Сейчас, когда большинство левых России, фактически поддерживают агрессию путинской России против Украины, не лишним будет напомнить им, как родоначальник русского социализма Александр Иванович Герцен боролся за право поляков на возрождение независимого польского государства «в его исторических и национальных границах». Отстаивание национального освобождения Польши было для Герцена частью общей русской революционной борьбы.
«И вы воображаете там, на Неве, что это бездушное мошенничество — государственная мудрость, Вы, может, довольны, что ловко надули?..» — стыдил Герцен Александра II, который почти одновременно разослал по европейским странам информацию о «новом устройстве» Польши и отдал приказ расстрелять мирных демонстрантов в Варшаве. Эти герценовские слова мы можем переадресовать Путину, который предлагает план «мирного урегулирования» на Донбассе в то же самое время, когда его войска пытаются штурмовать Мариуполь.
Дмитрий ЖВАНИЯ
Статья «10 апреля 1861 года и убийства в Варшаве» (1)
Праздник наш был мрачен. Я не знаю дня, в который бы разорванность давила беспощаднее и тяжелее, где бы плошки были так близки к слезам… Нет, русский не должен забываться, не пришло ещё время нам торжествовать светло и беззаботно, не пришло время прямо и гордо подымать взгляд — нет, ещё не от избытка радости, а с горя и заглушая боль и стыд, будем мы пить наше вино!
Мы как будто помолодели вестью освобождения крестьян. Всё было забыто; с упованием на новую поступь России, с бьющимся сердцем ждали мы наш праздник. На нём в первый раз отроду, при друзьях русских и польских, при изгнанниках всех стран, при людях как Маццини (2) и Луи Блан (3), при звуках «Марсельезы», мы хотели поднять наш стакан и предложить неслыханный при такой обстановке тост за Александра II — освободителя крестьян! Мы очень хорошо знали ответственность, которую на нас обрушивал этот тост,- мы подвергались тупому порицанию всех ограниченностей, желчной клевете всех мелких завистей. Нам до этого дела не было; поступок наш казался нам чистым и справедливым. Мы знали и другое, мы знали, что этот тост, произнесённый нами и у нас, отозвался бы иным образом в сердце государя, чем подцензурная риторика допускаемых похвал и отдаваемых в казённые проценты восторгов.
Но рука наша опустилась; через новую кровь, пролитую в Варшаве, наш тост не мог идти. Преступленье было слишком свежо, раны не закрылись, мертвые не остыли, имя царя замерло на губах наших. Выпивши за освобожденного русского крестьянина, без речей, без шума, с тем печальным благоговением, с которым люди берут иную чашу, иного воспоминания, в котором также смешаны искупление и казнь, мы предложили один тост:
За полную, безусловную независимость Польши, за её освобождение от России и от Германии и за братское соединение русских с поляками!
На разрыве — только на разрыве Польши с Россией, мы поймём друг друга! Офицер, переломивший шпагу, начал новое братство (4)… если он погиб, как говорят журналы, если его в самом доле расстреляли, мы ему с поляками воздвигнем пограничный памятник; его именем начнется новая эра!
А вы, Александр Николаевич (Александр II — прим. ред. «Н.С.»), зачем же вы отняли у нас праздник, зачем вы отравили его? Разве у нас их так много, разве с нашего рождения мы что-нибудь праздновали, кроме похорон?
Ведь и тогда, когда Россия, семь лет тому назад, торжествовала ваше восшествие — она собственно торжествовала смерть.
Зачем же вы отняли у нас наш праздник? Зачем вы грубо захлопнули наше сердце, лишь только оно стало открываться чувствам примирения и радости?.. Снова сжатое, оно болезненно подсказывает горькие слова.
Sire, pas de reveries! pas de reveries! Вы Польшу потеряли. Вы могли стать во главе славянского движения, вы могли восстановить Польшу без капли крови, — вы предпочли австрийские драгонады (5). Pas de reveries, sire Вы Польшу потеряли, то есть живую — зарезанная, она, может, и останется трофеем победоносному войску вашего величества.
…Хоть бы вы положили какой-нибудь срок между освобождением крепостных и убийством безоружных, чтоб мы, обратным хозяйством Гамлетовой матери, не ели праздничных пирогов у открытого рва, куда прячет ваша полиция убитых. Видно, где есть в основе неправда,- там её трудно спрятать, и надобно ждать каждую минуту беды.
Лучше кончим наш праздничный рассказ. Только слова два тем из поляков, которые, из чувства глубокого сострадания к нам, не отказались присутствовать на пиру.
Вам, друзья, бесконечная благодарность. Мы видели ваши лица и ваши слёзы. Вы видели наши лица и наши слезы. Печальным пиром нашим мы заключили, не говоря ни слова, новый союз. Вы в вашем сетовании не отказались выпить за освобождение русского крестьянина. Наша радость побледнела перед вестью о варшавских убийствах — и что-то свято-торжественное, печальное и полное глубокого смысла обняло всех!
Пойдёмте же вместе! И пусть нас сопровождает брань диких и узких националистов обеих стран, делающих из своего ревнивого, алчного и тупого патриотизма какое-то нечеловеческое, исполненное эгоизма и ненависти, преступление!
11 апреля 1861 года
Примечания:
1. Статья была впервые опубликована в журнале «Колокол», л.96 от 16 апреля 1861 года, за подписью Искандер. Статья вызвана известиями о расстреле польской демонстрации в Варшаве 8 апреля 1861 года. События в Варшаве стали началом массовых волнений в Польше, которые привели к восстанию 1863 года.
Новый императорский указ о государственном устройстве Польши, изданный в марте 1861 года по инициативе Велепольского, декретировал создание при наместнике Государственного совета из назначенных царём лиц для управления краем. Вслед за этим 26 марта (7 апреля) было объявлено о роспуске «Земледельческого общества» и «Городской делегации». «Удивлённый бессмысленным закрытием “Земледельческого общества”, — писал Герцен в статье “Отеческий совет” (“Колокол”, лист 98-99 от 15 мая 1861 г.), — польский народ мирной демонстрацией хотел показать своё недоверие, своё неудовольствие». 27 марта (8 апреля) утром все костёла были заполнены молящимися. Вечером население вышло на улицы Варшавы. По приказу генерала Хрулёва войска открыли огонь по демонстрантам.
О варшавской трагедии Герцен узнал 10 апреля — в день, когда издатели «Колокола» торжественно отмечали обнародование реформы 19 февраля 1861 года, веря пока ещё в то, что это «начало освобождения крестьян».
Расстрелом мирной демонстрации в Варшаве 8 апреля 1861 года царизм начал полосу новых репрессий против польского народа. Дело национального освобождения Польши, ставшее для Герцена частью общерусской революционной борьбы, нашло на страницах «Колокола» всестороннее и глубокое освещение.
Тысячи поляков с благодарностью откликнулись на выступление Герцена в защиту Польши. В редакцию «Колокола» приходили письма и адреса, в которых Герцена приветствовали как «первого русского, который признал за Польшею право на полную независимость в её исторических и национальных границах».
2. МАДЗИНИ (Mazzini) Джузеппе (1805-72) — вождь республиканско-демократического крыла итальянского Рисорджименто (по-итальянски фамилия произносится Маццини). Основатель «Молодой Италии». Активный участник Революции 1848-49 годов, глава правительства Римской республики 1849 года, в 1860-м — один из организаторов похода «Тысячи». Призывал к национальному освобождению и объединению Италии, считал участие в освободительной борьбе религиозным долгом каждого итальянца.
3. БЛАН (Blanc) Луи (1811-1882), французский социалист. Родился 29 октября 1811 в Мадриде во французской семье. До отъезда в Париж в 1830 учился в Королевском колледже де Родес. Позже стал журналистом, издавал журнал «Бон санс» («Bon Sens»), в 1839 основал журнал «Ревю дю прогре» («Revue du Progrs»). В 1840 изложил свои идеи сначала в прессе, а затем в книге «Организация труда» (L’Organisation du travail). Основу его социализма составляет идея «общественных мастерских» — производственных кооперативов с выборным руководством и равной оплатой труда. Однако к 1847-м Блан отказался от такого принципа оплаты и выдвинул лозунг: «От каждого по способностям, каждому по потребностям». Данная формула получила название «пропорционального равенства». Блан защищал механизированное производство, а также выдвигал идею объединения всех мастерских и введения планового производства. Он считал, что экономическая конкуренция должна быть ликвидирована, а вместо неё следует ввести т.н. принцип братства. Ещё одна важная идея Блана — финансирование общественных мастерских демократическим государством, фактически государством якобинского типа со слабой исполнительной и сильной однопалатной законодательной властью.
В отличие от других социалистических мыслителей того времени, разделявших социализм и политику, Блан связывал их столь тесно, что его можно было бы назвать государственником. Однако, выступая за создание централизованного правительства, он считал необходимым предоставить относительную независимость общественным мастерским и коммунам. В дни февральской революции 1848 года во Франции, Блан стал членом временного правительства. Он — первый в истории социалист, получивший правительственный пост на общенациональном уровне. Однако коллеги Блана по правительству отказали ему в проведении экспериментов с собственностью. Вместо этого ему было предложено создать комиссию по изучению условий труда. 23 апреля Учредительное собрание ликвидировало общественные мастерские. После подавления революции в августе Блан был вынужден эмигрировать в Англию.
Блан вернулся во Францию в сентябре 1870 года, принял участие во франко-прусской войне (1870-1871), выступал с осуждением Франкфуртского мирного договора. Решительно протестовал против Парижской коммуны, полагая, что она может разрушить республику. Блан выступил в Национальном собрании против новой конституции, настаивал на амнистии для коммунаров, поднимал вопрос о социальных реформах.
Умер Блан в Каннах 6 декабря 1882 года.
4. Имеется в виду офицер Попов, отказавшийся участвовать в расстреле демонстрантов.
5. Имеется в виду участие Австрии и Польши в польских событиях.
Статья “Mater dolorosa” (1).
Как все изменилось в такое короткое время! Где надежды, приподнявшие голову, где светлый взгляд? Опять страшно встретить свободного человека, все кажется, что он упрекает. Неужели и на нас отбрызнула кровь с грязью?
Польша, Mater dolorosa, мы, скрестив руки на груди, просим тебя об одном: не упрекай нас с высоты, на которую тебя поставило твое новоё мученичество, — пропастью, в которую нас стащили единокровные нам палачи твои. Забудь твою правоту! Не пользуйся, нашим позором! Твоё грустное молчание мы поймём, оценим. А слова проклятья и порицания, которые мы скажем, будут чернее всех твоих слов.
…«В семь часов взвились три ракеты и раздались три пушечных выстрела; проскакали во всех направлениях казаки и конница, занимая вперед назначенные места; затем раздались ружейные выстрелы… безоружных граждан пристреливали, как собак, like dogs (это говорит корреспондент «Теймса»)… Женщины подняли детей, мужчины стояли твёрдо перед дулами, повторяя слова команды и читая «святый боже, святый крепкий!» После залпа толпа отступила, но войско заперло улицы; пойманные люди опустились на колени и запели молитвы… солдаты сделали, по ним ещё несколько выстрелов… потом схватили мёртвых и раненых».
Позор! Позор!..
Что за величие, что за поэзия, с одной стороны, от женщин, одетых в траур, от почтальона, протрубившего «Ещё Польша не сгинела», до этой средневековой картины — толпы коленопреклоненной у подножья мадонны, перед зверьми, перед бессмысленной стихией убийства!
Читали вы это, Александр Николаевич? Таких ужасов вы не найдёте в балладах Жуковского. Если всё это сделано помимо вашей воли, обличите виновных укажите злодеев, отдайте их на казнь или — снимите вашу корону и ступайте в монастырь на покаяние — для вас нет больше ни чистой славы, ни спокойной совести. Вам достаточно было сорока дней, чтоб из величайшего царя России, из освободителя крестьян, сделаться простым убийцей, убийцей из-за угла! (2) Кровь выступает обвинительными пятнами сквозь лучи славы; но слава, залитая кровью, подло пролитой, тухнет навсегда. Да, подло, я не обмолвился.
Что же иначе значили уступки? Один Горчаков стал кроток, как ягненок, другой Горчаков певуч, как любовник розы соловей, и защёлкал свои ноты и свои трели о кротости царя, о его любви к народу польскому (3), а царь в это время, улыбаясь и кивая добродушно народу, отпускал за спиною Хрулёва!
Что такое Хрулёв? Кто такое Хрулёв? Почему выбор пал на Хрулёва? Что он известен, как знаток польских законов? Как администратор? Как государственный человек? Нет, он известен как отличный севастопольский генерал (4). На что же было отважного бойца для оливовых новостей и царских милостей?
И вы воображаете там, на Неве, что это бездушное мошенничество — государственная мудрость, die hohe diplomatische Kunst? (5). Вы, может, довольны, что ловко надули?.. Как будто трудно украсть платок, когда вас не считают вором! За такую государственную мудрость в частной, жизни в Англии — вешают, а во Франции — рубят голову.
И только сорок дней!
Зачем этот человек не умер в тот день, когда был объявлен русскому народу манифест освобождения!
Примечания:
1. Богоматерь скорбящая (лат.).
2. То есть 40 дней, которые прошли со времени опубликования манифеста — 19 февраля 1861 года — до расстрела мирных жителей в Варшаве.
3. Имеется в виду царский наместник в Польше генерал-адьютант М. Д. Горчаков и его двоюродный брат, министр иностранных дел А. М. Горчаков, разославший всем европейским державам дипломатические ноты с содержанием указа Александра II о новом государственном устройстве Польши. В нотах заявлялось об отеческой любви царя к польскому народу и о намерении его улучшить положение поляков «в границах справедливости и возможности».
4. Речь идёт о генерале С. А. Хрулёве, представлявшемся Герцену случайной фигурой в «усмирении поляков». А между тем свою военную карьеру этот севастопольский герой начал прапорщиком в артиллерийской роте, которая в 30-х годах находилась на границе Польши. «Польское восстание 1831 года было началом боевой деятельности Хрулёва», — сообщает его биограф.
5. высокое дипломатическое искусство? (нем.).
Печатается по: ГЕРЦЕН А.И. Сочинения. Том седьмой. Статьи 1853-1863 гг. Государственное издательство художественной литературы. М. 1958. С. 362-366
