзе с ней. Сегодня впервые за 20 лет РПЦ оказалась под пристальным вниманием общественности.

От того, смогут ли здоровые силы внутри Церкви обозначить своё присутствие, будет зависеть её собственное будущее. Ибо, как писал Ленин: «Либо вы искренни, и тогда вы должны стоять за полное отделение церкви от государства и школы от церкви, за полное и безусловное объявление религии частным делом. Либо вы не принимаете этих последовательных требований свободы, — и тогда, значит, вы всё ещё в плену у традиций инквизиции, тогда, значит, вы всё еще примазываетесь к казённым местечкам и казённым доходам, тогда, значит, вы не верите в духовную силу вашего оружия, вы продолжаете брать взятки с государственной власти».